Татьяна Светлова - Тайна моего двойника
— Нет.
Джонатан отвел глаза. Ему ничего было мне сказать. Мне тоже говорить не хотелось. Мне все так надоело! Бояться, сомневаться, жить в непонятной опасности и сплошных загадках, биться над их решением — мне все на-до-е-ло!
* * *Белые отштукатуренные стены; высокие узкие окна-бойницы, забранные решетками; тяжелая металлическая дверь. Помещение было большим, сухим и теплым, даже жарким, пожалуй.
Игорь приставил стул к стенке и забрался на него. В узкий прямоугольник окна был виден нетронутый снег. Пейзаж не узнавался.
Не имеет значения. Не много нужно ума, чтобы понять, что это подвал.
На старом диване, где Игорь провел ночь, лежало вытертое верблюжье одеяло веселого рыжего цвета. Круглый деревянный стол, когда-то лакированный, древесина в пятнах и белесых кругах от стаканов и чашек; два венецианских стула, тоже не первой молодости… Старая ненужная мебель, которая, вместо помойки, нашла себе приют в подвале…
Чего?
Дачи, конечно. И чистый, нетронутый снег — где такое найдешь в городе? Это подвал дачи…
Чьей?
Ему до сих пор не довелось посещать подвалы дач, на которых он бывал. А может, это подвал дачи, на которой он никогда и не бывал?…
Но сейчас не это важно. Важно лишь то, что он на даче.
Вместо Парижа.
* * *
Как же его вычислили? Когда?
С тех пор, как он отозвал в срочном порядке Сергея из Парижа, прошла неделя. Неделя, в которую он попытался создать видимость бурной деятельности, пытаясь, на самом деле, лихорадочно придумать, как отвести опасность, нависшую над Олей.
Кто-то за эту неделю догадался, что он темнит.
Кто?
Сережа. Кто же еще!
Он вернулся из Парижа удивленный своим отзывом, настороженный. Но Игорю он ничего не сказал, вопросов не задавал. Затаился.
Учуял, стало быть, что Игорь ведет двойную игру. Он вполне мог сообразить, он не глуп, Сергей…
И помчался стучать — выслуживаться… Это он тоже вполне мог.
А, может, с той стороны сами насторожились. И подъехали к Сергею с расспросами: что это, мол, у вас ничего не двигается в поисках? А уж Сережа рад стараться: все свои подозрения и сомнения разом выложил.
Как бы то ни было, Сережа его предал. Продал.
Что ж, поделом тебе, чистоплюй: не ты ли чувствовал с самого начала, что в мальчике этом что-то порченое? И не ты ли сказал себе: не мое дело? Не мне его воспитанием заниматься?
И вот оно, «не твое дело». Сидишь ты теперь на даче в подвале, за решетками и железными дверьми. И теперь всё — не твое дело, потому что ты уже ничего не можешь делать…
* * *
Хорошо, хоть он не связан. Сюда его везли с кляпом во рту, с мешком на голове, обвязанного с ног до головы веревками. Он себя сам чувствовал мешком.
Они пришли к нему, когда сумка для Парижа была уже собрана, когда все было готово и продумано для отъезда — и он замешкался лишь на каких-то пять минут, решив, на всякий случай, оставить в компьютере записку Оле.
Открыв дверь, он даже не успел понять что случилось и кто к нему пришел: оглушенный ударом по голове, он свалился снопом, и очнулся только в машине. С кляпом, мешком и веревками.
Тогда, в машине, он уже не чаял увидеть еще раз восход солнца. Он уже представил себе, как по весне, когда снега начнут сходить, какие-нибудь дачники найдут его разложившийся труп…
Он даже пожалел чьи-то нервы. Он не хотел бы быть на месте этих дачников.
Впрочем, на месте разложившегося трупа он тоже не хотел быть…
* * *
Но он оказался в подвале чьей-то дачи.
Что ж, это уже совсем неплохо. И даже намного лучше того места, которое ему представилось в машине…
Загремела дверь.
Не хотелось никого видеть — Игорь еще не готов к разговорам. Но только не он здесь хозяин и не ему придется решать, когда ему встречаться и с кем…
Хороший вопрос: с кем? Сейчас как войдут два бугая и… Раз он на даче, так и лес с глубокими сугробами всегда под рукой…
* * *
Вошла девушка в десантной форме. Невысокая, темные волосы острижены коротко, глаза цвета спелой вишни посмотрели на него загадочно и непроницаемо, но любопытство все же выдавало себя короткими проблесками; пухлая нижняя губка немного оттопырена от важности порученного дела, в руках поднос с едой. Едва она пересекла порог, как кто-то закрыл за ней дверь.
