Татьяна Полякова - Мавр сделал свое дело
— Конечно.
— Тогда достаточно накрыть маленький столик, и затрат практически никаких. Небольшой оркестр, который сыграет Мендельсона и, если понадобится, Шопена.
— А еще лучше приземлиться на крышу, — озарило Таньку. — И там столы накрыть. Супер.
— Тогда Мендельсона не надо, один Шопен.
— Почему?
— Зачем понапрасну инструменты истязать?
Танька выдала еще несколько гениальных мыслей, чему я не препятствовала, увлечется, и мы, возможно, никуда сегодня не поедем. Но тут сестрица взглянула на часы, бойко вскочила и гаркнула:
— Погнали.
— Как считаешь, мне понадобятся какие-нибудь вещи? — подала я голос.
— Ага, — кивнула Танька. — Собери что-нибудь.., и мне прихвати самое необходимое. Я о вещах не подумала, а едем все же на три дня.
Я, не особенно торопясь, собрала сумку, уже не веря, что удастся избежать поездки, и мы покинули квартиру.
День был восхитительным, солнце светило, завтра обещали двадцать пять градусов, и у меня, конечно, были планы… Я тихо вздохнула, боясь, что Танька услышит и уличит меня в отсутствии сестринских чувств.
Возле подъезда стояла «Альфа-Ромео», принадлежащая Витьке. На ней вот уже полгода ездила сестра. Я тоже мечтала о машине, сгодились бы и старенькие «Жигули», но пока и на них денег не хватало, а занимать я не люблю. Как известно, берешь чужие, а отдаешь всегда свои. Однако, когда Танька возила меня на своей машине, сердце мое переполнялось гордостью и восторгом.
— Красавица, — не удержавшись, прошептала я.
— Кто? — навострила уши Танька.
— Машина.
— А-а.., мне «тэтэшка» больше нравится. Вот если отвалят нам наследство, куплю себе «аудюху», Витьке «Хаммер», а тебе эту подарю.
— Зачем Витьке «Хаммер», он и на этой ездить боится.
— Может, на «Хаммере» бояться перестанет. Все-таки ты всех давишь, а не тебя. Как думаешь?
— Витьке лучше ездить на велике и по тротуару.
— Согласна, — кивнула Танька, которая трезво оценивала шансы возлюбленного.
Она плюхнулась на сиденье, завела мотор и сразу же закурила. Курить она себе позволяла даже в присутствии родителей, которые являлись сторонниками здорового образа жизни.
— Курить — здоровью вредить, — пискнула я, не особенно надеясь, что мои слова произведут впечатление. «Таня лучше знает, что делать со своим здоровьем», — ответила мама и на следующий день купила пепельницу. На этом моя борьба с вредными привычками сестры закончилась. Табачный дым я не выносила, но так как Таньке было на это наплевать, просто открыла окно.
— Поехали, — кивнула она, а я пристегнула ремни, в машине с сестрой, как в самолете, правилами лучше не пренебрегать.
Через пять минут я вжалась в кресло, через десять зажмурилась, но потом пообвыкла и стала смотреть на мир с оптимизмом.
— Слушай, — нарушила молчание Танька. — Надо бы венок купить.
Я от неожиданности поперхнулась, но через минуту смогла спросить:
— Зачем?
— Ну, вроде к покойнику едем.
— Ты ведь говорила, что будут и живые.
— Точно. Но дядька-то помер, и тут без венка никак.
— Его похоронили?
— Само собой.
— Тогда какой венок? Давай купим цветов.
— Спятила? У него что, день рождения?
— Я уважаю твой ум, но могилы посещают с цветами, а не с венком.
— Ты уверена? — нахмурилась сестра.
— Абсолютно.
— Тогда ладно. Но венок как-то солиднее, сразу видно, что мы скорбим и для покойника денег не жалеем.
— Если мы приедем в дом с венком в руках, то будем выглядеть по-дурацки, — упрямилась я.
— Не пижонь. Надо выглядеть естественно, — не унималась Танька. Я хотела спросить, что она имела в виду, но быстро одумалась.
— Венок так венок, — вздохнула я.
* * *Хотя сестрица и сказала, что едем мы в пригород, данное утверждение было не совсем верно. Мы миновали стелу с названием нашего славного города, далее начинались садовые участки, и я с тоской подумала: а что, если в наследство Витька получит один из этих теремков за окном? Не видать Витьке «Хаммера», а мне «Альфа-Ромео». Я вздохнула, но голос подать не решилась
Тут Танька свернула, но ясности это не внесло, потому что в той стороне никакого пригорода тоже не было. Справа возник хлебозавод, потом еще какие-то сооружения, а сестрица произнесла:
— Надо было через мост ехать, получилось бы ближе.
— А куда едем? — не выдержала я.
— В Дубровку.
Назвать Дубровку пригородом могла только Танька, село находилось километрах в двадцати от города. Но место это облюбовали люди не бедные, и я вновь взглянула на машину с вожделением. Правда, тут же себя одернула. Богатые люди жили возле озера в заповедной зоне (почему в заповедной, вопрос не ко мне, а к нашему губернатору). Сам поселок был довольно большим, в нем даже фабрика имелась. Соответственно жили там и люди небогатые, и дома тоже были разные. Наследством может оказаться деревянная избушка с палисадником и козой на привязи. Травить дядю из-за такого счастья, на мой взгляд, неразумно, но о вкусах не спорят.
За окном мелькнуло кладбище, затем указатель «Дубровка». Только я с облегчением подумала: «Как хорошо, что Танька о венке забыла», как она резко затормозила, а взгляд мой уперся в кирпичную коробку с надписью «Ритуальные услуги».
— О, — удовлетворенно кивнула сестра. — На ловца и зверь.
Мы вышли из машины и направились к дубовой двери, гостеприимно распахнутой. Толстая тетка сидела за стойкой. По тому, как радостно она вскочила, увидев нас, стало ясно: народ здесь жил крепкий и хоронили, должно быть, редко.
— Здравствуйте, — запричитала она. — Чем интересуетесь?
— Да нам бы это.., венок, — после непродолжительной душевной борьбы изрекла Танька. Я закатила глаза и отошла к окну. На соседней кирпичной коробке красовалась надпись: «Бар». Напротив весело подмигивала полуголая девица на фасаде, вокруг ее головы поблескивали буквы.
— Кафе «Версаль», — прочитала я и вздохнула.
— Венки у нас свежие, — суетилась тетка. — Вот, посмотрите…
В углу стоял необъятных размеров венок, искусственные цветы по полю из лапника.
— Иголки будут по всей машине, — прошипела я, в мечтах успев увидеть «Альфа-Ромео» своей. О том, как мы появимся на людях с этим страшилищем, даже думать не хотелось.
— Великоват, — задумчиво изрекла Танька.
— А вот, смотрите, — заскользила тетка вдоль стены, рекламируя свой товар. Я напомнила себе, что спасение утопающих дело рук их самих, и решительно шагнула вперед.
— А есть у вас что-нибудь натуральное?
— Вот елочки, посмотрите. На любой могилке смотрятся прекрасно.
— Может быть лучше цветы?
— И цветы есть.
Тетка метнулась в соседнее помещение, куда вела арка, и тут же возникла с розами из белой бумаги, сплетенными в венок.
— Живых цветов нет? — загрустила Танька, пытаясь сделать нелегкий выбор между елками и бумажным шедевром.
— Живых не держим. Вянут быстро. А этот до зимы пролежит, а может, и больше. И не украдут, если чем-нибудь к памятнику прикрутите. А в живых цветах какой толк? Раз — и нет их. Берите, не пожалеете.
Тетка так проникновенно улыбалась, с мольбой протягивая руку с веночком, что Танькино сердце дрогнуло.
— Давайте, — вяло согласилась она, а я порадовалась: эту гадость можно незаметно выкинуть, все лучше, чем страшилище в углу.
Мы расплатились. Слегка раздосадованная Танька не придумала ничего лучшего, как водрузить венок себе на голову, и спросила:
— Ну, как я тебе?
— «Весна» Боттичелли.
— Не выражайся. Уж если ты младшая, будь добра относиться к сестре с уважением.
— Боттичелли — это итальянский художник, — начала оправдываться я.
— Чем у тебя только голова забита? — посетовала Танька, сняла венок, повертела его в руках и вздохнула:
— Убожество и никакого художества. В приличный дом с ним могут и не пустить.
— Надо было купить букет…
— Ну нет здесь цветов, нет… — Тут сестра замерла, приоткрыв рот, а я пожала плечами. Метрах в десяти от нас в тенечке сидели старушки в количестве четырех человек и торговали розами. Цветочки были как на подбор и радовали глаз разнообразием оттенков. — Вот видишь, и никаких проблем, — обрадовалась Танька и зашагала к старушкам. Мы немного попререкались на тему, четное или нечетное количество роз следует покупать. Старушки внесли в наш спор ясность, мы обзавелись букетом и направились к машине.
Вдруг раздался душераздирающий треск, который стремительно приближался, и через мгновение в облаке пыли очам нашим предстала шестерка затянутых в кожу мужчин на мотоциклах. Бог знает откуда их принесло. Но они вознамерились остановиться возле бара, что и сделали, а наш путь как раз пролегал мимо.
Шестерка выглядела колоритно. Черные кожаные штаны и рубахи в двадцатипятиградусную жару сами по себе впечатляют, прибавьте высоченные сапоги с заклепками и прочую атрибутику, а теперь вообразите, какой от этой кавалькады шел запах, если учесть, что пиво ребята уважали, а баню, скорее всего, нет. Романист назвал бы это крепким мужским духом, Танька выразилась проще:
