Владимир Колычев - Постой, паровоз!
Зиновий тут же подтвердил свою безобидность. Бесшумной тенью растворился в темноте.
– В доме у меня справно, тепло, – сказала старушка. – Во флигельке худо, зимой холодно. Но Зиновий крышу починил. Стены побелим, полы покрасим, к зиме печку починим – хорошо будет. А летом и без того хорошо. Ну а если не понравится, милости прошу в дом. И там комната найдется…
Дом большой, но несерьезный какой-то. Просевший фундамент, низкие окна, покосившиеся стены. Инга поняла, почему комната так дешево стоит. Если во флигеле хуже, чем в доме, то ясно, какая там комната. Но вопреки ожиданиям во флигельке им с Тонькой понравилось. Ну, пыльно, ну, лампочки еле светят, комнатки маленькие, стены сто лет небеленые, местами растрескавшиеся, пол шаткий и скрипучий, мебели почти никакой – железные кровати, тумбочки да стулья. Зато здесь сухо. Небольшой коридор-прихожая, и не одна, а целых две комнаты. И что главное, отдельный вход. Можно и мальчиков привести, если что. Не монахини же они с Тонькой, в конце концов. Конечно, было бы гораздо лучше, если бы мальчики увезли их в свои роскошные апартаменты. Но где найти таких мальчиков? Впрочем, кто ищет, тот всегда найдет…
– Не фонтан, – сморщила носик Тонька. – Но если обе комнаты наши, тогда ладно.
– За обе не договаривались, – покачала головой старушка.
– Ну, тогда чао-какао!
– Ладно, ладно, живите пока. Но учтите, к зиме цену подыму!
– А если ваш божий человек марафет здесь наведет.
– Чего наведет?
– Ну, стены там, полы, печка.
– А, это все сделаем. Ну, вы располагайтесь.
Но старушка только сделала вид, что собирается уйти. А сама стояла в дверях и выжидательно смотрела на Тоньку. И ушла только после того, как та сунула ей в руку стотысячную купюру.
– Теперь никуда не денешься, – посетовала Тонька. – За месяц уплатили. Месяц здесь жить будем. Цену к зиме она поднимет! Ха, зимой мы во дворцах жить будем. Да, Инга?
– Не вопрос.
– Время еще детское. Может, по городу прошвырнемся, а?
– А ты чо?
– Я – ничо.
– Ну и все! Пошли, прошвырнемся.
Хозяйка к столу их не пригласила, а есть охота. Может, в городе удастся что-нибудь раздобыть. А до центра недалеко, всего-то минут пятнадцать пешком. По деревенским меркам совсем мало. Инга хорошо помнила, как каждый день на своих двоих ходила в школу в соседнее село. Десять километров туда, десять обратно. Ноги у нее до сих пор как у спортсменки – сильные, упругие. А еще стройные – на зависть той же Тоньке. Она тоже хороша собой, но, по правде говоря, ей тяжело соперничать с Ингой.
Они уже подходили к калитке, когда их окликнул мужской голос.
– Поздно уже гулять.
– Ничего себе! – взвилась Тонька. – А ты кто такой?
Инга тоже возмутилась. Она знала, кому принадлежал этот голос. Постоялец, безобидный божий человек. Действительно, кто он такой?
– Зиновий меня зовут.
Густой, необыкновенно волнующий баритон. И какие-то завораживающие нотки в голосе. Но Ингу этим не проймешь, а уж Тоньку тем более.
– Да хоть Педро Хулио Кончито!
– Оставайтесь дома, не надо никуда ходить.
Инга видела только темный силуэт «божьего человека». Черты лица были смазаны темнотой. Но все же можно было догадаться, что внешне он некрасив. И, конечно же, неинтересен. Разве что голос необыкновенный. И возмутительно требовательный.
– Как это не надо, если надо! – хмыкнула Тонька. – Иди ты, знаешь куда!
Зиновий ничего не сказал. И снова, как в прошлый раз, бесшумно растворился в темноте.
– Смотри, пошел! – хихикнула Тонька. – Вот придурок! Ну, что, идем?
– А может, ну его в пень, а? – покачала головой Инга.
Плевать она хотела на чудилу Зиновия. Но его голос до сих пор эхом отзывался в ушах. И требовательный голос, и предупреждающий. Как будто какая-то опасность таилась за калиткой. А что, все может быть. Вдруг это самый криминальный район города? Может, здесь отмороженная братва по ночам разгуливает. А может, и маньяки водятся. Улица темная, ночи теплые – чего им не водиться?
– Что, страшно? – хмыкнула Тонька.
– Мне? Страшно? Гонишь, да!
Уж кто-кто, а они привыкли гулять по ночным улицам районной Знаменки. Было дело, на отморозков каких-то нарвались. Но и так ничего страшного не случилось. Инга выбрала пацана поавторитетней, под ним и загнулась, чтобы на круг не пустили. И Тонька тоже одному дала, чтобы на хор не поставили. Ну а на маньяка Тонька однажды нарвалась. Говорит, что сама совращать его начала. Так он плюнул на нее и убежал. Может, врет, а может, и нет. А если и врет, то очень складно.
Они вышли на улицу, прошли один перекресток – ничего. Со второго перекрестка начиналась асфальтированная дорога, которую освещали уличные фонари. Еще чуть-чуть, и возникнет иллюзия безопасности.
