Борис Акунин - Чёрный город
Гасым приполз с носа, тяжело опустился на скамью.
— Вай, плохо мне, — сказал он.
Даже в темноте было видно, что лицо у него совсем белое.
— Он ранен в с-спину. Нужно остановить кровь. Сударыня, вы сможете сделать перевязку?
Саадат кивнула и наклонилась к гочи. Тот оттолкнул ее.
— Не трогай меня, женщина! У меня кровь много! Мне море не нравится! Пока дело делал, ничего. А сейчас плохо совсем.
Укачало, понял Фандорин. Пока лежал — ничего, а как только сел, замутило.
Догадка немедленно подтвердилась. Гасым поднялся, навалился грудью на борт. Зарычал. Его рвало.
Воспользовавшись беспомощностью гочи, Зафар вынул ножик, ловко рассек черкеску. Обнажилась могучая спина, залитая кровью. Евнух быстро залепил рану.
— Откуда у него п-пластырь?
— У скороходов пластырь всегда при себе, — ответила Саадат. — Сделайте что-нибудь! Мы отстаем!
Она была права. Расстояние продолжало расти.
— Д-держите штурвал. Крепко.
Плоский нос катера летел над волнами с головокружительной скоростью — пожалуй, быстрей автомобиля, мчащегося по хорошему шоссе. Эраст Петрович лег, вытянулся и велел себе слиться с корпусом лодки воедино. Требовалось попасть с полусотни метров, из оружия, не приспособленного для дистанционной стрельбы, в небольшой предмет. Задача с тройным усложнением: и мишень, и платформа, на которой находился стрелок, быстро двигались, к тому же еще сильно трясло.
Тем не менее единственное, что в данной ситуации оставалось — прострелить двигатель. Еще минута-другая, и бандиты окажутся вне зоны огня.
«Я — часть катера», — сказал себе Фандорин и превратился в полулетучее, почти невесомое судно — металлическую голодную акулу. Грудью он разрезал воду, и она вскипала, распадаясь надвое.
«Пора!»
Первый выстрел был недостаточно хорош. Судя по огненным брызгам, пуля попала в стальной кожух мотора.
Еще раз.
Опять то же!
Плохо, очень плохо!
Но людям, сидевшим в переднем «даймлере», выстрелы не показались неудачными. Видно, решив не искушать судьбу (а может быть, по какой-то иной причине), катер, вильнув влево, стал уходить в сторону берега.
Больше патронов Эраст Петрович тратить не стал. Обойма была последняя, а в ней всего три пули. И зачем? Противник уже не пытается оторваться, хочет высадиться. На берегу бандитам убежать от Фандорина будет трудненько.
Берег быстро надвигался. Он был высокий, обрывистый.
— Что это за места? — крикнул Эраст Петрович.
— Я не знаю! — ответила госпожа Валидбекова. — Мы обогнули мыс Шоулан, значит, недалеко Мардакяны.
— Держитесь к-крепче. Начинается мелководье.
Передний «даймлер» уже увяз в песке, прочертив по нему с разбегу черную линию. Три фигуры бежали по полосе прибоя. Теперь их можно было легко подстрелить — как раз и патронов бы хватило. Но чего ради? Если болваны не разбегутся в стороны, догнать и взять их живьем легче легкого.
Лодка заскрипела по дну. Остановка была не очень резкой — Эраст Петрович заранее скинул скорость.
— Гасым, б-бежать можешь?
Гочи поднялся, покачнулся, снова сел.
— Нога плохой! Не стоит! — взвыл он плачущим голосом. — Стыд какая! Какая стыд! Перед баба кишки наружу! Теперь голова вертится!
Утешать его было некогда. Зафар уже спрыгнул в воду, поймал на руки Валидбекову и понес ее к сухому месту.
— Я вижу их! Вон они!
Саадат показывала вперед.
Отлично, все трое держались кучкой. И бежали прямо к отвесной скале. Хотят вскарабкаться по круче? Ну-ну.
Фандорин обогнал евнуха и даму. После долгой гонки по волнам земля будто покачивалась.
Дело шло к развязке.
Сзади послышался топот. Эраст Петрович оглянулся — увидел несущегося со всех ног Гасыма. Значит, очухался. Очень кстати. Саадат споткнулась, упала. Зафар помог ей подняться. Не ушиблась? Кажется, нет.
Всего на несколько секунд Фандорин выпустил из поля зрения бандитов, но когда вновь посмотрел вперед, не поверил глазам. Они исчезли!
Берег пуст. По крутому склону никто не карабкается. На сером фоне скалы спрятаться негде.
Что за бесовщина?
— Они пропали! — всплеснула руками Саадат. — Где они?
Гасым, тяжело дыша, остановился, почесал затылок под папахой. Прогудел:
— Вай, шайтан…
Даже Эраст Петрович был растерян. Три головореза — не ангелы небесные, чтоб взять и вознестись в горние выси.
