Виктория Платова - Корабль призраков
– На капитанском мостике.
– А что ты там делаешь? Нашла мужчину своей мечты?..
– Муха, ты гам один?
– Я не бываю один, это во-первых… Во-вторых, ищу, чем бы опохмелиться. Здесь разгром, как после войны в Персидском заливе, куда только экипаж смотрит? И жратвы никакой, а уже, между прочим, двенадцать часов, если верить моим “Картье”.
– Экипажа больше нет. – сообщила я Мухе, удивляясь попутно своей невесть откуда взявшейся истерической веселости.
– Как это – нет? А где он?
– Не знаю… Мы здесь вдвоем с Карликом… Мы прозвонили все службы, нигде никого нет… Мы к тe6e спускаемся… Отбой.
Я повесила трубку.
– Ну, что? – нетерпеливо спросила у меня Карпик.
– Во всяком случае, на корабле, кроме нас, есть еще Муха.
Передо мной, за стеклом рубки, лежало море, покрытое льдами, сверкающими на солнце. Ни единого следа человеческого присутствия, никакой суеты, только величие и покой. Вчера льды казались всего лишь деталью пейзажа, рекламной экзотикой, необходимым дополнением к стакану коньяка, не больше. Теперь они доминировали во всем. Казалось, что “Эскалибур”, покинутый экипажем, уткнулся в берег вечности. Остановился у начата времен. Или у их конца.
Карпик возилась возле приборов, которые не подавали никаких признаков жизни. Пропал экипаж, ни одна из многочисленных систем не работает.
Что же все-таки происходит, в конце концов?!
– Ну что, пойдем? – спросила я у Карлика. Дольше оставаться в рубке не имело никакого смысла. Может быть, потом, когда хоть что-то выяснится…
Карпик пристально посмотрела на меня и рассмеялась:
– Ты похожа на енота, Ева!
– Ну да, на енота, только наоборот. У него черные круги вокруг глаз, а у тебя белые.
– Ничего не понимаю, о чем ты говоришь?
– Сейчас я что-нибудь найду… Какое-нибудь зеркальце, и ты посмотришь.
Почему Карпику пришла в голову мысль искать такую невинную вещь, как зеркальце, в рубке, я никак не могла понять. И почему мое лицо вызвало смех? Может быть, это всего лишь нервная реакция на происходящее? Но почему тогда я сама не ощущаю никакого беспокойства, никакой паники? Разве что легкое покалывание в висках.
Никакого зеркальца Карпик не нашла, зато на свет божий был извлечен вахтенный журнал. Последняя запись датировалась полуночью, когда на вахту заступили второй помощник Суздалев и рулевой матрос Хейно. Ничего особенного в записях не было: вахту сдали – вахту приняли. Никакого намека на происшедшее. Я вспомнила, что именно в рубке находился один из двух радиотелефонов, поддерживающих спутниковую связь с портом. Самым естественным будет связаться с береговыми службами, выяснить, если это возможно, ситуацию. И запросить помощи. Как – я не знала, но, в конце концов, это дело техники…
И тут меня поджидала первая неожиданность, переводящая все происшедшее ночью из разряда мистики в разряд детектива средней руки: радиотелефон спутниковой связи тоже отсутствовал. Я оставила эти знания при себе, чтобы лишний раз не пугать девочку. Прихватив вахтенный журнал, мы направились в кают-компанию.
…Муха сидел на стойке и болтал пальцами в банке с огурцами.
Нас с Карпиком он встретил аплодисментами: истеричная веселость, которую я так тщательно подавляла в себе, исходила от него волнами.
– Только не нужно говорить, что на корабле не осталось никого из экипажа. Мне уже об этом сообщили.
– Кто? – спросила Карпик.
– Наш добрый друг Андрей. Он искал что-то болеутоляющее для своей женушки. После вчерашнего перепоя она даже подняться не может.
– Значит, нас уже пятеро, – произвела я в уме нехитрые подсчеты.
– Шестеро, – поправила Карпик. – Твой Вадик дрыхнет в бильярдной.
– Тогда уж считайте, что девять. Мой патрон у себя в койке, а дражайший губернатор полчаса назад рвал и метал. У него на сегодня назначена связь с областью…
Теперь, во всяком случае, объясняется исчезновение радиотелефона. Губернатор, так же, как и мы с Карпиком, поднялся в рубку, никого там не нашел и взял телефон. Наверняка он уже провел переговоры и вопрос с береговыми службами можно считать решенным.
– Кроме того, наш Уэйн Гретцки уже два часа как разминается в спортзале… По-моему, похолодало, вы как думаете, девчонки?
Только теперь я почувствовала, что в кают-компании действительно прохладно. Скорее всего это связано с двигателями. Судя по звенящей тишине на “Эскалибуре”, основной двигатель, который работал всегда, даже последние два дня – с тех пор как судно стало на якорь, – выключен. А он снабжает весь корабль теплом и электропитанием.
