Инна Тронина - Непреклонные
— Слышал, что заведовала она роскошным банным комплексом. Раньше и я туда ездил, в сауну. Убили её в разборке. На неё много покушений было, я слышал. Чересчур баба на рожон пёрла, в наше-то время…
Лебедев махнул рукой. Мы с Кайканом во все глаза смотрели на него, но не заметили ни испуга, ни даже волнения. То ли полковник превосходно владел собой, то ли и впрямь ни о чём не догадывался.
— Как не знать Банщицу! О ней все местные газеты писали. А лично… Нет, не знаком. Откуда? — Лебедев недоумённо смотрел на нас.
— Хорошо. Теперь расскажите, когда в последний раз видели Александра Швоева. При каких обстоятельствах расстались?
Кайкан доброжелательно и серьёзно смотрел на полковника, поводя под пиджаком плечами — ему было холодно даже в свитере. Я протянула руку и потрогала батарею — она едва теплилась.
— Постарайтесь вспомнить поподробнее.
— Этой осенью Сашка приезжал в отпуск. С Женькой, конечно, и с сыном. В августе месяце, десятого числа, прибыли. Пожили в деревне две недели. Потом Женька сына в школу увезла, в Питер, а зять остался. В фирме своей договорился и до конца сентября жил, только уже в городской квартире. Мы-то с супругой в деревню уехали, к моей мамаше. А Сашка жильё сторожил. Чем занимался, не знаю, но машину брал у меня. Говорил, что однополчане его здесь живут. Я доверенность дал ему, всё по закону. Наверное, зять водил в квартиру дружков, но всегда потом прибирался. Никакого развала после него не оставалось. Если и пили, то без последствий. Сашка говорил, что один из тех ребят в газете работает. Местные патриоты выпускают, распространяют среди населения бесплатно, чтобы люди правду знали. Вам-то можно сказать…
Лебедев помолчал немного, глядя в окно, за которым газили на морозе милицейские машины.
— И когда Швоев уехал в Петербург? — нетерпеливо спросил Кайкан.
— Сейчас скажу… В конце сентября. Вроде бы, в субботу, двадцать девятого. Мы-то с Тамарой в деревне были, а Сашка приехал туда на машине. Сказал, что билет у него на завтра. Он переночует, а потом на попутках доедет до аэропорта. Я говорю: «Чего ж на попутках, я тебя сам отвезу и вернусь». Так и сделали. Он рюкзак собрал, варенья-соленья прихватил, да и улетел в Питер. С тех пор только перезванивались. На новой квартире я у него ещё ни разу не был…
— Но адрес вы знаете?
Кайкан мельком взглянул на меня, давая понять, что час настал. Я должна была запомнить этот самый адрес и, не вызывая у Лебедева подозрения, выскользнуть из кабинета.
— Да, в записной книжке у меня. — Лебедев полез во внутренний карман дублёнки. — Одну минутку. Вот, пожалуйста! Ланское шоссе, дом пятьдесят девять, квартира девяносто. Но я сам понятия не имею, где всё это находится. Питер очень плохо знаю, всегда беру такси. Дерут, гады, три шкуры, а что поделаешь? На Ланском квартиру прежние хозяева продали, а новые сразу жильцов запустили. Даже ремонта не было — Женька жаловалась. Крыша, говорит, протекает, извёстка хлопьями висит. Но всё-таки лучше, чем в коммуналке-то, со свекровью и тремя соседками…
— Швоев сейчас в Петербурге? — вяло спросил Гена, будто бы потеряв интерес к разговору. — Никуда не собирался уезжать?
— А где ему быть? Там, конечно. Работу же не бросишь, верно? Недавно дочка звонила — всё, вроде, у них в порядке. Ромка четверть кончает. До каникул никуда не тронутся. Ну, а после Нового года сразу сюда двинут, на лыжах кататься. Они все лыжники у нас, помешанные на этом деле…
Я осторожно поднялась с шатающегося старенького стула, боком протиснулась к двери и выбралась в коридор, где воздух был серым от табачного дыма. Лампы плавали в нём, как в тумане. Мимо меня провели двухметрового детину в наручниках. А из угла на людей смотрела немецкая овчарка, на груди которой болтался кожаный намордник.
Отделение милиции жило обычной жизнью — храпели в «обезьяннике» бомжи, орали проститутки, канючили бабки у барьера дежурного. И, похохатывая, курили у окна менты. Из какого-то кабинета тянуло свежесваренным кофе, а за другой дверью пел радиоприёмник. То и дело открывалась дверь, и с морозной улицы в коридор валили клубы пара. Люди входили и выходили, некоторые даже выбегали, и в каждом помещении истошно надрывались телефоны.
