Федор Московцев - Избыток целей
Воздав хвалу её красоте, Артур заявил, что никогда бы не женился на девушке с таким громовым голосом. (у неё был низкий грубоватый, будто прокуренный или севший от простуды голос, не вязавшийся с её миловидной внешностью).
– Я уже боялся, АндрейСаныч, за наше аварийное здание – когда твоя Танюха смеялась. Дрожали стены, звенели стекла. А я люблю девушек с птичьим голоском. И чтобы тенью скользили, нехорошо, когда женщина крепко ногу ставит. Нехорошо.
Однако, немного погодя, оговорился, сказав, что если бы встретил такую – молодую, гибкую, стройную, к тому же «на четких понятиях», то не раздумывая бы женился на ней, бросив старую жену. И это несмотря на твердый голос.
Артуру было 36, что на шесть лет старше Андрея, жена Ансимова-старшего – ровесница мужу, и его поддержал Игорь Быстров, которому в этом году исполнялось 42, а жена на два года старше него. Владимир, женатый на девушке моложе себя на 13 лет, воздержался от комментариев. Как и Алексей, собиравшийся жениться на девушке моложе него на 10 лет.
Этим летом был такой период, когда Андрей чувствовал себя счастливым, что называется на 1000 % – рядом с ним находилась девушка, по всем статьям устраивающая его (все кто попадались до этого, если и были сексуально привлекательными, то обязательно вымораживали откровенной своей тупостью, капризами, и непонятно откуда взявшимися великосветскими манерами – хотя пьедестал для них никто не воздвигал, видимо они влачили такое жалкое существование, что элементарных знаков внимания оказывалось достаточно чтобы они, будучи лохушками с района, почувствовали себя королевами; а в головах красивых и умных водились супер-умные тараканы, и поведение таких девушек было до невозможности странным; вобщем это были призраки, стоящие у дороги и приманивающие путника, чтобы утопить его в своем дерьме); а кроме женской составляющей счастья – Андрея отпустили его обычные проблемы, связанные с финансовыми неурядицами на фирме, к постоянному гнету которых он настолько привык, что даже небольшое послабление давало колоссальный эффект, иллюзию волшебного полета. Если и возникали мысли о жизненных сложностях, то они моментально забивались другими – светлыми мечтами о том, что наступит некое событие, которое моментально восстановит перманентно шатающийся бюджет.
Страсть охватила его глубоко и безвозвратно… но он уже много чего переживал глубоко и безвозвратно, поэтому, в те редкие минуты осмысления происходящего думал со светлой грустью, что блаженство его преходяще, и сравнивал себя с арестантом, временно выпущенным на волю.
С другой стороны, несмотря на такое мега-знание самого себя, память подкидывала реальные факты, по совокупности которых можно было судить совсем по-другому. Вот первый раз, когда Андрей увидел её – в 96-м, в тот день 12-летняя Таня потеряла отца, она водила младшего брата в кустики, после чего по-хозяйски затолкала его в машину, это было возле здания судмедэкспертизы, а за несколько минут до этого Андрей познакомился с Мариам, своей будущей женой; вот четыре года спустя он видит Таню на кладбище, куда пришел на могилу Кати; вот Таня пришла в офис Совинкома под предлогом прохождения обследования; вот в кафе на набережной, куда Андрей зашел с женой, Таня бросает своего кавалера и проходит мимо их столика, с вызовом посмотрев на Мариам; вот её ошеломительный подарок на его день рождения… вот её второй такой же подарок спустя некоторое время, на Татьянин день… и именно тогда, уходя от неё наутро, он почувствовал будто всё, что окружало его и к чему он так привык, весь мир людей и вещей, в котором обычно проходила его жизнь – всё это стало изменившимся и иным, как лес после дождя.
И что характерно, во всех этих узловых моментах их отношений выбор исходил от неё, она не дала ему ни одного шанса проявить мужскую инициативу – начиная с первого движения, определившего начало романа… и в котором было заключено всё, что произойдет в дальнейшем.
Да, эта её особенность не являлась чем-то исключительным: очень часто и завязка, и развязка романа зависят именно от женщины. Даже в тех случаях, когда завоеватели похищали женщин для своего гарема, то выбирали тех, кто правильно на них посмотрел.
Так сложилось, что, несмотря на кажущийся успех и достигнутые результаты, настоящие отношения с Таней ни в коем случае нельзя было назвать чем-то окончательным. На самом деле это не значило ничего или почти ничего и могло прекратиться в любую минуту, без всякого объяснения и без какой бы то ни было возможности возобновления.
