Инна Тронина - Отторжение
Лестница белого мрамора уходила кверху, но Гуляев почему-то туда меня не повёл. Сзади к нам подошёл белокурый юноша в красном пиджаке, с золотой цепочкой на шее. Но держал он себя, как вышколенный официант. Забрал у меня розы и куда-то унёс, а перед этим помог снять пальто. Далее к нам присоединился седоватый гражданин с очень загорелым лицом. На нём был модный пиджак — в бело-голубую клетку.
Когда оба типа исчезли, Гуляев прихватил меня покрепче:
— Дайана, твой брат и наш хозяин сейчас перешли из купальни в комнату отдыха. Даже одеться не успели — так хотят тебя увидеть…
— Я тоже очень хочу! — Видимо, так должна была ответить сестра Эдика.
— Пошли! — Гуляев распахнул передо мной двери с витражами.
Он старался не смотреть на меня, чтобы побороть искушение. Как бы мне захотеть его? Ведь Вадим много знает, и может быть полезен…
Мы поднялись на три ступеньки вверх. Вадик толкнул ещё одну витражную перегородку. Мы вошли в пустую, чистую комнату, залитую жемчужно-белым светом. Восемь дубовых стульев с высокими спинками были задвинуты под длинный стол. Окна закрывали плотные жалюзи, и улицы точно ничего не было видно. В комнате отдыха — духмяной, просторной, бревенчатой — не оказалось больше никакой мебели.
Но, видимо, в ней и не нуждались двое мужчин, которые с огромным интересом уставились на меня. Один из них сидел в торце стола — молодой, интересный, с влажной бородкой, в белоснежном махровом халате. На волосатой его груди красовалась платиновая цепь с крестом. Я облилась холодным потом. Ужас, не надела крест Дайаны! А ведь она — верующая. Но почему-то никак не могла это сделать. Казалось, что в этом случае обязательно погибну. А так, может быть, пронесёт.
Справа от хозяина устроился блондин лет тридцати, с низкими тёмными бровями. Он был круглолицый и основательный, тоже в банном халате. Вот и мой брательник Эдик — просим любить и жаловать! Ничего себе, охранник. За таким, как за каменной стеной. Мускулы ворочаются под халатом. Ребро ладони заточено, как топор. Каратист, блин, никуда не денешься. Ладно, что уж точно не полезет — чай, сводный брат. Ковьяр не производил впечатление сексуально озабоченного. Значит, надо опасаться только Гуляева. Остальные, скорее всего, побоятся меня трогать.
Перед каждым из мужчин стояла высокая хрустальная кружка с тёмным пивом «Афанасий». Эдик улыбнулся по-домашнему, спокойно и доброжелательно. Он вышел из-за стола, обнял меня, поцеловал в щёку сухими крепкими губами.
— Вот какая ты, сестрёнка! Папа и говорил — красавица. Но я не думал, что до такой степени! Знакомься, это мой хозяин — Никита Зосимович…
Ковьяр вежливо наклонил голову. Я не знала, что делать — приседать или вставать на колени. На сей счёт гай мне инструкций не давал. Значит, можно было поступать на своё усмотрение.
— Очень приятно, — прошелестела я, и глаза сами наполнились слезами. — Дайана Косарева…
— Не бойся, тебя не съедят, — успокоил Эдик.
Я наткнулась на взгляд Ковьяра — не столько учтивый, сколько равнодушный. Хозяин лишь терпел меня. И вот тут я поняла, что долго возиться со мной он Эдику не позволит. «Братишка» взял меня за левую руку. Он уже успел заметить, что мои часы показывают пять. А на самом деле — уже около полудня.
— Смотри, сестричка, время по этим часам!
Эдуард ловко снял с моего запястья китайские электронные часики. И надел такие шикарные, что у меня перехватило дыхание. Они были круглые, на браслете, полностью золотые. И сам Эдик носил похожие — только намного больше моих.
Далее он полез в карман висящего на крючке малинового пиджака, достал оттуда коробочку. Вынул кольцо с совершенно прозрачным бриллиантом. Потом не удержался и похвастался:
— Такие «котлы»*, как у меня, носит Плачидо Доминго. А твоё колечко — единственная во всем мире, разовая модель от Картье.
Эдик меня за руку, стал рассматривать кольцо. Я особенно не волновалась, потому что маникюр сделала точно под Дайану. Ногти накрасила её лаком. Да и форма рук у нас примерно одинаковая. Перед появлением Гуляева я надела «маркиз» с бирюзой — любое украшение мачехи Косарева. Оказывается, в подаренном мне кольце присутствуют три вида золота — серое, розовое и жёлтое. А браслет часов из семи звеньев напоминал кирпичную кладку. В заводную головку был вмонтирован сапфир, циферблат держался на золотых винтиках.
— «Высшая линия»! — продолжал хвастаться Эдик.