– Кстати, что у нас со светом? – спросила у Мухи я.
– Ничего. Света нет. Я уж тут пытался подогреть чайник… Пустые хлопоты.
Только этого не хватало! Если двигатели отключены, то температура на корабле начнет медленно, но верно падать. И вполне может упасть до нуля – естественный температурный фон окружающей среды. От подобной перспективы я даже поежилась. Надежда только на то, что Распопову удалось связаться с берегом (о пропавшем экипаже я старалась не думать, у нас еще будет время обсудить эту ситуацию детально).
– А может, они где-то спрятались? – высказала предположение Карпик.
– Отличная мысль, – воодушевился Муха. – Играем в прятки. Раз-два-три-четыре-пять, я иду искать… Ева, уйми свое маленькое чудовище.
Губы Карпика задрожали.
– Не стоит ссориться, – примирительно сказала я – Сейчас нужно собрать всех, кто есть на корабле. Я поднимусь в рубку и сообщу по селектору.
– Я с тобой, – тут же сказала Карпик.
* * *…Первым, кого мы встретили в коридоре, был губернатор Распопов. Еще ни разу я не видела его таким взволнованным.
– Объясните мне, что происходит, Ева? – Всегда галантный, он на этот раз забыл даже поздороваться. – Мало того, что я проспал, и меня даже не разбудили… Хотя у меня была договоренность с капитаном! Я поднимаюсь в рубку – и что же? Ни одного человека, и телефона нет на месте…
– Но разве… Разве не вы его взяли?
– Я? С какой стати я должен был его брать? Ситуация переставала быть забавной. Но и паниковать раньше времени не имело смысла.
– Вот что, Николай Иванович, идите в кают-компанию. Сейчас я попытаюсь собрать всех, и мы обсудим создавшееся положение.
Распопов посмотрел на меня с удивлением: с какой с гаги эта дамочка из обслуги, бедная родственница, сомнительная кинематографисточка качает здесь права, – именно эти чувства незамедлительно отразились на его обрюзгшем от чрезмерного обладания властью лице. Но Распопову хватило ума и сил не вступать со мной в полемику, он все еще остро переживал вероломство командного состава корабля. Карпик проводила его насупленным взглядом и все оставшееся время молчала. Я попыталась расшевелить ее:
– Ну, что с тобой? По-моему, это даже интересно. Разве ты не об этом мечтала?
– Только об этом и мечтала. Остаться с ним вместе. Видишь, какая у него рожа… Он же убийца… Столкнет еще кого-нибудь или придумает чего похлеще…
Карпик не забыла эту нашу секретную, хорошо законспирированную игру в поиски убийцы. В отличие от меня. За всеми утренними перипетиями я даже не вспомнила о папке Митько.
Папке, которая лежала на самом дне чемодана и так неожиданно исчезла. Ее исчезновение – это было первым, о чем я подумала, оторвав голову от подушки. Скомканные мысли, посаженные в клетку разваливающейся от боли головы, – сегодня утром меня почти не испугало ее исчезновение. Возможно, я просто не нашла ее, возможно, она устроилась между футболками, возможно, я просто переложила ее в другое место, например под матрас, – действительно, почему бы не переложить ее под матрас или вообще вернуть на законное место в спасательную шлюпку… Но сначала ее нужно найти… И лучше не думать об этом. Потом. Все будет потом. Интересно, что думает по этому поводу убийца старпома, – если он все еще на корабле? А если он все еще на корабле, то моя задача несколько осложняется: пока не выяснится, что произошло с экипажем, я даже не смогу обратиться за помощью к капитану, на которую рассчитывала.
– Я не хочу здесь оставаться, – сказала Карпик.
– Ну, что делать…
– Я не хочу здесь больше оставаться. Не хочу, не хочу, не хочу… Мне не нравится здесь. Не хочу..
Я уцепилась за этот непонятный каприз Карпика, как за спасательный круг. Ее невесть откуда взявшееся упрямство вдруг вызвало во мне раздражение и глухой протест. И я сказала то, чего не должна была говорить. Я сказала это и сразу почувствовала, как становлюсь пугающе похожей на всех ее ненавистниц-подружек из всех ее колледжей и закрытых интернатов. Для несчастных богатеньких привилегированных детей. Тех самых чистеньких девочек, которые издевались над хромотой Карпика, над ее маленькими глазами и плохо промытыми волосами. Я так и видела их – здоровеньких, румяненьких, с крошечными сапфирами в ушах, – их, которые просто из смеха и жестокости подкладывали Карпику кнопки на сиденье и заливали пенал немецким обувным клеем. Я так и видела их – и на секунду стала одной из них. Одной из волчьей стаи жестоких красавиц. Я схватила Карпика за плечи и жарко выдохнула ей в лицо:
