Ирина Лаврентьева - Круг обреченных
— Скажите, Галкин вернулся? Это его жена.
— Нет. У него сегодня много мероприятий. Он должен привезти в редакцию материалы к шести часам вечера.
— Я вас очень прошу, свяжитесь с ним. Передайте, чтобы он не возвращался домой. Пусть сидит в редакции и ждет моего звонка. Это очень важно, слышите? С кем я говорю?
— С Мариной. Редактором.
— Марина, это очень важно! Чтобы не возвращался!
— Хорошо, хорошо, — недоуменно ответила Марина.
Лена бросила было кассету в сумочку и остановилась. Мало ли что…
После исчезновения Лельки прошло уже полчаса, если Саша ничего не напутал со временем. Теперь пленка остается единственной уликой. А если ее саму уже пасут, как Лельку?
Нет. Пленку нужно спрятать и мчаться в РУБОП. Там она все объяснит подробно, про все расскажет, включая звонок Огибина. Она их убедит. Потом можно вернуться в дом вместе с сотрудниками РУБОП. Куда только спрятать?
Лена впихнула кассету в семейный тайничок, где хранились деньги. Вот!
И выскочила из квартиры. До встречи с Сашей оставалось семь минут. Надо торопиться. А если он не придет? Черт их знает, наркоманов этих, что в их идиотских мозгах творится. В любом случае в квартиру возвращаться нельзя. Беру тачку — и на Литейный.
Отчаянно махая рукой, Лена мысленно уговаривала проносившиеся мимо автомобили остановиться.
Действительно, рядом затормозила машина. Белый милицейский «мерседес».
— Куда спешим? — поинтересовался осанистый полуседой мужчина, сидевший рядом с водителем.
Да это Зверев, узнала Елена.
Из автомобиля уже выскочили двое милиционеров.
— Ваши документы!
— Но ваш начальник меня опознал, насколько я понимаю.
Лена оглядывалась. Мимо проходили люди. Она открыла сумочку.
— Пройдемте!
Двое дюжих молодцов затаскивали ее в машину.
— Но у меня есть документы! Какое вы имеете право? Граждане! Я вас прошу, позвоните в РУБОП. Это произвол! — кричала Елена.
Граждане вскидывали глаза и торопливо отворачивались.
Едва Калинина оказалась в душном чреве автомобиля, сидевший рядом мужчина всадил в ее плечо шприц, наполненный прозрачной жидкостью.
Елена очнулась сидящей в низком глубоком кресле. Огляделась. Небольшая комната напоминала офис средней руки фирмы. Напротив, в таком же кресле, сидел полковник Зверев. У двери комнаты стояли двое молодцов. Лена посмотрела в окно.
Она находилась за городом. В каком-то санатории, что ли? Над бетонной оградой виднелась голубая гладь озера с соснами на противоположном берегу.
За стеной послышалось тихое, безнадежно-тоскливое поскуливание. Словно плакал брошенныи щенок. Дверь в соседнюю комнату была чуть приоткрыта. Звук доносился оттуда.
— Ну что, очнулась? — с благодушной улыбкой спросил полковник. — Граждане, это произвол, ха-ха-ха, — заливался Зверев. — Уморили вы , меня, старика. Куда же вы так спешили, Елена Андреевна?
— По какому праву меня задержали? Что вы себе позволяете? Я требую, чтобы меня…
— Требую… — снова рассмеялся Зверев. — Дня три тому назад один истеричный ученый выкрикивал мне в лицо такие же гневные слова. А потом плакал, стоя на коленях. Не уподобляйтесь истеричным мужчинам, Елена Андреевна. Обыщите ее еще раз! — приказал он.
Охранники бесцеремонно обшарили ее тело, вытряхнули содержимое сумочки.
— Скоты! — визжала Лена, вырываясь. Ее ударили в лицо, но, как ни странно, никакой боли она не почувствовала. Только резко встряхнуло голову.
— Пленки нет, — доложил один.
«Вот оно что… ВОТ ОНО ЧТО! Вот куда меня привезли! На ту самую базу».
Елена впилась взглядом в лицо Зверева.
— Что, деточка? Что глазки-то расширились? Поняла, куда попала, умница?
Где пленка?
Так он из этой компании, осознала Елена. Не успела в РУБОП! Вот и все.
Конец. Так. Спокойно, Калинина. Соображай.
— Какая пленка? — удивилась Лена.
— Которую ты записала, паскуда. Которую наговорила тебе соседка твоя по палате. Которая сама, блондиночка эта, лежит в данный момент без сознания. Ну?
Где пленка?
— Не было никакой пленки, — не отводя глаз от лица Зверева, спокойно произнесла Елена.
— Ну что, утюг тебе на живот ставить или как?
— Прямо здесь? Вы так замечательно оснащены? — чувствуя, что сердце провалилось от ужаса в неведомые глубины, как можно спокойнее поинтересовалась Калинина.
— Мы оснащены замечательно, ты это верно подметила. Слушай, деточка. Мы сейчас выйдем в наш тихий тюремный дворик и подвесим тебя на проволоке…
— Зачем? Вам нравится мучить людей? Вы садист?