Наверное, он ждал, что я упаду в обморок. Но Дайана не упала бы. Вряд ли она оценила бы подарки даже так, как я.
— Все экземпляры одиночные. Больше таких нигде не найдёшь!
Я, любуясь кольцом, мельком посмотрела на ноги Косарева. Он был обут в шлёпанцы белого цвета, на пробковой подошве, с антилоповой стелькой. После бани — в самый раз.
Никита Зосимович вышел из-за стола, и мне почему-то стало смешно. Ну, конечно, не идут невероятно дорогие часы фирмы «Alexander» к махровому халатику до колен и синим тапкам для коррекции осанки. Но волосы у хозяина отличные — каштановые, волнистые, не нуждающиеся в укладке. Конечно, с одеждой у него проблем нет. Такие господа живут по принципу: «Три вещи у мужчины должны быть на уровне — причёска, ботинки и часы».
Я даже не знала об этом, но оценивала мужчин именно по таким критериям. И обязательно — чтобы курил дорогой табак, был обходительный и аккуратный. Я вспомнила, что Гуляев также уделяет внимание «ходикам». Немного погодя узнала и марку — «Chopard». Но случилось это при жутких обстоятельствах. Но развязка произошла чуть позже.
А пока Эдик смотрел на Никиту Зосимовича. Тот, отвесив мне бездушную, но ослепительную улыбку, постучал пальцем по своим часам. Косарев пригладил тугой блестящий чуб.
— Ну, Дая, некогда мне сейчас с тобой заниматься. Познакомлю с друзьями за ужином.
Эдик не спрашивал о родных и знакомых. Отец и мачеха погибли. А всяких хиппи и наркоманов, а также непризнанных художников и музыкантов, с которыми водилась Дайана, Косарев знать не мог, да и не хотел.
— Вадим тебе покажет комнату. Иди, отдохни. Думаю, что ты будешь довольна. Не обижайся на меня — дел много.
Я не заметила особого интереса к своей персоне. Эдуард Косарев вёл себя так, как и должен был вести при встрече с настоящей сестрой. Он ни в чём не сомневался и не желал ничего знать обо мне. В голову пришла нехорошая мысль, что Эдик пытается дорогими подарками откупиться от сеструхи. Возможно, проверять меня он не станет. Просто не подпустит к своим тайнам.
Зачем ему посторонний человек, непонятно откуда взявшийся. Да и хозяин недолго будет соблюдать этикет. Конечно, у Гая другого выхода не было. ФСК использовала даже самый малый шанс. Но, похоже, тут не выгорит. Не такой Ковьяр болван.
Гуляев ждал в нижнем холле. Эдик приказал отвести его сестру в комнату и тут же с видимым удовольствием смылся. Так он дал понять, что разговор пока закончен. «Братец» может начать дарить каждый день по безделушке от Картье, но меня Прохор Прохорович не за этим сюда посылал. И как докажешь ему, что впрямь не имела возможности добыть нужные сведения?…
— Дайана, тут недалеко. Пойдём.
Вадим снова чисто символически взял меня под руку, повёл по лестнице, устланной дымчатой дорожкой — на второй этаж. В самом конце коридора для меня оказалась подготовлена целая квартира. Там я нашла свои эквадорские розы. Они стояли в огромной хрустальной чаше. Жилище оказалось оснащено по последнему слову техники. Были тут даже посудомоечная машина и кварцевая плита. Конечно, был здесь и роскошный телефон «Премьер» последней модели.
Неслышно ступая по чёрному паласу своими шнурованными ботинками, я подошла к двухэтажному столику на колёсах. Там разместилась видеодвойка «голубой бриллиант» и четырёхголовочный магнитофон. Вадим достал ключ, открыл бар. Там, между зеркальными перегородками, стояла чёртова уйма бутылок — одних ликёров восемь сортов. Я с удовольствием увидела свой любимый «Курант».
Потом осмотрела санузел, облицованный плиткой топазового тона. Двери были из лиственницы, а ручки — из чёрного пластика с отделкой под золото.
— Сауна-печка с комплексом камней есть на первом этаже, если нужно. — Взгляд Гуляева выражал готовность сопроводить меня и в сауну.
— Не сегодня, — дипломатично отозвалась я, усаживаясь в мягкое кресло апельсинового цвета.
Весь гарнитур состоял из одного такого же кресла, дивана, двух пуфиков и чёрного полупрозрачного журнального столика, на котором стояли мои розы. Пусть Вадик на что-то надеется. Можно будет потом с ним кашу сварить. Главное — не продавать себя дёшево.
— Шкаф здесь встроенный. — Гуляев продемонстрировал, как открывается дверца. Сама бы я его никогда не нашла. — Ладно, я пойду, а ты отдыхай. Закройся изнутри. Надо будет чего — нажми звонок у двери. Придёт горничная.
