Элмор Леонард - Будь крутым
Первым долгом он заглянул в находившийся возле входных дверей шкаф, окинул взглядом пару темных костюмов, блейзер, с полдюжины нарядных светло-голубых хлопчатобумажных рубашек, совершенно одинаковых; щетка в мешочке, галстуки на крючке на внутренней стороне дверцы, ящик открыт, в нем ничего, рожок для обуви с длинной кожаной ручкой Раджи сунул себе во внутренний карман пиджака.
Ни зубной щетки, ни бритвы, ни лосьона после бритья – ничего из личных вещиц в ванной. Раджи прихватил флакончики шампуня, кондиционера и лосьона для тела, взял игольник, бархотку для обуви и шапочку для душа и тоже рассовал все это по карманам.
В гостиной на большом телевизоре – ваза с отборными фруктами. Раджи съел несколько виноградин, прошел в спальню и выдвинул один за другим несколько ящиков комода. Запас белья был весьма скудным – трусы разных расцветок, темные носки, пара-другая маек, носовые платки. Запрятанных под белье купюр он не обнаружил. Мини-бар оказался заперт.
Вновь очутившись в гостиной, он раздвинул газовые занавески, распахнул балконную дверь и, выйдя, облокотился о решетку. С высоты десятого этажа он разглядывал аккуратно подстриженные газоны и дорожки. Классное место для путешественников или для тех, кто боится ночевать дома. Войдя опять вовнутрь, он прикрыл и запер балконную дверь и прошел к письменному столу.
Глядите-ка: на столе ключ от номера. И на телефоне огонек оставленного сообщения. Раджи нажал кнопку, и приятный голос белой женщины произнес, что есть два непрослушанных сообщения. Голос назвал номер, по которому их можно проиграть. Раджи набрал номер, и тот же голос сказал: «Сообщение первое, 10.20 утра», после чего его сменил другой женский голос: «Привет. Это Элейн. Надеюсь, ты нашел кофе и записку. Я забыла предупредить тебя вчера вечером, что рано утром у меня деловое совещание, а будить тебя я не хотела. Теперь выяснилось, что мне надо слетать в Ванкувер. Подробности сообщу».
Приятный женский голос сказал, что это конец сообщения. Можно набрать номер и вновь проиграть его, набрать номер, чтобы сохранить сообщение, или другой – стереть его. Раджи сообщение стер. Приятный женский голос сказал, что на номере записано и другое сообщение, оставленное в 2.35 пополудни. И опять голос Элейн: «Чил? Я лечу в Ванкувер, говорю с борта самолета. Не хочется увольнять режиссера, но выбора нет. По крайней мере не лопну от злости, думая, какой беспробудный кретин этот Александр Монет. У актеров терпение на исходе, газеты нагоняют тоску, так что… Где ты, ушел перекусить? Я хотела дозвониться до твоего ухода. Пыталась связаться с Элиотом Вильгельмом, но все не могу его застать, а автоответчика у него нет. Может быть, ты позвонишь ему? Сделай это, пожалуйста, пока он не устроил погром у меня в кабинете. Скажи, что мы назначаем пробу на ближайший вторник. Наверняка ему будет приятнее услышать это от тебя. Вернусь завтра или в воскресенье. И новую пачку сигарет привезу. До скорого, дружок!»
Приятный голос белой женщины сообщил Раджи, что следует нажать, чтобы опять это прослушать. И он прослушал все вновь, желая увериться в том, что слышал.
Элиоту назначили кинопробу.
Но он еще этого не знает.
Или так и не узнает.
Чили Палмер уже уехал, не получив сообщения. Приятная белая леди сказала, что сообщения не прослушаны. Это означает, что и Элиот не дождался звонка. Никто ему не позвонил, не сказал о кинопробе, как они обещали. А ну их к дьяволу! Он ведь сказал, что если они и на этот раз его обманут, он поможет убрать Чили Палмера. Разве не так? Раджи мучительно восстанавливал в памяти разговор: «Ты обещал подождать, не предпринимать ничего до кинопробы», а он сказал, что если и на этот раз они не позвонят… да, он так и сказал: «Я вам подсоблю».
Приятная белая леди велела нажать цифру три, чтобы стереть сообщение.
Раджи нажал цифру три.
Дело сделано.
Уходя, он прихватил ключ. Взял и букет, передав его в машине мисс Сайгон со словами: – Сохрани это для меня.
В пятницу утром Чили обнаружил на кухне записку Элейн:
«Уехала в семь утра на деловое совещание в восемь. Решаем судьбу самонадеянного осла режиссера». Накануне он сказал ей, что, возможно, отправится на гастроли, только попозже, днем.
