Дмитрий Черкасов - Записки Джека-Потрошителя
— Не уверен, что скоро найду время и средства, чтобы привести все в порядок, — говорит Дарлинг, — но должен признаться, мне здесь нравится. Знаете, джентльмены, я сугубо практичный человек. Однако едва я переступил порог этого дома, как меня охватило странное чувство. Мне показалось, что я уже был здесь когда-то, уже видел эти комнаты, мебель, эту резьбу на стенах. Я даже мог сказать заранее, как будут скрипеть старые ступени на лестнице.
Они действительно скрипят, когда из темной прихожей новый владелец и его гости поднимаются на второй этаж. Сквозняк заставляет трепетать пламя свечей, ветер надрывно завывает над домом — буря набирает силу.
— Черт возьми, — восклицает Стивен. — Это настоящий дом с привидениями. И если их здесь нет, то стоило бы выдумать. Слышите! — Он хватает за руку Дарлинга.
В одной из комнат раздаются звуки, похожие на всхлипы. Писатель с улыбкой подходит к двери и распахивает ее настежь. За ней пустая мансарда, широкие окна которой почти полностью скрыты за ветвями раскидистого дуба. Звуки обрываются, когда гости входят, но спустя мгновение раздаются снова.
— Ветки! — поясняет хозяин. — Это ветки скребут по стеклу.
Да, это ветви дуба, отяжелев от дождевых капель, прижимаются к окну, ветер раскачивает их, вызывая неприятный звук, который вновь и вновь возникает в продолжение всего того времени, пока джентльмены осматривают мансарду.
— Я ненавижу эту погоду! — сообщает Сикерт. — Невозможно угадать, где тебя застанет ливень.
В небе над домом грохочет гром. Томпсон боязливо ежится и смущенно посматривает на остальных. Он боится грозы. Немногим позже хозяин и гости спускаются снова вниз и располагаются в библиотеке.
— Вы рассказывали по дороге, что в доме не осталось зеркал, — напоминает Джеймс Стивен.
— Прежний хозяин разбил их все, прежде чем сошел с ума, — поясняет Дарлинг. — Вероятно, он видел в них что-то, что его пугало. После убийства здесь все было усыпано осколками!
— Неужели вы будете жить здесь один? — спрашивает Томпсон с нервным смешком. — Говоря откровенно, ваш дом очень напоминает замок из романа Уолпола. [5]
— Со мной Белл, — Дарлинг указывает на пожилого слугу, который как раз появляется в библиотеке, чтобы подать чай.
Томпсон пожимает плечами. Какими бы достоинствами ни обладал Ангус Белл, но его бесстрастное бледное лицо столь же уныло, как этот старый особняк.
— Убийство случилось не здесь? журналист оглядывает библиотеку.
— Нет, на лестнице… Он вытащил ее на лестницу и ударил ножом. Возможно, кстати, что именно этим…
Дарлинг поднимается, чтобы показать гостям небольшой острый нож с костяной рукояткой, лежащий на книжной полке.
— Я нашел его случайно, когда передвинул столик в прихожей возле лестницы. Показательно, что полицейские так и не сумели его найти. Думаю, это и есть тот самый нож, на нем были следы крови.
Томпсон держит нож двумя пальцами.
— Почему вы не передали его полиции?
— Зачем? Это любопытная находка, но полиции она совершенно ни к чему, ибо убийца уже получил по заслугам.
— Вы полагаете? — спрашивает Сикерт. — Разве он был судим и казнен? Мне кажется, ему удалось сбежать.
— Вы забываете о Божьем суде, — напоминает Джеймс Стивен, — к греху убийства он добавил еще один, не менее тяжкий в глазах Создателя, если, конечно, вы не подвергаете сомнению христианскую доктрину.
Художник презрительно кривится.
— Я вам уже говорил, Джеймс, что ваши проповеди звучат издевательски. Я не верю, что человек с вашим умом и способностями может всерьез рассуждать на такие темы. Или у вас опять обострились боли? Я знаю, люди становятся набожными в несчастьях, но я умоляю вас держать себя в руках, иначе вы становитесь невыносимы.
Стивен не спорит, но его лицо на мгновение искажается. Дарлинг, как и полагается радушному хозяину, старается разрядить обстановку:
— Знаете, совершенно неожиданно для себя я обнаружил в библиотеке кое-какие бумаги Беккета, первого владельца поместья. Это весьма кстати, что наследники не проявили никакого интереса к этим документам.
— А этот Беккет… — Сикерт морщит лоб.
— Нет, он не имеет никакого отношения к Томасу Беккету, архиепископу Кентерберийскому, масштабы его злодейства гораздо скромнее.