А наступление главной фазы – настоящего романа – еще не произошло, и только потому, что ситуация не созрела; а точнее, Таня была к этому пока не готова.
Временами некоторые неуловимые интонации, некое чувство, надолго застывшее в её глазах, своеобразный душевный холод заставляли Андрея насторожиться – хотя он и не претендовал на сплошную всепоглощающую страсть, а то, что получал от Тани, было для него и так сверх меры. Её состояние можно было расценить как обдумывание чрезвычайно важного вопроса, по отношению к которому всё происходящее – слишком мелко и неважно. Либо она была юна, несмышлена, и неопытна для того, чтобы понять суть происходивших событий… хотя некоторые сказанные ею на ходу короткие фразы и определения свидетельствовали об обратном.
На высоте испытываемого счастья Андрей иногда ловил себя на мысли, что если записать все диалоги с Таней, то получится непонятный невразумительный вздор, обидный по отсутствию мысли. Он сопровождал те переливы чувств, которые были характерны для этого периода, для их лета, и вне которых для них ничто не существовало и все окружающее казалось нелепым и смешным – прохожие на Невском проспекте, официанты-турки в бистро «Анталья» на Большой Морской, старые рыдваны во дворе на Марата, и все те незначительные вещи, занимавшие других людей, – потому что единственные вещи, имевшие действительно важное значение, знали только двое, Андрей и Таня, и больше никто.
Проводив её на вечерний семичасовой волгоградский поезд (она уехала в конце августа), Андрей позвонил ей на трубку, и они созванивались и обменивались СМС-ками до тех пор, пока не исчезло покрытие сети, и перемещавшийся в вагоне абонент стал недоступен. Это были содержательные послания: «Соседи в купе дебилоиды. Ты что делаешь?» – «Я в туалете». – «Много не дрочи». – «А то что?» – «Будешь дрочить – приснюсь». – «Уже дрочу». – «Уже снюсь».
Наутро, проснувшись и лежа в постели, сохранившей Танин запах, он перечитывал её сообщения и хохотал до слез: «Будешь изменять мне – отомщу. Я мстю и мстя моя ужасна».
Глава 21
Все же Андрей продолжил общение с Радько и Блайвасом. Ренат, появившись в городе, отзвонился, и на беду сделал это из офиса. Он общался с парнями постольку поскольку, но этого оказалось достаточно для того, чтобы они упали на хвост, когда он пригласил Андрея в баню. Эта второсортная помывочная на пересечении Шоссе Революции и проспекта Энергетиков на территории АТП (автотранспортное предприятие) «Испытатель» не дотягивала по статусу для таких гламурных подонков, как Блайвас и Радько, но зато почти бесплатно (хозяин боялся Винца «еще с тех времен» и пускал за уважуху чисто за символическую плату).
– Навязались черти, – виновато произнес Ренат, когда остались одни в парилке.
О себе он рассказывал скупо – состоит при Коршунове кем-то вроде личного помощника, когда тот приезжает из Москвы. Иногда ездит по командировкам – у шефа деловые интересы по всей России.
В отношении Радько и Блайваса он повторил примерно то же самое, что сказал по телефону: парни мутные, но кое-что из них можно выжать. Конечно, они уже не те, что были раньше. Сейчас им уже по 35, они живут с толстухами-женами, им приходится впрягаться в немыслимые блудняки, и жизнь кончена. Но блатовать стали гораздо больше, чем десять лет назад.
«Кое-что» выжать не получилось, но в бане они стали собираться почти каждую неделю. Это была приятная веселая компания, держались непринужденно, по-свойски, и приняли Андрея за своего. Не стесняясь, рассказывали о своих делах, как разводят коммерсантов на деньги. Судя по всему, Андрей тоже мог угодить в число попавших, но они не стали испытывать на нем свои наработки (вообще не факт, что у них бы что-то получилось – как говорят милиционеры, разводилу не разведёшь).
Попались другие. В конце августа в Петербург приехали Шавликов с Верхолетовым. Недотравленные волгоградские тараканы потянулись на ядовитые петербургские болота, в мир тёмных дворов-колодцев, коммунальных квартир, радиоточек, передающих взрывчатку. У первого были дела – отгрузка цветного металла в порту, и он захватил с собой друга. Верхолетов к тому времени уволился из Волгопромбанка. Рассказывая Андрею об этом, он пенял на то, что руководство пронюхало о его участии в делишках бывшего управляющего Кировским филиалом, но на самом деле его вдохновили россказни Шавликова о крутых парнях а-ля бандитский Петербург, и он решил перебраться в северную столицу, чтобы стать одним из них.