Значит, его еще и охраняют.
Девушка прошла к столу. Пятнистые штаны обволакивали крепкую, увесистую попу, вовсе не десантную, а форменная рубашка вздымалась на буйной неформенной груди.
Она составила с подноса две дымящихся тарелки, чашку, стакан, бутылку пива и бутылку минеральной воды. «Спасибо», — сказал Игорь.
Девушка даже не обернулась.
— Меня здесь неплохо принимают, — пошутил он. — Это борщ?
Девушка и ухом не повела. Оставив поднос на столе — придет, стало быть, за посудой скоро — она направилась к дверям.
— Где здесь туалет? — послал Игорь вдогонку ее спине вопрос. Спина даже не дрогнула, не повернулась. Дверь перед девушкой открылась и она выскользнула в ее темную щель.
« Туалет, — подумал Игорь, — это, помимо его прямого назначения, еще и способ хоть как-то разведать местность. И надо будет еще попробовать сторговать душ…»
Он подошел к двери и постучал.
— Что нужно? — раздался молодой мужской голос.
— Туалет.
Дверь опять громыхнула и плечистый парень в такой же десантной форме возник в проеме. «Ого, тут, кажется, частная дачная армия разместилась», — мелькнуло в голове. Парень, однако, никуда не повел Игоря, а, наоборот, вошел к нему в комнату и в одной из стен открыл неприметную в полумраке подвала, такую же белую, как стена, дверь. Игорь оказался в «совместном санузле»: унитаз, раковина, душ. Имелись также туалетная бумага, мыло, паста, зубная щетка и полотенце. Все, что надо цивилизованному человеку для минимального комфорта.
Здоровый бугай вышел и запер дверь. « Какая предусмотрительность, — думал Игорь, — комфортабельная тюрьма, специально оборудованная в подвале дачи… Интересно, кто же ее построил?»
* * *
Девушка снова возникла в дверях. Глянув на Игоря искоса, она направилась к столу.
— Как вас зовут? — поинтересовался он.
Ни малейшей реакции. Уж не глухонемая ли?
Она стояла спиной к Игорю, составляя тарелки на поднос. Игорь решил проверить свою догадку и посмотреть ей в лицо, когда он с ней заговорит. Но не успел он встать и сделать один шаг в направлении круглой попы, как девушка молниеносно развернулась и Игорь оказался на полу с вывороченной за спину рукой раньше, чем он успел что-либо понять.
Вишневые глаза посмотрели на него строго и внимательно.
— Я, собственно, хотел проверить, уж не глухонемая ли вы… — Он попытался улыбнуться, но только поморщился от боли в заломленной руке.
— Ну и как, проверил? — разомкнулись пухлые губы.
Голос ее был грудным, красивым, с провинциальным говорком.
— Проверил, — прокряхтел он.
Девушка отпустила его руку. Игорь встал.
— Так как вас зовут?
— С тобой не велено разговаривать.
— А вы… ты и не разговаривай. Скажи только, как тебя зовут, и все.
— Не велено.
Она вышла. За дверью, закрывшейся ей в след, раздались голоса. Игорь прижался ухом.
— Чего случилось там, Кать?
Ага, Катя, значит.
— Да ничего, — ответила Катя и ее шаги удалились.
Игорь растянулся на рыжем одеяле. Потолок был низким, нависал прямо над его лицом.
Игорь закрыл глаза. Хорошо уже то, что он жив.
* * *
Визу для Джонатана пообещали к концу недели. Выйдя из консульства на широкий бульвар Ланн, я закурила. Джонатан ждал меня, подняв воротник своей куртки. День был пасмурным, низкие грязно-серые облака мотались прямо над головой, цепляясь за верхушки высоких деревьев бульвара, и отвратительный влажный ветер пробирал до костей.
Я не знала, что теперь делать, куда идти, чем я должна заниматься. У меня раньше никогда в жизни не было такого состояния неопределенности. Все всегда было ясно и последовательно, организовано мной или Игорем, или просто-напросто обстоятельствами: утром можно было не торопясь позавтракать, потом были компьютерные курсы; возвращаясь домой, я заходила в магазины, а дома меня ждал обычный ассортимент домашних дел: заправить машины, стиральную и посудомоечную, пропылесосить, приготовить поесть, если мы собирались обедать дома, и прочие мелочишки, но всегда конкретные; вечер был с Игорем и по его программе — то гости, то элитные тусовки, или дома, что было лучше всего; в выходные надо было навестить маму — родители Игоря жили во Владивостоке и я их никогда не видела… В общем, просыпаясь по утрам, я всегда знала, что я буду делать, зачем и почему.
