Наталья Александрова - Любовница тени
— Это что еще за волчья пенсия такая?
— А ты как думаешь — какая у волка пенсия? Пока ноги носят — бегает, а потом сдохнет, вот и вся тебе пенсия.
Там же на свалке несколькими днями позже никудышный бомж по кличке Америкашка, в котором никто из прежних знакомых не мог бы узнать гражданина Соединенных Штатов Алекса Ильичевски, дождавшись, когда Колька-Лось уйдет на промысел, крадучись пробрался к его хибарке, сколоченной из старых дверей и пустых ящиков. На пороге хибарки сидело грязное запущенное существо с расцарапанным лицом и огромным синяком под глазом. Только злой огонь, вспыхнувший в ее глазах при виде Америкашки, напоминал прежнюю Оксану.
— Ну, чего приперся, козел вонючий? Чего еще надо? Мало тебе, что ты мне всю жизнь поломал? Хочешь теперь, чтобы Лось тебя увидел и последние зубы мне выбил?
— Нет, Оксана. Я хочу выбраться отсюда.
— Ага! Он выбраться хочет! А я здесь на всю жизнь остаться хочу, наверное. Слава богу, немного уже этой жизни осталось!
— Посмотри, что я нашел. — Алекс протянул ей небольшую пластмассовую флягу.
— Это еще что такое? — недовольно пробурчала Оксана.
— Ты ведь врач, правда? Тогда ты лучше меня должна знать, что это такое.
— Спирт метиловый. На черта ты мне эту гадость приволок? На тот свет собираешься и меня в компанию приглашаешь? Что ж, может, и правда, нет у меня другого выхода…
— Есть у тебя выход.
— Что ты так на меня страшно смотришь?
— Ты Лосю своему налей этой дряни, он выпьет — не поморщится. А потом ты свободна.
— Ты, гнида американская, на убийство меня толкаешь? А если Лось догадается? Он ведь Перед смертью меня успеет пришить! Пошел ты отсюда вместе с отравой своей!
— Я-то уйду, только одну вещь тебе покажу, что сегодня нашел.
— Что еще за вещь?
Алекс залез в карман своей драной телогрейки и вытащил круглое ручное зеркало. Оксана жадно схватила зеркало и вгляделась в свое отражение. По ее лицу, сменяя друг друга, прошли выражения изумления, отвращения, ненависти. Она стояла неподвижно, не отводя глаз от зеркала, не меньше десяти минут. Потом убрала его за пазуху и протянула руку:
— Давай сюда свою отраву. Она перелила метиловый спирт в бутылку из-под спирта «Ройял» и отдала флягу Алексу:
— На, выкинь где-нибудь подальше. Алекс кивнул, не отводя взгляда, он видел, как в ее глазах зрела решимость.
Часа через два Колька-Лось вернулся с промысла. Он был уже навеселе — видно, успел уже что-нибудь сбагрить Фонарю и отоварился у него самогонкой.
Сразу с порога Лось набросился на Оксану.
— Ты, швабра драная, мужиков тут без меня принимаешь! И добро бы еще мужиков, а то Америкашку этого поганого! Митрич видел, как он тут возле тебя сшивался. Учил я тебя, учил, ничего тебе впрок не идет. Видно, правду Митрич говорит, что я с тобой много цацкаюсь! Так тебя поучить надо, чтобы ты с моего ученья кровью харкала, тогда будешь себя вести как положено!
Тут на глаза Лосю попалась бутылка спирта. Глаза его загорелись, весь он прямо затрясся от вожделения.
— Ах ты, стерва! Спрятать от меня хотела? Это тебе кобель американский, что ли, приволок? Клинья к тебе подбивает? А ну, давай сюда!
— На, подавись, — Оксана протянула ему бутылку, глядя белыми от ненависти глазами.
Лось отвинтил крышку и надолго припал к горлышку бутылки. Когда бутылка наполовину опустела, он поставил ее на хромоногую табуретку и сказал помягчевшим голосом.
— Ладно, швабра, живи пока. Жрать давай. Оксана молча поставила перед ним миску с какой-то невообразимой похлебкой. Выхлебав миску в два глотка, Лось сел на солнышке, привалившись к стене своей хибарки, и задремал. Через полчаса он встрепенулся и беспокойно завертел головой:
— Ой, чегой-то мне неможется! Вроде как темень перед глазами. Не видать ни черта! Ты чего мне, стерва, в похлебку намешала? Я тебя… я тебя… — Потом он снова задремал, иногда во сне тяжело постанывая.
Оксана следила за ним со страхом и волнением. Вдруг Лось забормотал что-то неразборчивое, на губах у него выступила пена, он задергался, попытался встать, но не смог. Он застонал, сполз вниз по стене хибарки, вытянулся и затих.