– Стоять-бояться! – окрикнул их грубый мужской голос.
И тут же из темноты вывалились три фигуры угрожающего вида. Самый мощный на вид парень с ходу ткнул пальцем в Ингу.
– Начнем с этой!
Она и опомниться не успела, как сильный удар в лицо швырнул ее на землю. Голова кружилась как волчок на детском празднике. Перед глазами все плыло. А чьи-то руки тащили ее по земле. Тонька визжала. Что-то с ней делают. Но вдруг все прекратилось. Послышались голоса.
– Вали отсюда, урод!
Ночные отморозки бросили своих жертв и переключились на какого-то вынырнувшего из темноты мужчину. Послышался характерный щелчок, с которым обычно выскакивает лезвие выкидного ножа. Но мужчина не сдвинулся с места. Стоял, молча смотрел на ублюдка, который сбил Ингу с ног. Она не видела его глаз, но даже со стороны чувствовала исходящую от него силу. И отморозки чувствовали. Сначала безвольно обвисла рука с ножом, затем послышалось вялое: «Да пошел ты, псих!..» Но мужчина остался стоять на месте. Зато исчезли сами отморозки.
Мужчина подошел к Инге, протянул ей руку. Она приняла его помощь, поднялась с земли. Рука у него необычно теплая. И взгляд мягкий, если не сказать, пушистый. Какое-то непонятное очарование в глазах. Это был их сосед Зиновий. Зря они с Тонькой его не послушались. Сейчас бы жгучая боль не раздувала правую щеку…
Зиновий действительно неказист на вид. Но какой-то есть в нем непонятный магнит. Инга невольно поймала себя на мысли, что могла бы закрутить с ним легкий амур. Могла бы, будь он помоложе. Лет сорок пять ему на вид, если не все пятьдесят. Старый пердун, по сути. А по факту – очень интересный мужик…
Пока она размышляла, Зиновий помог подняться и Тоньке. Мало того, что ей засветили кулаком под глаз, так еще и футболку от верха до самого низа разорвали. Лифчика она не носила, и можно было догадаться, какие виды бы открылись, если бы она не придерживала расползающиеся полы руками. Держала так, что казалось, вот-вот их отпустит. Под глазом надувается шишка, а ей хоть бы хны. Смотрит на Зиновия с блуждающей улыбкой на губах, а глазки блестят. Слишком хорошо Инга знала свою подругу, чтобы не понять, что все это значит… Но Зиновия, казалось, ничуть не смущал ее многообещающий взгляд. Инга не увидела ни единой шальной искорки в его глазах. Смотрела, но не увидела. А зачем, спрашивается, смотрела? Пусть Тонька крутит с ним. Ей-то что?
– Можете дальше идти, – сказал он. – Никто вас больше не тронет.
– Ты откуда знаешь? – кокетливо повела бровью Тонька.
– Знаю. А вы можете обратно возвращаться. Чай пить будем. Проголодались, поди, с дороги.
– Есть чуть-чуть, – кивнула Инга.
Необычная у него для крутого мужика внешность. А он был именно крутым мужиком. Инга почему-то уверена в этом. И пусть хозяйка не заливает насчет божьего человека.
– Надо было вам сразу чаю предложить, – сказал он. – Но вы бы все равно не послушались.
– А сейчас послушаемся.
Все втроем они вернулись во двор дома, который теперь стал общим для них.
– Если хотите, можно в избу, – сказал Зиновий. – Не хотите, можно к вам.
– Лучше к нам, – кивнула Тонька.
Инга согласилась с ней.
Зиновий ушел к себе, а Тонька вдруг ринулась наводить порядок. Стулья вокруг тумбочки расставила. Тряпку где-то раздобыла – пыль протереть. И плевать, что фингал под глазом раздувается. В другое бы время перед зеркалом крутилась – охала бы да ахала, и отморозков с говном бы мешала…
– Это моя будет комната, – заявила она. – А ты в своей приберись, если желание есть.
– А у тебя желание, вижу, есть.
– Ага, хотюнчик напал. Что, нельзя?
– Так может, он со мной захочет? – съязвила Инга.
Они обе знали, о ком шел разговор. И ничуть не удивлялись, что этот разговор вообще возник.
– С тобой? – озадачилась Тонька. – Ну, может, и захочет… А тебе оно надо?
– А тебе?
– Да какой-то он не такой, этот Зиновий. Ну, в смысле, необычный. А может, и вправду не такой. Может, голубой? Холодный какой-то. Такой холодный, что разогреть его хочется. Хочешь, тащи его к себе. Но после меня. Слушай, а на меня правда хотюнчик напал…
Зиновий принес горячий чайник, заварник, кружки, кусок холодной буженины и целую гору зачерствевших, но аппетитных на вид пирожков. Инга действительно с утра ничего не ела и была чертовски голодна. Но как дикая на еду набрасываться не стала. И Тонька не особо усердствовала – было видно, что хочет понравиться замечательному соседу. Но ведь и сама Инга недалеко от нее ушла. Зиновий действительно обладал каким-то мощным внутренним магнитом. Но сам он ни к кому не тянулся. Такое ощущение, будто не видит в ней женщину. Как будто не для любви она ему нужна, а для дружбы. Для чистой дружбы. Может, он и в самом деле какой-то не такой? А может, лишь вид делает, что не ищет плотских развлечений? Сказка ведь долго сказывается, все еще впереди…
