Борис Акунин - Чёрный город
Выкрикивая что-то гневное, Гасым влепил ему две затрещины — у бедолаги слетела папаха, а вслед за ней, казалось, сейчас отскочит и голова с плеч.
— Прекрати! Ты что? — Фандорин оттащил товарища. — Ты его з-знаешь?
— Не знаю! Откуда знаю?
— Тогда почему бьешь?
— Тот и тот армяне. Но этот наш, мусульманин. Гочи, как я! Как может гочи служить собака Арташесов!
Перепуганный бандит сморщил красную от оплеух физиономию и завопил по-русски:
— Я не Арташесову служу! Я Гаджи-ага-муаллим служу!
— Гаджи-ага — это Шамсиев? Такой старый, почтенный п-промышленник? — спросил Фандорин.
Ответила подошедшая госпожа Валидбекова:
— Все они почтенные. До поры до времени.
Эраст Петрович наклонился над вжавшимся в стену пленником:
— А пятеро, которых мы застрелили? Они были чьи?
— Один Джабарова, один Манукяна, один Расулова, один Арташесова, — поспешно ответил шамсиевский гочи. — Эти тоже арташесовские, — кивнул он на раненых.
Оба закивали.
— Джабарова я видел. Это молодой предприниматель, миллион п-пудов. — Фандорин обернулся к женщине. — Кто остальные?
— Все они члены правления Совета нефтепромышленников. Значит, революционеры ни при чем. Арташесов меня предупреждал, чтобы я не шла на уступки моим рабочим…
Саадат вынула из-за лифа свой пистолетик, приставила дуло ко лбу вислоусого.
Голосом, который напоминал шипение атакующей змеи, что-то проговорила.
Гасым перевел, неодобрительно покачивая головой:
— Хочет знать, где сын. Сказала: «Будешь молчать — те двое расскажут. Но ты уже не услышишь». Ай, женщина нельзя так с мужчина говорить, даже если мужчина совсем плохая. Нельзя отвечать, лучше умирать.
Но пленный был на сей счет иного мнения. Зажмурившись, он что-то прохрипел, и Саадат убрала оружие. Теперь сказанное перевела она сама:
— Турал здесь. Где именно, он и его сообщники не знают. Днем за Туралом в Катер-клуб пришла арташесовская яхта и увезла куда-то. А эти остались ждать дальнейших указаний. Господи, куда они дели моего мальчика? Где его искать?! Как?!
Она заплакала.
— Очень п-просто, — пожал плечами Фандорин и подошел к пленникам-армянам. — Значит, вы служите Арташесову? На вилле часто бываете?
Обоих бандитов накрыло широкой тенью. Это рядом с Эрастом Петровичем встал Гасым.
— Лучше правда говори, — посоветовал он.
* * *В спальню господина Арташесова удобней всего было проникнуть через окно. На третий этаж пришлось вскарабкаться по водосточной трубе и потом еще пройти десяток метров по узенькому пятидюймовому карнизу, но иначе понадобилось бы уложить десяток телохранителей, стороживших внизу.
Зато поблизости от спальни, по уверениям пленных, ночью не было ни души. Миллионер засыпал с трудом и просыпался от малейшего постороннего звука. Подниматься по лестнице кому бы то ни было строжайше воспрещалось.
Эраст Петрович перелез через подоконник очень деликатно. В его планы не входило тревожить чуткий сон хозяина раньше времени.
Мягкий свет ночника розоватым сиянием освещал пышное ложе. В комнате заливисто пели соловьи — не живые, а с граммофонной пластинки. Пластинка была гигантского размера, как, впрочем, и сам граммофон. Ничего подобного Фандорин прежде не видывал. Наверняка изготовлено по специальному заказу: чтобы записи хватило на всю ночь.
Арташесов сладко спал, по-детски подложив обе руки под щеку. Голову прикрывал шелковый ночной колпак с пумпончиком.
Под подушкой — рассказали пленные — кнопка аварийного вызова охраны. Эраст Петрович обрезал провод и только после этого прервал мирные грезы столпа нефтяной индустрии.
Зажал Месропу Карапетовичу ладонью рот. Приставил к переносице ствол «веблея». При необходимости Фандорин мог бы прикончить Арташесова одним пальцем, но оружие обладает особой силой убеждения.
Нефтегерцог пискнул. Открыл глаза. Зрачки немедленно сошлись к переносице, будто примагниченные блеском вороненой стали. Не очень скоро, секунд через десять, взгляд промышленника переместился на Эраста Петровича. Глаза несколько раз мигнули. Сначала изумленно, потом непонимающе. Фандорин вдавил дуло сильнее. Тогда взгляд сделался правильным — окоченевшим от ужаса.
— Малейший з-звук — убью. Ясно?