Бедная Женька, скоро рухнет твоё нехитрое счастье, думала я, потому что твой муж убил человека. Я уже всё знаю, но не могу взять в толк, за что. На этот вопрос может ответить только сам Швоев. Не кататься вам после Нового года на лыжах, по крайней мере, вместе с мужем. Я сделаю всё для того, чтобы в ближайшее время он был схвачен и посажен, а после просто отойду с дороги.
Милиция и прокуратура закончат то, что начала я ужасно много дней назад. Более полутора месяцев я не видела свою дочку, которая всё это время жила то с Милой Оленниковой, то в интернате. И я не знаю, какие подарки привезти Октябрине, как выпросить у неё прощение за столь долгое отсутствие? Сколько ещё должно пройти времени, чтобы дочка всё поняла и осознала, как нужна людям моя работа?..
Я вышла из отделения на вечернюю улицу и увидела у себя над головой звёздное, чистое, хрустальное небо. А когда в вышине мелькнул молодой месяц, мою душу охватил щенячий восторг. Скоро, скоро всё кончится, только нужно сделать ещё один звонок. И Андрей, получив информацию, примет меры, всё организует, решит за меня.
Швоев в Питере, а я никак не могу оказаться там. Я только в силах назвать адрес. От Лахты до Ланского шоссе довольно-таки близко. Может, Швоев сейчас в своей фирме, но Андрей всё равно что-то придумает, не таких брал.
Это псих, которого, наверное, отправят лечиться, только меня дальнейшая судьба убийцы не интересует. Решать будет суд. А вернусь в Москву и буду готовиться к своему любимому празднику, который мы встретим вдвоём с Октябриной. Ах, да, с нами будет кошка Кларисса…
Я не пошла к микроавтобусу, несмотря на то, что там меня ждали. Набрала номер мобильника Озирского и, не успев отдышаться, услышала его голос — низкий, чистый, чуть со смешинкой.
— Слушаю! Оксана, ты? Как успехи?
— Да, я.
У меня защипало в носу, почему-то захотелось плакать. Несмотря на то, что с Андреем мы разговаривали сегодня утром, именно сейчас на меня напала слезливая сентиментальность.
— Адрес выяснен. Он живёт на Ланском шоссе… — Я продиктовала номер дома и квартиры. — Озирский повторял «да-да», давая понять, что очень внимательно меня слушает. — Похоже, тесть ни о чём не догадывается. После тех событий зятя не видел. Пока домой не звонил, предупредить не может… Надо только скорее, Швоев — пациент психдиспансера, а такого рода больные очень чувствительны. Он даже сам может заподозрить неладное. А ведь в квартире ещё жена с ребёнком. Как бы с ними чего не случилось. Может и в заложники их взять, ими прикрыться. От придурков всего жди…
— Вполне вероятно, — подтвердил мои опасения Андрей.
Я представляла, как выглядит сейчас шеф — красивый, благородный, темноволосый, с седыми висками и модной, едва заметной бородкой. Он сидит в кабинете, оснащённом по последнему слову техники, излучая уверенность в успехе. И я вообразила, как Андрею самому хочется выехать на задержание Швоева.
Милиции Озирский может не опасаться — у него мощные связи в Главке, и все тонкости, конечно, уже обговорены. Да, шефа так и тянет на Ланское, но он вряд ли сможет — слишком много хлопот. И потому придётся послать других. Интересно, кого он выберет?
Андрей часто говорил, что очень тоскует по тем временам, когда вместо дорогих костюмов носил джинсы и кожаную куртку — тогда он был моложе, сильнее, добрее. И не разучился ещё верить людям.
— Ах, как хотела бы я сейчас быть в Питере и поехать на Ланское!
Я слышала свой голос как бы со стороны. Далее последовал мой нервный смешок, не на шутку встревоживший шефа.
— Успокойся, ты и так уже на грани! Справимся без тебя. Иди, отдыхай, у вас ведь уже вечер. Ты своё дело сделала.
— Да, у нас месяц и звёзды, — подтвердила я. — Всего хорошего.
— Пока! — попрощался шеф и отключился.
Я кожей чувствовала, что из «Шевроле» за мной наблюдают и ждут, что сейчас подойду, объясню, как на данный момент обстоит дело. Но я, в последний раз поглядев на серые пятиэтажки, на вечернюю зарю, догорающую над крышами, повернулась и снова вошла в отделение.
Там народу прибавилось — бегала по коридору уборщица с ведром и шваброй, требовала, чтобы на вымытом полу не следили. Но я, ни на кого не обращая внимания, вернулась в кабинет номер три. Осторожно приоткрыла дверь и просочилась сквозь узкую щёлку. Теперь спешить было некуда — информация ушла в Петербург.
— Тома, я сейчас приеду, — говорил Лебедев в трубку стоящего на столе телефона — треснутого, с вертушкой. Значит, Кайкан разрешил полковнику позвонить домой. — Пришлось колесо менять, с автосервиса звоню. Теперь всё нормально, минут через двадцать буду…