Оксана прощупала пульс, профессионально констатировала смерть, накрыла его, как спящего, тряпьем, заменявшим покойному Лосю одеяло, и облегченно вздохнула. Затем она взяла тряпку, тщательно протерла бутылку с остатками спирта, чтобы не оставлять на ней своих отпечатков, хотя кто там всерьез будет расследовать смерть бомжа, загнувшегося с перепою на свалке? Потом она поискала и нашла место, где Лось прятал свою заначку — то немногое, что не успевал сразу пропить, и, вытащив из тайника несколько скомканных бумажек, выскочила из ненавистной хибарки.
Тут же из-за соседней кучи мусора появился Америкашка, дожидавшийся в засаде развития событий. Оксана с отвращением посмотрела на него — грязного, небритого, оборванного, но вспомнила, что она сама сейчас выглядит не лучше, а он все-таки какой-никакой, а гражданин США, и где-то там, в Миннесоте, у него есть свой маленький бизнес и не такой уж маленький дом, и, махнув рукой на внешний вид и никчемный характер, она позвала Алекса.
— Все в порядке? — напряженно спросил тот, подходя.
— В порядке, в порядке, американ бой! Все о'кей! Ты мне, дорогой, вот что скажи: почему же ты обо мне-то так печешься? Зачем метилку приволок? Зачем тут дожидался? На черта я тебе такая сдалась? Сам же зеркало мне подсовывал!
— Оксана, мы с тобой многое пережили вместе, я чувствую, что нас что-то связывает. Ты — жесткий человек, но в вашей стране только такие, как ты, выживают. Мне в таком виде без денег, без документов отсюда не выбраться, я так и пропаду на этой свалке. Я просто не представляю, что делать. А ты… ты все умеешь, ты своя в этой стране, ты выберешься отсюда и меня вытащишь. Я понятно объяснил?
— Доступно. Я чуть не прослезилась. Особенно мне понравилась мысль, что я своя на свалке. Ну да ладно, в чем-то ты прав. Пойдем, я тебя с этой свалки вытащу. Но потом и ты меня вытащишь. Из этой страны.
Такое решение пришло к Оксане не внезапно. Оно зрело в ее подсознании с того самого момента, когда она провалилась в кузов мусоровоза. Она сразу поняла, что бывшая жена ее временного мужа вряд ли будет держать рот на замке, и слава о ее пикантном приключении будет преследовать ее повсюду.
Санкт-Петербург, как известно, город маленький, и где бы Оксана ни оказалась, присутствующие дамы будут принюхиваться к ней и перемигиваться:
— Как, это та самая? Со свалки? Как интересно!
А если даже никто и не будет перешептываться, ей это будет казаться, и ничего с этим не поделаешь. С работы ее, конечно, давно уволили, офортов они не нашли, и еще неизвестно, может быть, старуха все-таки заявила в милицию.
Поэтому выход один — с Алексом в Штаты. Там никто, кроме него, не будет знать ни про офорты, ни про свалку, а уж он-то будет нем как рыба — сам такой!
Алекс понял ее мысли, потому что посмотрел на нее долгим серьезным взглядом, что-то прикидывая про себя, и сказал:
— Согласен.
Часом позже к мусоровозу, разгружавшемуся на свалке, подошли два бомжа — мужчина и женщина, если можно было назвать мужчиной и женщиной два грязных бесформенных создания в выцветших лохмотьях. Женщина подошла к кабине.
— Эй, мужик, отвези нас в город на своей карете!
— Сейчас, разбежался! Чтобы вы мне потом всю кабину провоняли! Отвали, пьянь подзаборная!
— Ты погоди, не гони волну. Мы можем и в кузове, один раз уже ездили. И не даром повезешь.
— Натурой, что ли, платить будешь? Да об тебя ноги противно вытереть!
Еще и заразишь чем-нибудь!
Оксана сжала зубы и молча вынесла еще одно унижение. Теперь ей все было нипочем.
— Сто лет ты мне был нужен, натурой с тобой расплачиваться! Полтинник я тебе дам.
— Полтинник? Да у тебя таких денег отродясь не было!
Оксана молча вынула из-за пазухи пятидесятитысячную бумажку и показала шоферу.
— Но только на месте заплачу, в городе, а то знаю я вашего брата: сбросишь по дороге — и всего делов!
— Сто.
— Ты, знаешь, не наглей так сильно-то. Больше не дам. И того тебе много. Не хочешь — другого найдем.
— Ну ты даешь! Поглядеть на тебя — родилась под забором, а торгуешься так, словно всю жизнь на такси ездила!
Алекс подсадил Оксану в кузов мусоровоза и влез следом. Свежему человеку запах в кузове показался бы невыносимым, но они уже привыкли и сами распространяли такой аромат, что в мусоровозе чувствовали себя как дома. Машину швыряло на рытвинах и ухабах. Если по дороге на свалку они ехали на двухметровой горе мягкого мусора, то теперь в пустом кузове набили себе синяков и шишек, но это все было ерундой по сравнению с тем фактом, что они ехали к цивилизации.
Три дня спустя, отмытый в Оксаниной ванной, выбритый, облитый лучшим мужским одеколоном, прилично одетый Алекс Ильичевски беседовал с сотрудником американского консульства.