Веки дважды опустились. С до смерти испуганным человеком нужно говорить короткими, четкими, предельно понятными фразами.
— Сейчас вы снимете трубку. Начальнику охраны скажете, чтобы все убирались к черту. Мешают спать. Ясно?
Теперь Эраст Петрович ладонь убрал, пистолет отодвинул, но целил по-прежнему в переносицу.
Арташесов сел на кровати. На лбу у него выступила испарина. Сглотнул.
— Во…
— Что?
— Водички…
Поклацал зубами об стакан. Откашлялся.
— Если охрана что-то з-заподозрит, убью.
В хорошей угрозе, как в песне, важную роль играет рефрен. Здесь можно не бояться тавтологии. Эраст Петрович и еще раз повторил:
— Убью. Ясно?
— Минуточку… Сейчас, — прошептал Месроп Карапетович. — Должен предупредить… — Он извиняющимся жестом приложил руку к груди. — Я говорю с караулом по-армянски. Иначе это покажется им странным.
— Ничего, я знаю армянский, — небрежно сказал Фандорин.
Арташесов сейчас был не в той ситуации, чтобы уличить оппонента в блефе.
«Не рискнет. Слишком испуган».
Промышленник снял трубку, надавил рычажок. Раздраженным голосом произнес несколько фраз. Разъединился.
Не убирая пистолета, Эраст Петрович подошел к окну, выглянул из-за шторы. От дома по аллее на цыпочках просеменила вереница вооруженных людей.
Дождавшись, когда телохранители растают во тьме, Фандорин подал условный сигнал: мигнул фонариком.
— Наденьте халат и сядьте в кресло, — сказал он, вернувшись к кровати. — С вами будет говорить дама.
— Дама? — Голос Арташесова жалобно задрожал. — Если вы решили, будто я помогал Левончику ухаживать за вашей супругой, вы заблуждаетесь! Совсем наоборот! Посмотрев на вас, я сказал ему: «Левончик-джан, это очень серьезный человек. Оставь госпожу Лунную в покое. Добром оно не кон…»
На лестнице послышались шаги, Месроп Карапетович повернулся к двери и умолк на полуслове.
Выводить миллионера из заблуждения Эраст Петрович не стал специально. Явление матери похищенного ребенка должно было стать для Арташесова сюрпризом.
И сюрприз удался. Появившись на пороге и увидев съежившегося в кресле хозяина, госпожа Валидбекова с хищным криком ринулась к нему, вцепилась ногтями в лицо делового человека и разодрала кожу в кровь. Потом швырнула толстячка на пол и принялась топтать ногами.
— Не орать. Убью! — предупредил Фандорин избиваемого, не спеша остановить экзекуцию.
Месроп Карапетович не орал. Только прикрывался от ударов и охал. Саадат тоже молчала — оскаленное лицо дамы из общества было страшным.
Тигрица, подумал Эраст Петрович.
К нему подошел Гасым.
— Юмрубаш, скажи ей: женщина бить мужчина нельзя!
— Сам скажи, если не п-побоишься…
Однако потехе час, а делу время. Не без сожаления Фандорин произнес:
— Довольно, сударыня. Господин Арташесов еще не сказал нам, где он прячет вашего сына.
Но тигрица не послушалась. Она нагнулась, схватила магната за голову и принялась колотить ею о паркет.
— Ваш сын жив, жив! — взвизгивал Месроп Карапетович. — Клянусь, как принц у меня живет!
Попробовал Фандорин взять разъяренную мать за плечи — получил чувствительный удар локтем в солнечное сплетение.
Ну и темперамент! Оставалось только одно средство остановить госпожу Валидбекову, пока она не достучала затылком Арташесова до сотрясения мозга.
Очень аккуратно Эраст Петрович взял даму сзади за горло. Нежно и мягко, чтобы не оставить синяка, сдавил точку «суймин». Саадат немедленно обмякла и была осторожно уложена на пол рядом со стонущим хозяином дома.
Тут встрепенулся Зафар, до сего момента невозмутимо наблюдавший, как его госпожа колотит врага. С гортанным криком перс выхватил из-за пазухи нож.
— С ней всё в порядке! — быстро сказал Фандорин. — Пусть полежит, поспит.
Евнух покачал головой, рука была угрожающе занесена для броска.
— Ну хорошо, — вздохнул Эраст Петрович. — Сейчас я приведу ее в чувство.
— А я пока буду говорить с собака. — Гасым легко поднял с пола Арташесова, отнес в угол, кинул в кресло. — Буду объяснять, что надо правда говорить.
— Только б-без шума, ладно?
Гочи зашептал что-то неласковое, нависнув над Месропом Карапетовичем, который утирал рукавом исцарапанное лицо, а Фандорин нажал на шее Валидбековой точку «мэдзамэ».
