Татьяна Полякова - Караоке для дамы с собачкой
— Убив Никитина, ты сразу отправился к Филиппову или для начала побеседовал с его шофером?
Саша поморщился, но тут же выдал ослепительную улыбку:
— С тобой неинтересно. Ты действительно всегда все знаешь.
— Значит, все-таки начал с шофера?
— Когда Светка сказала, что к ней приехал гость из Москвы, я им заинтересовался. Выглядело занятно: шофер Филиппова с наклеенной бородой приглядывает за Светкой.
— Тебя не посетила мысль предупредить ее? — Вопрос был излишним, и Лукьянов даже не думал на него отвечать.
— Она меня подозревала, хотя делала вид, что верит мне безмерно.
— Она действительно любила тебя, — не выдержала я, хотя говорить ему об этом — напрасный труд.
— Возможно. Но я ее об этом не просил. У каждого своя голова на плечах. Твой Тагаев рассказал ей обо мне. Могла бы сообразить… В общем, я обоснованно предполагал, что шофер прибыл по мою душу. Когда я уберу Никитина, он уберет меня. Но он убил Светку. Я хотел знать, что происходит, и немного побеседовал с парнем.
— Беседовать у тебя хорошо получается, — вслух подумала я.
— Ему за риск доплачивали.
— Зачем Филиппов приказал убить ее?
— Ты меня вообще-то слушаешь? — возмутился Лукьянов.
— Слушаю, и очень внимательно. И вот что тебе скажу: либо Ларионов врет, либо Филиппов спятил. Чтобы тебя подставить, девушку убивать было ни к чему, достаточно просто позвонить в милицию.
— Ты плохо знаешь Филиппова, а я знаю его очень хорошо. Он рассчитывал, что начнется следствие и неизбежно выйдет на меня. Он тянул с убийством Никитина для того, чтобы дать вам время. И если бы вы меня взяли, Филиппов остался ни при чем. Он чувствовал себя в безопасности.
— Это я заметила. Бедняга не предполагал, что ты займешься его шофером.
— Вот-вот, Он даже свою любовницу не пожалел и послал шофера грохнуть ее, чтобы все было шито-крыто.
— Зачем ее было убивать?
— Она Светке звонила, а трубку снял этот недоумок. Она узнала его голос, удивилась: что шофер ее любовника делает у ее подружки? Он что-то наплел ей, но после убийства, когда она примчалась сюда, забеспокоился.
— И, узнав все это, ты со спокойной душой выполнил приказ, а потом пристрелил Филиппова?
Лукьянов засмеялся, но смотрел на меня сердито.
— А как же Тагаев? — спросил он весело.
— Тагаеву убивать ни к чему. Для начала он взглянул бы на бумаги, а ты сам только что сказал, там сущая ерунда. Из-за ерунды рискует только дурак.
— А твой Тагаев умный?
— Лучше скажи, на кой черт ты застрелил Филиппова? Ведь знал же, что подписываешь себе приговор?
— Знал. Во мне сильна жажда справедливости. Не веришь? Правильно. Мы с ним давно друг друга не жаловали, но он не наглел, понимая, что не один он принимает решения. Терпел дядя долго, но не вытерпел. Ну а я здорово разозлился. Пошел и шлепнул его. И честно скажу: не жалею. Редкая гнида.
— Да-а, — протянула я, немного помолчав. — Я надеялась, что все не так скверно, а оказалось даже хуже.
— Извини, что не порадовал.
— Допустим, с Дедом мы сторгуемся, но сможет ли он защитить тебя от своих московских друзей?
— Вряд ли, — покачал головой Саша. — Зачем ему ввязываться?
— Зачем? Затем, чтобы компромат был у него, а не у дружков.
— Глупо рассчитывать на твоего Деда, и ты это знаешь не хуже меня. Не пристрелят сегодня, так пристрелят завтра. Выход один: сматываться.
— Деньги у тебя есть или в самом деле все проиграл?
— Я не азартен. Деньги будут. А еще мне нужны документы. Надежные. На это уйдет время.
— С бородой и усами да еще в парике тебя не узнать. Что за глупость показаться в таком виде Ларионову? — посетовала я.
— Ну так не зря показался, пусть ищут шатена с бородой и усами, а мы еще что-нибудь придумаем. Скажи мне вот что: поедешь со мной?
— Ты серьезно спрашиваешь? — не поверила я.
— Поедешь или нет?
— Поеду.
— Ты чокнутая. Это в общем-то печально, но для меня, наверное, хорошо. — Он протянул руку и коснулся моей щеки. Он собирался еще что-то сказать, но не успел, зазвонил мой мобильный.
— Где ты? — сердито спросил Вешняков, забыв поздороваться.
— Далеко, — ответила я, по понятным причинам не желая вдаваться в подробности.
— Ты что, охренела совсем, твою мать? — орал Артем мне в ухо. — У тебя вообще мозги есть?
— Может, скажешь, что случилось? — сиротски спросила я.
— Совести хватает спрашивать. Ольга, я тебя… Христом богом прошу, не дури.
