Виктор Галданов - Банка для пауков
— То, что сделал Мирза-ага, по всем закона моря называется беспределом, — авторитетно заверил тучный Дато.
— Если сейчас ему это спустить, — сказала мама Рена, — то завтра он отберет нашу гостиницу, потом оттяпает универсам и наконец заберет ипподром!
При последнем слове все возроптали. Ипподром был любимым детищем Вано, и он в последние годы прилагал огромные усилия, чтобы как-то раскрутить его. За ипподром полегли лучшие джигиты клана Марагулия, отбивая его у тюменской братвы. Ипподром для клана Марагулия стал Сталинградом, после чего прибрать к рукам весь остальной город стало уже делом времени. Вспоминать ипподром в таких обстоятельствах было сравнимо с американским кличем «Помни Аламо!» Разумеется, дерзкого следовало немедленно окоротить, поскольку его поступок граничил не только с неуважением к дому Марагулия, но и с элементарным презрением к заветам «старших». Даже если бы Мирза-ага сегодня же вернул бы девушку с извинениями, ему было бы не избежать наказания. Но он никого и ничего возвращать не собирался.
— Вчера к нам приехал человек из Ростова, — устало сказала Рена. — Рассказал о смерти нашего дорогого Гиви. В морге у нашего мальчика нашли вот эту фотографию. Это человек, который заказал, чтобы у нас отняли грузовик. Во всяком случае, именно он должен был оплатить его доставку.
Фотография пошла по рукам. И взгляд каждого, кто держал ее в руках, изливал свою порцию ненависти и проклятий на безволосое морщинистое лицо.
* * *Это была девушка-персик, настолько же юная, насколько и порочная. Похищение она восприняла как еще один вираж в своей богатой приключениями жизни.
— Послушай, дедок, а чего ты меня похитил, — захихикала она, едва оказавшись в «линкольне». — У тебя че на меня, запало, да? У тебя на меня эрекция, да? Слушай, я тащусь на мужиков с эрекцией. Идешь так по жизни, никого не трогаешь, примус починяешь, глядь, а у он к тебе начинает приставать, знакомиться, всякую фигню пороть, это, видите ли, потому что у него на тебя — бабах! — эрекция, это если по-научному. А грубо по-русски говоря — стоит.
— Э-да! Балаболка! — возмутился Мирза-ага. — Ты заткнешься когда-нибудь?
Он вообще-то был человеком без комплексов, но между ним и его охранниками, которые сидели рядом, одни с ним, другой — с сидящей напротив с Людой, разделенные мягким плюшевым барьерчиком — между ним и всеми его подчиненными, слугами, женами, детьми, словом, всем остальным миром существовала некая незримая грань, стена, преодолеть которую не в силах был никто. Даже перед сильными мира сего, перед тем же Дубовицким, который регулярно получал свою мзду за рынки, Мирза-ага не лебезил, но держал себя по меньшей мере на равных, как президент сопредельного, крошечного, но все-таки независимого государства.
И в этой роскошной десятиметровой машине на месте Люды перебывало предостаточно дам света и полусвета, певицы и кинозвезды, звезды эстрады и балета, актрисы и поэтессы, бизнес-вуман и просто шлюхи. Но ни одна из них не вела себя столь — нет, не нагло, наглость у многих женщин органично сочетается с красотой, — а органично и естественно, словно все в этом мире, как и этот «линкольн» было создано специально для нее и лишь для того, чтобы служить к ее удовольствию.
— Слушай, Азик, а ты будешь меня поить шампанским? — спросила она с деликатностью лисы, обнюхивающей цыпленка.
Мирза-ага сделал знак, Рустам полез во вделанный в сиденье бар и достал бутылку «Асти Мондоро».
— Фи, итальянское! Экономишь на французском, да? — оживилась девушка. — Ну-ну, пои меня своей шипучкой, может, я большего и не стою. Хотя нет, наверно, стою раз у твоих парней на меня так стоит. — Она откровенно взглянула на Чингиза, который под сверлящим взором шефа от смущения не знал куда деться. Да и у какого нормального двадцатипятилетнего парня не встало бы при виде таких крутых, столь откровенно оголенных микроюбкой бедер и таких остреньких, чуть ли не в лицо ему глядящих коленок. Мирза-ага скосил глаза на его штаны и убедился что девушка была совершенно права.
— Пересядь, — коротко бросил он и взял телефонную трубку, соединяющуюю его с шофером.
«Таункар» плавно причалил к тротуару, и молодой человек перебрался поближе к шоферу.