Лишь Зафар не выразил никаких чувств — ни удивления, ни отчаяния. Подбежав к подножию обрыва, он покрутился там, переместился влево, потом вправо. Обернулся, помахал рукой: сюда, скорей!
Меж двух валунов, почти неразличимая во мраке, серела дверь. Она была без замка и даже без замочной скважины, но с ручкой. Фандорин дернул — заперто. Вероятно, внутри засов.
Выходит, похитители неслучайно свернули к берегу именно в этом месте.
— Гасым!
Гочи подобрал с земли огромный камень, поднял его над головой и швырнул в дверь. Та с грохотом провалилась.
Эраст Петрович ожидал увидеть зияющую темную дыру — и был удивлен. Из щели, прорезанной в камне, сочился слабый электрический свет.
— За мной!
Через несколько метров проход сделался выше и шире. Где-то впереди, не очень далеко, перекатывалось дробное эхо — быстрые шаги нескольких человек.
До ближайшего поворота Фандорин добежал первым, но на углу его обогнал евнух. Он двигался так же бесшумно, только еще стремительней.
Галерея, под каменным потолком которой горели плоские лампы, сделала еще один зигзаг — и Эраст Петрович увидел впереди три спины. Зафар уже почти догнал их. В поднятой руке перса что-то блеснуло.
— Не убивать! — крикнул Фандорин.
Евнух махнул — один из бегущих с воплем рухнул, двое остальных припустили еще быстрей. Эраст Петрович тоже прибавил скорости.
Не останавливаясь, Зафар перепрыгнул через упавшего.
Сбитый с ног был живехонек, из правой ляжки у него торчал черенок метательного ножа, раненый держался за него, подвывая от боли.
Ай да евнух! Не замедляя бега, Фандорин стукнул лежащего ребром ладони по затылку. Вой оборвался.
— Гасым, подбери!
Зафар снова взмахнул рукой. Крик. Звук падения. На земле снова валялся человек, только этот держался не за правую ляжку, а за левую.
Работа у Эраста Петровича была легкая: подбегай на готовенькое да лупи по шейным позвонкам.
— Гасым, и этого!
Последнего перс дырявить не стал, а оглушил — влепил удар рукояткой по макушке. Чувствовался почерк настоящего художника, которому скучно повторяться.
Когда Фандорин приблизился, евнух уже сидел верхом на пленном, стягивал ремешком руки.
— Браво, Зафар. П-прекрасная работа!
Перс оглянулся. Ничего не сказал, на смуглом лице никаких эмоций.
«А ведь он немой. Кажется, в гаремах особенно ценятся евнухи с вырезанными языками. Бедняга!»
Приблизилась запыхавшаяся Саадат. Сзади сопел Гасым, волочил за шиворот по полу два бесчувственных тела.
— Смотрите! — воскликнула госпожа Валидбекова, заглядывая за угол.
И кинулась куда-то.
— Стойте! Без меня ни шагу!
Эраст Петрович бросился за ней.
Впереди блестела металлическая решетка, за которой было темно. Саадат выдернула из волос заколку, наклонилась к замку.
Место показалось Фандорину знакомым. Скрипнула дверца. Отстранив женщину, Эраст Петрович шагнул первым. Свет почти не проникал в тесный закуток, но стенка впереди была странная — будто бы слегка покачивалась.
Он протянул руку.
Бархат. Это штора!
Отдернул — и не увидел (было темно), а ощутил обширное пустое пространство. Где-то неподалеку монотонно журчала вода. Здесь вообще было много воды — из мрака несло сыростью и прохладой.
— Мы у Арташесова, — шепнула Саадат. — Это его подземный пруд.
Так и есть! Значит, галерея, где Эраст Петрович познакомился с веселой вдовой (тогда она еще была веселой), вела к берегу моря.
— Я вырву ему сердце, — неестественно сдавленным голосом сказала Валидбекова. — И брошу свиньям. Подлая, гнусная, мерзкая тварь! Теперь я поняла!
Вздрогнув, Фандорин обернулся. Даже во мраке было видно, что глаза нефтепромышленницы светятся яростью.
— Вы поняли, а я еще нет, — вздохнул Эраст Петрович. — Пора побеседовать с п-похитителями.
Он вернулся назад в освещенный коридор. Трое захваченных бандитов лежали рядком, аккуратно связанные. Над ними грозно возвышался Гасым. Когда Фандорин сообщил, что это вилла Арташесова, гочи вдруг впал в ярость, причем обрушилась она почему-то исключительно на одного из пленников — того, который был не ранен, а только оглушен. Разбойничьего вида малый, с небритой щетиной, вислыми усами, в низкой барашковой шапке, только взвизгивал.
