Евгений Сухов - Блещет золото кровью алой
– Господин Писрро пожелал вам удачи и очень надеется встретиться с вами в Лондоне.
– А когда он летит?
– Следом за вами.
Крепко пожав сомкнутые пальцы, Лозовский сказал:
– Передайте ему, что так оно и будет.
Достав из кармана куртки невзрачную холщовую сумку с каким-то нелепым и замысловатым рисунком, Людмила положила в него опечатанный дипломатический груз: шифр фрейлины императрицы Александры Федоровны и яйцо Фаберже, подаренное когда-то царем Николаем Вторым Григорию Распутину в благодарность за спасение наследника. Помещенный в тесноту и стиснутый со всех сторон непрозрачной холщовой материей, груз как будто лишился своего представительского статуса и угловато выпирал сквозь сумку, словно буханка хлеба.
– Ваш пакет могут вырвать, – сказала переводчица, заметив строгий взгляд Писрро.
– Все обойдется, – уверил Лозовский. – А потом, преступники не захотят международного скандала. Мы пойдем. Ну, чего стоишь, – кивнул он Назару, – хватай дипломатический груз да потопали к выходу!
Протиснулись в открытую дверь, предусмотрительно распахнутую почтмейстером, и, стараясь не поддаться соблазну обернуться на сверлящий взгляд господина Писрро, миновали коридор и аккуратно, взявшись обеими руками за материю, принялись спускаться по лестнице.
Облегчение Лозовский почувствовал, лишь когда оказался на улице. Охранник, стоявший в дверях, доброжелательно закивал им, как старым знакомым, а потом посоветовал:
– Вы бы машину поближе подогнали, чего же по улице тащить.
– Ничего, – успокоил Владлен, – тут недалеко.
Внедорожник с поцарапанным кузовом, наспех заделанным рыжей грунтовкой, среди роскошных иномарок представительского класса, припарковавшихся вдоль обочины, выглядел весьма боевито. С явным облегчением, какое бывает только после хорошо выполненной работы, поставили мешок подле дверцы.
День предстоял длинный, торопиться было некуда.
– Что ты на это скажешь? – спросил Владлен, кивнув в сторону посольства.
– Прошло лучше, чем я предполагал.
– Мне тоже так показалось, – задумчиво протянул Лозовский. – Вот это и настораживает.
– Что именно?
– Как-то уж все гладко. Так не бывает, во всяком случае, я не ожидал такой легкости.
– Может, так оно и нужно. Сколько же можно нам всякие преграды преодолевать. Где-то должно же повезти!
– Тоже верно. Ты дипломатическую почту не потеряла? – ухмыльнувшись, обратился Владлен к девушке.
– Да что ты такое говоришь, – обиделась Людмила. – Вот же она, здесь, – приподняла девушка холщовую сумку.
– Ладно, вижу. Ты только особенно не тряси, а то так и выронить можно. Что же мы тогда господину Писрро скажем? А потом, на яйцо Фаберже у меня имеются определенные планы. Ну, чего стоим? Давай загружаем в багажник!
Взяв мешок за обе стороны, без особого почтения кинули его в багажник.
– Все, поехали! – сел за руль Владлен. – Чего прохлаждаться. Завтра вылетаем, нужно быть готовыми.
* * *Выглянув коридор, Писрро наблюдал за тем, как все дальше с каждым пройденным шагом удаляется от него изумруд Монтесумы. А ведь он находился от него всего-то на расстоянии ладони, достаточно было протянуть руку, чтобы овладеть им. Даже когда Людмила протянула ему ладонь, чтобы он мог удостовериться в его подлинности, он не пожелал взять его в руки, опасаясь, что у него просто не хватит сил расстаться с ним. Достаточно было просто вызвать охрану, и можно было завладеть не только камнем и яйцом Фаберже, но и деньгами, спрятанными в объемной спортивной сумке. Но сложность ситуации заключалась в том, что он не должен был отнимать камень ни при каких условиях – иначе изумруд просто потеряет свою природную первоначальную силу. Следовательно, нужно было набраться терпения и подождать своего часа.
Писрро отбросил от окна занавеску и увидел, что парни, слегка сгибаясь под тяжестью упакованных денег, зашагали к припаркованному внедорожнику. Следом за ними, беспечно помахивая холщовой сумкой, шла девушка. Писрро, не ожидавший такого непочтения к камню великого Монтесумы, невольно скрипнул зубами. Остановившись у машины, они о чем-то негромко переговорили и, забравшись в нее, укатили.
Вытащив из нагрудного кармана мобильный телефон, Писрро быстро набрал номер.
– Макс?
– Да, дон Писрро, слушаю тебя.
– Ты не забыл о моей крохотной просьбе?
В трубке раздался сдержанный смех:
– За те комиссионные, что вы мне обещали, разве такое возможно?
– Так вот, я тебе обещаю комиссионные вдвое больше, если пройдет все так, как планируется.
– Однако! – Но тотчас спохватился. – Конечно, я не буду возражать против увеличения комиссионных, но все-таки с чем связана столь неслыханная щедрость?
– У меня дурное предчувствие.
– Все будет в порядке, дон Писрро, можешь на меня рассчитывать.
– Я очень на тебя надеюсь, Макс, – сказал Писрро и отключил телефон.
– Надеюсь, я вас не разочаровал, господин Писрро, – произнес почтмейстер.
– Проверь, в какой гостинице они останавливаются, мне нужно знать о каждом их шаге.
– Не переживайте, сделаю все, что нужно.
Почтмейстер рядом с доном Писрро, имевшим небольшой рост, смотрелся просто гигантом и, явственно ощущая свое величие, слегка согнул колени, уменьшившись на добрую треть.
Он внимательно смотрел на Писрро. Так взирать может только добрый сторожевой пес, бесконечно преданный своему хозяину. Родригес был как раз из таковых.
– Ты молодец, Родригес, все проделал наилучшим образом. Уже на следующей неделе я тебя вытащу из этой дыры и определю в министерство.
– Я буду вам очень благодарен, дон Писрро, – горячо сказал Родригес.
– Только не нужно меня благодарить, ты мне понадобишься на новом месте.
– Я всегда рад вам служить, дон Писрро.
– А вот это правильный ответ, – улыбнувшись, он слегка потрепал толстяка по щеке, для чего ему пришлось едва ли не встать на цыпочки. – Ладно, мы пойдем, а ты уж занимайся здесь своими делами.
Открыв дверь, он пропустил вперед Крузиту. Цепким взглядом смерил ее фигуру, мимоходом отметив, что за последний месяц она немного располнела (впрочем, некоторая округлость бедер лишь подчеркивала ее фигуру), а потом вышел в коридор сам.
Глава 18
У меня есть выбор?
До аэропорта Хитроу Михаила Пономарева подвозил Александр Шепелев. На душе отчего-то было тревожно, вот только озвучивать перед дорогой невеселые мысли – скверная примета.
Перед самым аэропортом Пономарев велел припарковаться к обочине. Александр послушно прижался к самому краю. Некоторое время Пономарев молчал, погруженный в свои мысли, потом произнес:
– Пока все дела останутся на тебе, я уже отдал распоряжения, – и, увидев, что Шепелев попытался возразить, строго добавил: – Так нужно. Еще непонятно, как там дальше сложится, а надежный человек в наше время – это большая редкость. Когда вернусь, возьму в долю, так что обижен не будешь.
– Даже не знаю, что и ответить.
– Подберешь слова к моему приезду.
– Хорошо, – улыбнулся Шепелев.
– Я пройду пешком, – открыл дверцу Пономарев. – Не провожай меня. Хочу немного прогуляться. И еще вот что, с нашим мексиканским другом держи связь. Я должен быть в курсе всего.
– Хорошо, Михаил Степанович.
До здания аэропорта было метров пятьсот, вполне достаточно, чтобы привести поистрепавшиеся нервишки в порядок. Деловая суета пассажиров подействовала на Михаила Пономарева успокаивающе, осталось только дождаться объявления на посадку, а далее, с бокалом коньяка в ладони, наслаждаться прелестями полета.
Дождавшись, когда самолет Пономарева взмоет вверх, Шепелев вернулся к машине. Уже отъезжая от аэропорта, он услышал телефонный звонок.
– Грег?
– Он самый.
– Это тебя беспокоит дон Писрро. Есть новости по нашему другу Лозовскому.
– Слушаю, – превратился в слух Шепелев.
* * *Сегодня днем в аэропорт Шереметьево должен прибыть Михаил Пономарев. Встреча была запланирована на три часа, так что времени у Ермолаева оставалось не так уж много. При встрече с Пономаревым не следовало ждать лобызаний, какие случаются между старинными приятелями. Пономарев бывал до предела конкретным и мог спросить, так ли старательно отрабатывается обеспеченная жизнь, которую он ему устроил. Следовало что-то отвечать, однако на ум не приходили никакие мысли. В черепной коробке было пусто, как в космическом пространстве. Придется импровизировать на ходу.
Но сначала следовало наведаться в управление и, сославшись на важные дела, отбыть подальше от начальственных глаз.
Подъехав в девять часов к управлению, Ермолаев, как это было тысячи раз, лишь едва кивнув дежурному на входе, хотел пройти мимо, но вдруг натолкнулся на заблокированную вертушку.
– Ты спишь, что ли? – недовольно спросил он старшего лейтенанта, сидевшего на КПП.
