Аварийный взлёт - Ирина Семеновна Левит
— Вы полагаете, Лавронин может быть в этом замешан?
— А почему нет? — ответила вопросом на вопрос Екатерина Александровна. — Да, у нас здесь о проекте знают только вы и я. В Москве — очень ограниченный круг лиц. Но информация все равно могла просочиться, я имею в виду Москву, и на Лавронина могли выйти те, кто будет рад сорвать проект. А на кого им еще здесь выходить? Только на человека, у которого, как вы изволили заметить, все схвачено, охвачено, за все оплачено.
— Н-да-а… — Огородов поддел ногой опавшие листья, посмотрел, как они разлетаются красивым желтым веером, подумал: интересный поворот, совсем неожиданный. — Как вам это в голову пришло, Екатерина Александровна? — спросил он.
— Это не мне пришло в голову, а Альберту Павловичу. Он для того и вызвал меня в Москву, чтобы все обсудить. Альберт Павлович считает, что есть разговоры, которые нужно вести только с глазу на глаз. И он специально не стал вызывать вас и вообще о чем-то заранее с вами говорить.
— Не пользуюсь достаточным доверием? — внутренне напрягся Огородов.
— Вовсе нет, — отринула нехорошие предположения Малафеева. — Ваш срочный отъезд мог бы породить ненужные вопросы, прежде всего у московских следователей. И подозрения у самого Лавронина. А телефону, как вы сами понимаете, Альберт Павлович решил не доверяться. Мою же короткую командировку никто особо и не заметил.
— Разумно, — признал Валерий Леонидович.
— И очень разумно, по мнению Альберта Павловича, что вы отправили Лавронина на больничный. Да, у вас были совершенно другие соображения, но в данном случае все получилось, как надо. Пусть пока посидит в сторонке. И еще… — Малафеева сделала паузу, — Альберт Павлович считает, что не следуете делиться нашими подозрениями с московским следователем. По крайней мере, до той поры, пока сам Альберт Павлович у себя там не разберется в обстоятельствах.
Ну что ж, подумал Огородов, пусть разбирается. В любом случае к нему, Валерию Леонидовичу, претензий нет. И даже если с проектом возникнут сложности, не новый генеральный директор будет в том повинен. Хотя проект все равно будет реализован. Для него, Огородова, это принципиальная задача.
ГЛАВА 18
Ольга давно не испытывала чувство радости. По крайней мере, после того как ушел муж. Вернее, когда Артем «ушел» ее саму. В первые дни она была полна горя и изумления: все-таки десять лет никуда не выбросишь, тем паче, что эти годы были прожиты, как ей казалось, в любви и согласии, и вдруг так разом… Даже не снег на голову — глыба ледяная. Ну да, не получалось с ребенком, но она ведь старалась, очень старалась, а оказалось, ее старания превратились для мужа в тяжкое бремя — как и сама жена.
Но вот ведь что удивительно: уже через месяц и горе, и удивление исчезли. Не то, чтобы махом растворились, а будто тихо и почти незаметно испарились.
«Если ты человеку не подходишь, то и он тебе не подходит, — сказала мама. — Ты же не станешь носить юбку на три размера меньше и туфли на два размера больше, даже если тебе сначала казалось, будто они тебе впору».
«Точно, — поддакнул отец. — Раз ты ему не нужна, раз он сам с глаз долой, то и ты его из сердца вон».
Почему-то никто из родителей об Артеме не сожалел. Но и никто не стал объяснять — почему. Скорее всего, деликатничали. А Нина Кондакова обошлась без реверансов: выложила, что думает об Артеме и его предусмотрительности по части собственной материальной выгоды. И Ольга почувствовала себя обманутой — причем не сейчас, а давным-давно. И как-то сразу отлегло.
Осталась без мужа? Ну и ладно. Правда, и без ребенка тоже осталась…
«А может, ребенок не хотел рождаться от твоего мужа, — вынесла свой вердикт Нина. — Это не родители детей делают, это дети сами решают, кто станет их родителями. Вот подожди, появится какой-нибудь другой мужчина… Сейчас — не былые времена, когда уже в двадцать семь лет женщину в роддомах называли старой первородящей. Сейчас глубоко за сорок рожают, и нормально. А тебе только тридцать семь».
В общем, и горе, и даже печаль ушли. Но с ними исчезла и радость. Не счастье, которое, как яркий недолгий фейерверк, а то чувство, когда на душе спокойно и сладостно. Когда кажется, что наступил праздник и все будет хорошо.
И вдруг именно сегодня она проснулась с чувством радости. И даже удивилась: с чего бы? Ну ведь не с того, что родители улетают?
— По-моему, этот Сергей Геннадьевич весьма приличный человек, — сказала мама.
— Очень даже, — вторил ей отец.
— И хорошо, что ты его вчера пригласила, — почти в один голос заявили родители.
Ну да, пригласила… Хотя ничего такого изначально не планировала. Даже в голове не держала. Просто так получилось.
Дергачев предложить подвезти в город. В принципе, Нина Кондакова накрутила начальника САБа, и он решил ее по дороге добросить до Авиагородка. Но ей нужно было совсем в другое место, и ему — тоже. Удачное совпадение.
Дергачеву надо было выбрать духи для дочери. Он в этом ничего не понимает, а Ольга разбирается. И она предложила ему вместе пойти в магазин. Опять же совпадение. Удачное для заботливого отца.
Дергачев из приличия решил доставить ее к дому родителей. Ольга из приличия пригласила его на ужин. Оба проявили приличие, и это тоже совпадение. Вопрос: удачное ли?
— Ты его хорошо знаешь? — спросила мама.
— У тебя с ним хорошие отношения? — уточнил отец.
— Его никто хорошо не знает, кроме нашего замдиректора по безопасности, и его все побаиваются.
— Да-а? — удивились родители.
— Он похож на волка.
— На волка?!
С сильным жилистым телом, с жесткими чертами лица, с серо-стальными от обильной седины короткими густыми волосами, с суровым прищуром, Дергачев появился в аэропорту стремительно и при этом почти бесшумно. Самый настоящий волк. Однако же зубы не скалил, в горло никому не вцеплялся и даже не рычал. Волк, сознающий свою силу, а потому никому ничего не демонстрирующий.
— Ну, так его Нина называет. А вообще он вроде никому ничего плохого не сделал, ни на кого даже голоса не повысил, а его боятся. Хотя слова дурного никто о нем не говорит.
— Бывает, — заметил отец.
— А он когда-нибудь улыбается? — спросила мама.
Ольга подумала и сказала:
— Я ни разу не видела.
Он и за весь вчерашний вечер ни разу не улыбнулся. Хотя охотно беседовал и вполне доброжелательно на все реагировал. И был похож не на волка, а на вполне миролюбивого,