— Я чекист, — почему-то ответил Зверев.
— И что? Я не понимаю, чего вы от меня добиваетесь, Алексей…
Васильевич, так, кажется?
Елена собрала в кулак всю свою волю и продолжила:
— Вы, конечно, можете подвесить меня как угодно. Если это главная цель вашей жизни — я ничего противопоставить не могу. Могу только пожелать себе скорой смерти. Но ведь вам что-то нужно, не так ли? О какой записи идет речь?
Да, Леля позвонила мне, мы лежали в одной палате, она знала мой телефон. И вот она звонит и просит денег. Но у меня есть принцип: не подавать милостыню молодым людям, имеющим руки и ноги. И мозги. Я отказала. Она умоляла, говорила, что деньги нужны на лекарства. И что она готова предоставить в обмен очень важную информацию. Тут я вспомнила, что она ВИЧ-инфицирована. Разговоры об этом шли на следующее утро после ее исчезновения. Что ж, больному человеку нужна помощь. Но мне не хотелось, чтобы вымогательство стало нормой. Ведь она могла бы звонить и впредь. И опять просить денег. Поэтому я и разыграла спектакль с записью на диктофон. То есть она как бы продает мне информацию. А я как бы покупаю. Но никакой пленки в диктофоне не было. И кто же будет воспринимать всерьез россказни наркоманки? Вы бы слышали, какой бред она несла! Я отдала ей деньги, и мы расстались.
— Люблю адвокатов, — откликнулся Зверев. — Так все стройно, логично, убедительно. Тем более когда защищаешь свою жизнь. А жить-то хочется, Елена Андреевна?
— Хочется. — Лена простодушно глянула в глаза полковника. — Но я говорю вам правду. Пленки нет.
— А куда же ты бежала сломи голову, родимая?
— Во-первых, я никуда не бежала. Я стояла и ловила машину. Мне нужно было ехать к клиенту я опаздывала. Повторяю одно: если бы я поверила Леле, то бежала бы известно куда. И пленка была бы со мной. Но я изначально ей не верила. Она еще в больнице плела мне столько баек, что верить ей мог лишь умалишенный.
Зверев спокойно набрал номер телефона:
— Степаныч, ты где? Квартиру прошмонали? Так чего же вы!!! Какого х..!
Он швырнул трубку на рычаг.
— Что ж, голубушка, дело терпит. Давай пока поболтаем. Поговорим о делах наших скорбных, как сказано в одном кино.
— Алексей Васильевич, это вы устроили мне автомобильную катастрофу? — спросила вдруг Елена.
— Я, — добродушно рассмеялся Зверев. — Ты часто стала возникать на моем пути, Калинина. Зря. Зачем было лезть в дело Чернова? — Так вот оно что! Значит, все, что рассказывал Чернов, было правдой!
Этот Миша — не то спецназовец, не то омоновец, — он не из ваших, случаем?
— Из наших, деточка. Был из наших. Какой он спецназовец? Только в определенном смысле. Охранял данный объект, придурок.
— Значит, людей в детском саду действительно он заразил? И детей и взрослых?
— Что ж поделаешь? Всякое бывает. Помешала Мишане соседка, а пострадали другие. Правда, он тоже пострадал. И отстрадал, — с ухмылкой добавил Зверев, глянув на охранников. — А что? Твой-то сыночек тоже заболел, что ли?
— Когда я отсюда выйду, я добьюсь того, чтобы вы за все ответили, — процедила Елена.
— Уморила! Когда она отсюда выйдет! Никогда ты отсюда не выйдешь, дура! Теперь ты влезла совсем уж не в свое дело. Ты все время заползаешь букашкой в отлично отлаженный механизм. И норовишь вывести его из строя. Да…
Ломать — не строить. Так что сама виновата. А могла бы жить и жить.
Лена смотрела в окно. Зазвонил телефон. Зверев включил громкую связь.
— Алексей Васильевич! В квартире кассеты нет. Все перепахали.
Лена поймала краем глаза взгляд Зверева. И продолжала смотреть в окно.
— Что ж, на нет и суда нет. Вы вот что, голуби. Вы затихаритесь там в парадном. Постерегите мужа Елены нашей. Пусть в квартирку войдет, не мешайте.
Пусть оглядится. А если выйдет, обшмонайте его. Ну и так далее. По обстановке.
Ясно?
— Ясно. Конец связи.
— Чайку-то не хочешь, Калинина? — мирно спросил Зверев.
— Нет.
— Ну, на нет и суда нет, — повторился полковник.
…А Саня ждал Елену около часа, бродя по аллеям парка. Позвонил из автомата домой. Никто не ответил.
— Да она нас бросила. На хрен мы ей сдались? — пробормотал он, попутно обнаружив какой-то подъезд с незапертым подвалом. Достал из кармана шприц и ампулу, спустил брюки. — Плевать на все. На всю эту жизнь гребаную… — бормотал он, пытаясь попасть в вену. Вводить наркотик самому было очень неудобно. Вот Лелька делала это в один момент. Саня матерился.