— Не буду. У тебя все?
— Чего — все? У меня сплошная головная боль. Фотографию по телику показали, два десятка звонков, и все без толку.
— Не везет, — посочувствовала я.
— Когда дома появишься? — спросил он чуть спокойнее.
— Появлюсь. Лялину привет.
Я отключилась и взглянула на Лукьянова, который прислушивался к нашему разговору с насмешливой улыбкой.
— Друг призывает одуматься?
— На то и друг. Чем я могу тебе помочь?
— Надо навестить одного человека. Самому мне там появляться не стоит. Передашь от меня привет, он все поймет. Зовут его Валентин, запоминай адрес. — Адрес я, конечно, запомнила. — Я тебя довезу до шоссе. Дальше автобусом. Твою одежду я выстирал и высушил. Можешь отправляться прямо сейчас.
Я поднялась и пошла переодеваться. Когда я вернулась, Саша ждал меня в холле, уже в куртке. Я стояла на крыльце, ожидая, пока он выедет из гаража. День опять выдался мглистый, по календарю скоро зима, но ей еще даже, не пахнет.
Возле выезда на шоссе Лукьянов развернулся.
— Топай.
Я взялась за ручку двери, не удержалась и посмотрела на него, хотя делать этого не собиралась. Надо было просто выйти и двигать к шоссе, а не смотреть так, будто подаяние просишь. Он взял меня за ворот куртки, притянул к себе и быстро поцеловал.
— Почувствуешь неладное, сразу отбой. Парень наша последняя надежда.
— Мне возвращаться сюда? — спросила я, боясь услышать «нет».
— Я позвоню.
Я кивнула, подумала и сама поцеловала его, поспешно выбралась из машины и побежала к шоссе. Не хотела оборачиваться, но все же обернулась, машина как раз скрылась за деревьями.
Метрах в тридцати от того места, где меня высадил Саша, была автобусная остановка, к ней я и направилась. Ждать автобуса пришлось недолго, и через несколько минут я уже дремала, устроившись возле окна. На Вокзальном спуске я вышла и направилась к супермаркету, третий дом был сразу за ним. Я прошла вдоль кованого забора, поглядывая на окна, жалюзи опущены. Я дошла до конца улицы, рассматривая витрины магазинов. Надо решаться. Повернула к третьему дому. Калитка была снабжена домофоном, я позвонила и услышала мужской голос.
— Вы к кому?
— К Валентину.
— Я вас не знаю, — помедлив, сказал он.
— Это не беда, можно познакомиться.
— Хорошо. Заходите. — Раздался щелчок, и калитка открылась. По скользкой дорожке я прошла к крыльцу. Дверь тоже была открыта. — Заходите, — позвали из глубины дома.
Конечно, я не Штирлиц и выставлять цветы в окнах явочной квартиры меня никто не учил, но должна же я была что-то почувствовать? Но не почувствовала. То есть озарение пришло, но слишком поздно. Я взялась за ручку двери, потянула ее на себя и оглянулась, возле калитки возник молодой человек. Он стоял, сцепив руки, и благожелательно улыбался мне. «Приехали», — пронеслось у меня в голове, но в дом я все-таки вошла, потому что выбора уже не было.
Не успела я сделать и двух шагов в холле, как меня сбили с ног ощутимым ударом по затылку. Я устроилась на полу, тряся головой и пытаясь избавиться от звона в ушах. Труд напрасный, мне добавили, и зазвенело еще громче. После этого навернули ботинком по ребрам, и уши перестали меня волновать, как орган менее значительный. По ребрам двинули раз пять, и мысли о здоровье меня оставили, тут бы воздуха успеть глотнуть. Когда я и мечтать об этом забыла, наступил перерыв.
— Ну что, — услышала я родной голос. — Помнишь, что я тебе обещал?
Я приподняла голову и смогла лицезреть мордастого парня, который любезно оставил мне номер своего сотового. А я им так и не воспользовалась. Должно быть, на это и гневается человек. Рядом с ним замерли еще двое. Смотрели на меня вроде бы с интересом, но, на мой взгляд, с излишней суровостью.
— Где Лукьянов? — перешел к делу мордастый и, желая сделать вопрос понятней, наступил каблуком на мою ладонь.
— Не знаю. — В тот момент это был самый скверный ответ, что мне было хорошо известно, да вот беда, другого-то не было, я и ответила. Пальцы хрустнули.
Дальше стало хуже. Поначалу я сцепила зубы, чтобы не кричать и не радовать мордастого, но быстро поняла, что переоценила свои возможности, и, наплевав на гордость, принялась орать в свое удовольствие. Длилось это долго, хотя, может, мордастый так не думал. Все пальцы на левой руке у меня уже были сломаны и не по одному разу, в запястье руку тоже сломали, хотя я могла с перепугу преувеличивать свои увечья, но боль была страшная. Мордастый, звали его, кстати, Денис, что выяснилось позднее, ухватил меня за волосы, ткнул лицом в пол, чудом не сломав нос, и начал ораторствовать: