Сергей Белан - Ресурс Антихриста
Едва они вышли из подъезда, как тут же наткнулись на компанию вчерашних девиц в полном составе, бодро топавшую им навстречу. В двух сумках, которые они тащили, угадывалось наличие провизии.
— Ба! Знакомые все лица! — на все тридцать два своих великолепных зуба ощерился мгновенно преобразившийся Гриф. — А наказ про водочку не забыли?
Получив поспешные заверения, что все сделано, как было велено, Гриф великодушно позволил им часика полтора подождать возвращения «киногруппы» у подъезда, скупо пояснив, что они едут знакомиться теперь уже с вечерней натурой, на что Аркаша с усмешечкой добавил:
— Тут должен наш продюсер подойти, так вы его пока поразвлекайте. Он персона важная и от его мудрых решений для вас многое зависит, но…
— Но… — не дал ему закончить Гриф. — Но водку без нас не пить! Когда заговорщики немного отошли, он презрительно хмыкнул: — Пришли! Во, дуры! — И тут же притворно вздохнул: — Нет, я знал, что придут. Те, кто хоть раз вкусил муки настоящего творчества, уже без этого не могут. Ну, что ж, вернемся, будем репетировать…
4
Попутчик, занявший место в автобусе рядом с Верховцевым при выезде из Симферополя, оказался человеком очень общительным и словоохотливым. На вид ему было около двадцати пяти. Густая грива длинных вьющихся волос, правильные и даже утонченные черты лица наводили на мысль, что он принадлежит к кругу людей свободной профессии, но когда взгляд Верховцева упал на его руки, он сразу отмел подобные предположения. Они явно не могли быть руками художника или музыканта — широкая кисть, крупные пальцы со следами въевшихся масел и ржавчины. Характерная окраска кончиков пальцев выдавала в нем завзятого курильщика дешевых крепких сигарет.
Тот, едва сев рядом, без обиняков, по-простецки поинтересовался:
— До Феодосии едешь?
— До Феодосии, — ответил Олег.
— А я до Старого Крыма.
— А где это?
— Ты что, не из наших?
— В каком смысле? — спросил Олег.
— Ну, в смысле, не крымчанин?
— Нет, приезжий.
— Понятно. Старый Крым — это не доезжая Феодосии. Ну, все равно, нам еще больше двух часов пилить, так что давай знакомиться — меня Толян зовут.
— Олег, — представился Верховцев, пожав протянутую руку.
— Это дело надо обмыть, — торжественно объявил новый знакомый и, проворно запустив руку в свою спортивную сумку, выудил из нее литровую бутылку с прозрачной жидкостью. — Во, бимбер! Вещь вообще-то убойная, три пятерки, предупреждаю сразу, но чистая — слеза богов и пьется, как нектар, отвечаю. Дед Христофор гонит, а это фирма — качество гарантировано.
— А бимбер, это что? — полюбопытствовал Верховцев.
— Бимбер значит самогон, — пояснил Толян. — У нас его так в обиходе называют.
— Название звучное, можно сказать, поэтическое, — заметил Верховцев. — А что означают три пятерки?
— А это совсем просто — пятьдесят пять с половиной градусов.
— Даже с половиной? — усомнился Олег. — Ну, ваш дед Христофор просто ювелир бродильно-перегонного процесса.
— Не, все четко, с точностью до второго знака, — горячо заверил Толян, поднимая бутылку над собой. — Погляди, тут пить нечего, до Старого Крыма мы ее и уделаем.
— А в откат не уйдем?
— Без закусона можно и скопытиться, — ответил тот, вынимая из сумки дорожный пластмассовый стакан и пару газетных свертков, — но у меня ж на это мероприятие рафаэлло припасено, а с ним проблем не будет, проверено мировой практикой.
Верховцев удивился и уже приготовился сделать комплимент, мол, красиво, господа, живете, дорогим импортом самогончик заедаете, но тут Толян развернул сверток.
— Во, наше хохляцкое рафаэлло! — Он кивнул на находившиеся внутри бутерброды. — Хлеб, лук, а сверху сало — белоснежное чудо фирмы Феррари, без миндаля, тает во рту, а не в руках…
— Да, ребята, с юмором у вас здесь все в порядке, — Олег не удержался от смеха. — С Западом конкурируете на равных, спуску не даете.
— Да задолбали этой рекламой, телек включить нельзя, — беззлобно ворчал Толян, булькая самогон в посудину. — На бабу свою вечерком залезешь, а с экрана: «Если вы проголодались — „Сникерс“!..» Женка хохочет — тут уж не секс получается, а фарс какой-то, е-мое… Ну ладно, полный вперед! Чтоб сомнений не было, пью первый, а ты пристреливайся. Ну, три-восемь, понеслась!
Он сделал выдох и лихо, по-гусарски, влил в себя грамм сто пятьдесят высокоградусной жидкости. Затем крякнул, куснул «рафаэлло», и снова наполнив стакан, передал Верховцеву со словами:
— Делай с нами, делай как мы, делай лучше нас! Так ты откуда, говоришь, Олег, будешь?
— С Прибалтики, из Риги.
— Тогда вперед, депутат Балтики, не опозорь Балтийский флот!
Олег собрался с духом и флот не опозорил. Бимбер, против всех ожиданий, оказался штуковиной вполне достойной.
— На, закусывай! — Толян протянул ему «рафаэлло» и крупную помидорину. — Ну, как, ничего?
— Зело борзо! — похвалил Верховцев, зажевывая питие бутербродом.
— Вот видишь… Фух, а мне полегчало! Два дня подряд племяша в армию провожали, сегодня с утреца даже трясун бил, а теперь нормальненько, отпустило. Ох, и голливудили на проводах, конец света!
— Голливудили, это с чем едят? — осведомился Олег.
— Ах, да у вас там, наверное, другие приморочки, свои… Голливудили — это вроде как гуляли, точнее кутили. Словом, это проводы, плавно переходящие в необузданную пьянку. Народу было, почти вся наша улица и знаешь, что самое интересное?.. Не, не то, что по пьяни кое-кто в разборы полез хари друг другу чистить, а то, что заметил я — девки молодые лет по шестнадцать — восемнадцать, водяру, собаки, пьют наравне с мужиками, а держатся покруче, почти не косеют, еще и фору дать могут. Мужики здоровые ломаются, кто в кусты блевать, кто спагетти из соплей со слюнями на кулак наматывает, кто банально мордой в салат, а девки, как одна, хоть бы хны. Во, поколение, блин, подрастает, чего от таких ждать, когда замуж повыходят. Когда мужик один в семье глушит, это еще куда ни шло, а если вторая половина в рот палец не засунь?!
— Ну, тебе, я понял, это не грозит, — промолвил Верховцев, которому от стартовой ударной дозы сразу похорошело.
— Да, у меня уж дочке два года, — ответил он с какой-то особой гордостью. — Думаю теперь вот сына зарядить.
— Хорошее дело, наследник обязательно нужен.
— Только наследовать пока нечего и будет ли что по такой жизни — большой вопрос. Я вот, к примеру, еще при деле, работаю, так концы с концами как-то сходятся, а многие кореша мои бьются, бьются, хоть локти кусай, нигде не пристроиться, не приткнуться. А жить-то как-то надо, семью кормить надо.
— А чем ты занимаешься?
— Да артель у нас небольшая — я с кумом и еще два человека. Мы ее меж собой артель «гробы-моторы» называем. А если серьезно, то профиль у нас такой: перематываем электродвижки, электротехнику кое-какую чиним и еще памятники на могилы отливаем. Из крошки.
— Ну, и как заработки, хватает?
— Я ж и говорю, на плаву вроде держимся, но разве наш карбованец это деньги — нет, это не деньги. Тьфу, только для задницы и годятся. У нас же все миллионеры, а нищих пруд пруди. Это ж нарочно не придумаешь, миллионер — нищий! У пенсионеров пенсия — два кагэ масла. Ха-ха! Хитрый лис наклепал фантиков, а новый керивник теперь их на туалетную бумагу. Как говорится, отходы в доходы, чтобы снова в отходы. И еще, как говорится: между первой и второй перерывчик небольшой. Ну, что, повторим?
— Только по половинке, — предупредил Верховцев, — а то не знаю как ты, а меня точно в Феодосии выгружать придется.
— Не бойсь, я за бимбер отвечаю, — успокоил его Толян.
После очередной порции горячительного краски запоздалой осени за стеклом автобуса, высвеченные щедрым солнцем, сделались еще ярче, веселые солнечные зайчики стали носиться по салону еще резвей.
— Да, странная житуха сейчас наступила, на нее трезвым глазом смотреть, ну, никак невозможно, — ударился в рассуждения Толян. — Наверное, потому и квасит народ без удержу.
— Да, на бывшей одной шестой к этому делу всегда особый интерес соблюдался, — уточнил Верховцев. — От Молдовы до Чукотки нет напитка слаще водки. А ведь все равно, сколько ни пей, хоть залейся — водкой проблемы не решить, ни личные, ни государственные.
— Оно-то так, — почесал за ухом Толян, — но есть одно «но», пострашней беды любой будет — народ веру потерял, никто ни во что!.. Тянет шагреневую кожу каждый на себя, на шматки ее раздирают. Кто до власти дорвался — ворует по-крупному; кто по земле пешком ходит — подметает по мелочам, крохи, что от хищников после их пира со стола скатились. Эта массовая прихватизация как зараза, как эпидемия, каждый только и думает, как бы свой кусманчик не упустить. Ну, и сам невольно под этот психоз подпадаешь. Недавно, вот, дружки подбили за виноградом набег сделать. Бизнес намечался — виноград отвезти в Запорожье и загнать. Ну, сделали… Рассказать?