— Однако! — поражается Джеймс Стивен. — Впервые слышу, чтобы злосчастного Томаса Беккета причисляли к злодеям. Вы полагаете, что мученика можно поставить на одну доску с безумцем, вроде того, что зарезал здесь свою супругу, или убийцей из Уайтчепела?!
— Я думаю, злодейство той или иной личности должно измерять не количеством нанесенных ею ударов. По совести говоря, люди, которых вы упомянули, — всего лишь больны. А вот архиепископ Беккет должен был бы занять далеко не последнее место в списке величайших преступников в истории. В конце концов, именно из-за него эта страна погрузилась в смуту и раздоры… Но мы отвлеклись от нашего Джона Беккета! Он родился в 1666 году, в год великого лондонского пожара, и был твердо убежден, что это событие явилось результатом деятельности неких демонических сил. Получил медицинское образование и занимался врачебной практикой в Уэльсе до 1702 года, когда вынужден был переехать в Лондон. Беккет не распространяется в своих записках о причинах переезда, но похоже, что на старом месте он вызвал неудовольствие местной общины.
— Религиозный фанатик? — уточняет Уолтер Сикерт.
— Нет, совсем напротив — насколько можно судить по его запискам, которые я упомянул. Слог в них архаичен, а стиль чудовищен, что, впрочем, неудивительно. Если им верить, сэр Беккет уделял больше времени упражнениям в черной магии, нежели стилистическим упражнениям. Я не буду утомлять вас, зачитывая отрывки, скажу лишь, что это исключительно забавное чтение. Этот человек перебрал, кажется, все чудовищные рецепты Средневековья, там есть вещи, о которых он даже не смеет писать, обходясь исключительно намеками.
— Магия?! — переспрашивает Стивен. — Ваш Беккет пытался превращать металлы в золото?
— Боюсь, его интересы простирались гораздо шире, он пытался связаться с потусторонним миром, призывая различных духов и демонов. Впрочем, в наше время, насколько я могу судить, он нашел бы немало сочувствующих среди теософов, мистиков и спиритуалистов.
— Да-да… Любопытно, что в наш просвещенный век вся эта чертовщина переживает своеобразный ренессанс! — Судя по тону, Стивен явно одобряет эту тенденцию. — Вы тоже собираетесь написать о магии и чудесах?
— Нет, я работаю над книгой, посвященной истории Англии. Добросовестное историческое исследование принесет больше чести сочинителю, чем популярный роман или очередной теософский вздор. Но я рад, что в библиотеке сохранились книги Беккета, они представляют теперь известную ценность, и похоже, что последний владелец их тоже прилежно изучал. Они лежали на его столе, и я нашел свежие пометки на некоторых страницах.
— Что за книги? — уточняет Стивен.
— Первое издание «Молота ведьм», «Ярость ламии», «Таинственные черви» фон Юнтца, сочинения Жана Бодена и еще много подобных им. К сожалению, я не смог отыскать все книги, упомянутые в записках, — похоже, они исчезли из дома еще раньше.
— Да, что и говорить — изысканное собрание. Монтагю Джеймс, мой кембриджский товарищ, был бы счастлив взглянуть на них, он увлечен всеми этими историями о колдунах и призраках.
После упоминания имени известного автора мистических рассказов разговор вполне естественно переходит к разного рода загадочным историям и явлениям.
— Я не склонен впадать в мистицизм, но иногда мне кажется, — сообщает писатель, — что некая невидимая рука хранит меня от всяческих бед. Я, кажется, не рассказывал вам, но семь лет тому назад мне посчастливилось выжить во время чудовищного крушения поезда! Помню искалеченные тела, кровь, женщину, с лица которой была содрана вся кожа, мертвых детей. Я остался жив среди этого ада… В те дни я часто задавал себе два вопроса. Почему Господь позволил всем этим людям умереть? Не могло же быть, чтобы на этом поезде нарочно были собраны грешники, как на корабле из одного старого анекдота. И второй вопрос — почему Он сохранил мою жизнь?
— И вы не нашли ответа?
— Нет, разумеется. Жизнь вошла в привычное русло, я женился, развелся, основал дело, прогорел и успел заложить кое-что из движимого имущества, когда пришла весть о наследстве. Это тоже было похоже на своего рода чудо.
— А вы, Уолтер, верите в чудеса? — интересуется Томпсон у художника.
— О, нет, я прирожденный скептик, хотя мне всегда казались притягательными старинные суеверия и легенды. Помнится, ребенком я разыгрывал сцену из «Макбета» в заброшенной каменоломне. Мои сестры изображали ведьм, и не могу сказать, что это им нравилось.