Теперь же он думал: «Что за спешка? Поезжай на следующее утро. Приятнее провести ночь с Элейн, чем в мотеле с участниками группы. Устроить себе день отдыха, ничего не делать и постараться даже не думать ни о чем». Он подозревал, что некоторые из лучших его идей зародились именно тогда, когда он ни о чем не думал. Дождаться здесь возвращения Элейн и удивить ее. Выпить с ней, пойти с ней куда-нибудь поужинать… Ему нравилось общество Элейн. С ней он всегда был самим собой. Ему нравилось смотреть на нее – на ее лицо, как меняются его выражения, на ее руки, на ее темные карие глаза, нравилось видеть ее обнаженную – кожи белее, чем у Элейн, он еще не встречал. Такой огромный дом, а бассейна нет. И вечно она работает – стол завален сценариями.
Она спросила его:
– Как будет называться картина? «Поймать Линду»?
Он сказал:
– Или «Поймать кайф».
Но тут же поправился:
– Необязательно «поймать». Это же не продолжение «Поймать Лео».
– А что, если тебе использовать в заглавии имя «Линда Мун»?
– «Сияй звезда Линды Мун», – предложил Чили.
А Элейн сказала:
– «Линда Мун – путеводная звезда заблудших».
– Неплохо.
– Но что, если картина получится не про нее?
– А про кого же?
– Как в «Дне в ночи». Бери, что увидишь. А идея либо вытанцуется, либо нет.
– Или пусть Плут ее под конец придумает. Он все еще надеялся, что картина будет про
Линду.
Накануне Элейн сказала:
– Ты ставишь ее перед фактом. Завтра днем на радио Линда услышит новую аранжировку, о которой понятия не имеет. Это тоже может быть эпизодом картины.
Так что же в этом дурного?
Но зачем он откладывает встречу с Линдой? Не хочет тратить время, зная, что будет? Или предпочитает провести это время с Элейн?
В четыре часа он позвонил ей на работу. Джейн сказала:
– Вы разве не получили сообщения? Элейн в Ванкувере, видимо, до воскресенья.
Уже поздно. Будут пробки… Лучше ему остаться здесь, а утром уж отправиться. Ему нравился большой, в английском вкусе загородный дом Элейн, с которым он уже успел сродниться.
24
Портье в «Хилтоне» на Джимми-Дуранте-бульвар назвал Чили номера 168, 169 и 170. Увидев позади мотеля большой припаркованный фургон, он сразу понял, что нашел их. Он постучал в первый из номеров, ему не ответили, но дверь соседнего открылась, и он увидел Биту.
– Привет, директор. Не рано пожаловали. Входите.
– Как проходят гастроли?
– С большим успехом. Публика валом валит на Линду. Проявляет к ней любовь большую, чем мы, ее товарищи, должна вам сказать.
– Что случилось?
– С девочкой этой стало трудновато.
– С Линдой?
– Ну а о ком мы говорим? С Линдой.
– А что ее так изменило?
– Слава, внимание публики. Она буквально упивается ими.
Услышав, как спускают воду в унитазе, Чили бросил взгляд по направлению ванной.
– Она здесь?
– Вообще-то нет, – сказала Вита. – Она в соседнем, сто шестьдесят восьмом номере.
– Я стучал, она не отвечает.
– И тем не менее.
– Наверное, вышла.
– Она там, – сказала Вита.
Из ванной вышел Торопыга, голый по пояс; опустив голову, он попробовал затянуть ремень и выругался, не сумев это сделать. Наконец пряжка была покорена, и он, подняв голову, увидел Чили и сказал: «Господи боже!» – не столько удивленно, сколько смущенно, словно застигнутый за чем-то непозволительным. Преодолев смущение через несколько секунд, он сунул под ремень большие пальцы обеих рук и сказал Чили:
– Приехали все-таки?
– Мой защитник, – сказала Вита.
– Да ладно тебе, забудь, – произнес Торопыга, снимая со стула свою безрукавку. – Завтракать будешь или нет?
– Ты иди, я сейчас приду, – сказала Вита.
Торопыга вышел, и она опять повернулась к Чили со словами:
– Он еще не привык к тому, чтобы его видели с цветной, как он меня называет. И, похоже, никогда не привыкнет.
– Вы двое… что? – удивился Чили.
– Жизнь полна неожиданностей, верно? Вчера вечером возле клуба пьяный хлыщ попытался меня лапать. Почти в шутку, но крошка Торопыга так и взвился и говорит ему: «Отвали, кретин, она со мной». Началась драка. Я боялась, что пьяный хлыщ убьет Торопыгу, но тот держался молодцом и взял противника на измор. Тот ему расквасил нос, и я потащила его к себе в номер, положила ему на нос холодную тряпку и, как вы уже догадались, провела с ним ночь. Он прелесть, когда не лезет в бутылку, что делает слишком часто.
– Вы провели ночь с Торопыгой?
– Ну я же сказала!
– Я просто удивился, и все.
– По-моему, это было для крошки настоящим откровением. Он забросал меня вопросами о цветных, как он выражается, как будто мы из другого теста, говорим на другом языке, имеем другие обычаи. Я сказала, что язык и обычаи зависят от области. Черные бывают разными, как и белые. Иные больше похожи на белых, чем на своих соплеменников, а бывает и наоборот. Торопыга ни черта не разбирается в людях.