* * *Заказывая себе загородный особняк, Мирза-ага потребовал, чтобы это было «круто, как дворец ширваншахов и вместе с тем модерново, как отель Редиссон». Погрузившись на время в изучение истории ширванских шахов, архитектор выдал наконец дворец в мавританском стиле, где купола были крыты металлочерепицей, на стенах, покрытых глазурованной итальянской плиткой, красовались финские стеклопакеты, а во внутреннем интерьере шведские раздвижные двери соседствовали с натяжными французскими потолками и испанской мебелью.
У Люды, когда она шествовала по этой помеси офиса с резиденций, создалось впечатление, что тут было собрано в кучу слишком уж много всего: мебель, картины, безделушки, коллекции фарфора и ковры. Словно оказался внутри комиссионки по продаже мебели и антиквариата.
Конечно производил впечатление роскошный сад, в котором прохаживались павлины и фазаны, и негры в тюрбанах и шелковых шальварах, которые у Мирзы-ага служили камердинерами. Сказав несколько слов своим охранникам, хозяин дома удалился.
Ее проводили в дальнюю часть дома, которую с основной соединяла одна-единственная стальная дверь с кодовым замком. Возле нее уныло слонялся парень, под мышкой у которого явственно читалась рукоять пистолета.
При открывании двери сработала сирена и зажглась красная лампочка. Люда вошла внутрь и неожиданно оказалась в куда более уютной обстановке. Много ковров, мягкой мебели, сквозь стеклянную крышу проникал приглушенный фильтром дневной свет. В центре обширной залы бил фонтан.
К ней подбежали двое детей: мальчик и девочка лет четырех-пяти.
— Тетя-тетя, вы к кому пришли? Вы новая папина жена? — наперебой закричали они.
— Лала! Эльмарчик! Идите сюда. — К ним тяжелой походкой подошла молодая и очень полная женщина в халате и с полотенцем в руках. — Здравствуйте, а вы к кому? — спросила она Люду.
— Ей-Богу, не знаю, — честно призналась та. — Я себе спокойно купалась в бассейне, вдруг меня окружили какие-то азики и повели в машину.
— Азики? — не поняла толстушка. — Ты имеешь в виду: Азэр и его брат?
— Я не знаю, как его зовут, этого морщинистого дядьку с лысой мордой. Но он-то и был среди них главный.
— Нушаба! — крикнула женщина из помещения, где слышался шум воды и доносились вкусные запахи. — Там кто пришел?
— Иди познакомься, — крикнула в ответ толстушка. — Нашему ослу опять вожжа под хвост попала!
Из кухни вышла дама лет тридцати, столь же полная и выглядящая лет на пятьдесят. Оценивающе взглянув на Люду, она с возмущением воскликнула:
— Надо же! Клянусь, когда мои мама с папой приедут, я им все расскажу. Посмотришь, что мой отец с этим Мирзушкой сделает! Как можно своих кехпя на женскую половину сплавлять. У нас же дети. Где ты их подцепил, там ты их и трахай, сволочь!
Она яростно заколотила обеими кулаками в стальную дверь и заорала как резанная свинья. Открывшему ей охраннику дама выдала тираду столь повышенной интенсивности, из которой, правда, Люда не поняла ни словечка, что тот только и мог что оторопело взирать то на нее, то на Люду. Неожиданно зала наполнилась женщинами. Здесь содержалось их человек пятнадцать, все как одна молодые и довольно хорошенькие, две негритянки, одна кореянка. В их веселую компанию легкую дозу дегтя добавляли две старухи, одна сгорбленная впополам, другая — бодренькая и с веником. И все они заговорили одновременно, часть из них орали на охранника, другие оживленно беседовали между собой и обсуждали Люду. Детишки запрыгали вокруг нее. Люда заметила, что охранник во все глаза смотрел на одну из молодых женщин. Та отвечала ему весьма пылким взглядом, затем чмокнула кончик указательного пальца и помахала им в сторону молодого человека. Тот зарделся как маков цвет. Тем временем, к нему присоединился мужчина лет сорока с большим пузом и в белой рубашке с засученными рукавами и почему-то в галстуке. Послушав галдение женщин в течение минуты, он в свою очередь заорал на них и захлопнул дверь.
— Нет-э, на этого идиота посмотрите! — продолжала возмущаться женщина. — Сколько можно сюда своих шалав возить!
— Ой, блин, Бенька, можно подумать, шо он тебе сюды не так привез! — закричала девушка с толстой черной косой, обмотанной вокруг головы. Акцент явно выдавал уроженку Херсонщины.
— Нет, не так! — гневно возразила та, кого она назвала Бенькой. — Я его законный жена. И я тебе не Бенка, а Бэновша-ханум, так меня и называй, если не хочешь, чтобы тебя базарным охранщикам отдали.
— Ты мне этим с утра грозишь, по-моему, ты сама только об этом и мечтаешь! Привет, давай знакомиться, меня Наталкой зовут, — сказала Люде украинка. — Так ты русская или откуда?
