Татьяна Полякова - Моя любимая стерва

— Черный цвет тебе к лицу, — сказал он без улыбки. Я знала это и без него, поэтому не удивилась.

Он взял меня за руку и повел через огромный холл к зеркальным дверям, предусмотрительно распахнул их передо мной, мы спустились по мраморной лестнице к причалу, здесь нас ждала яхта, плавно покачиваясь на волнах.

Было немного ветрено и прохладно, я поежилась в своем свитере. Крутилин, заметив мой жест, спросил:

— Озябла? Может, дать тебе куртку? «Меня не утопят», — с облегчением подумала я, чего б ему тогда беспокоиться? И ответила:

— Спасибо. Не нужно.

Поднялись на борт, яхта тут же плавно отошла от причала, а мы устроились на корме. Небо было безлунным, а море почти черным, и я решила, что для морской прогулки время выбрано не совсем удачно. Яхта столь стремительно удалялась от берега, что вскоре я не могла различить даже огней виллы, впрочем, мы скорее всего обошли мыс, и увидеть ее отсюда было бы невозможно. Неожиданно двигатель заглох, яхту плавно покачивало, а Крутилин, повернувшись ко мне, сказал:

— Вот и прибыли.

«Куда, интересно?» — хотелось спросить мне, но вместо этого я нахмурилась.

Так как я смотрела на море, появление новых действующих лиц заметила не сразу, а когда заметила… кровь буквально застыла в жилах. На палубе стояли двое крепких парней, держа в руках концы веревок. Но леденило кровь, конечно, не это. Дело в том, что рядом с каждым из них стоял человек в надетом на голову мешке, и другой конец веревки был обмотан у него вокруг шеи.

— Что это? — пролепетала я.

— Знаешь, какой самый большой грех, Аня? — поинтересовался Крутилин.

— Не знаю. Их, наверное, много.

— Самый большой грех — неблагодарность. Крутилин небрежно махнул рукой, парни сняли веревки со своих жертв и стянули мешки, а я увидела Генриха с заклеенным пластырем ртом и его недавнюю возлюбленную.

Генрих был смертельно бледен и стоял с закрытыми глазами. Руки и ноги у обоих были связаны. Смотреть на женщину мне не хотелось, я старательно пялилась на море за бортом и думала о своем муже. Что, если бы, к примеру, Максим решил подобным образом отомстить за измену? Как я вела бы себя в данном случае? Послала бы его к черту, вот как… Сунуть меня в мешок, точно шелудивого кота… Слава богу, в мешок сунули не меня, но все равно было жутко.

Крутилин подошел к Генриху, обнял его и сказал:

— Простимся, брат… — после чего сделал шаг в сторону, а стоящий рядом парень надел на шею Генриха веревку с тяжелой металлической болванкой. Генрих перегнулся вперед под ее тяжестью, мешок вновь водрузили ему на голову, оба парня подхватили блондина и перебросили за борт. Раздался всплеск, и все стихло.

Парни замерли, наблюдая за Крутилиным. В глазах у обоих таилась тягучая пустота, ни один мускул не дрогнул. Если бы кто-то из них вдруг зевнул, я бы не удивилась. Жженый улыбнулся, продолжая паясничать, развел руками и сказал, обращаясь к женщине:

— Вот видишь, Вика, какие дела…

Она глухо застонала и упала на колени, а Иван Андреевич махнул рукой. Веревка, мешок и всплеск, все заняло не больше минуты. Жженый посмотрел мне в лицо и заявил с тяжким вздохом:

— Неблагодарность — худший из грехов.

— Черт-те что! — рявкнула я. — Когда вы найдете мою собаку?

Яхта пришвартовалась, и мы вновь оказались на причале. Жженый попытался взять меня под локоток, но я отдернула руку. Мы вошли в дом, и он сказал, распахивая дубовую дверь:

— Что ж, Аня, теперь поговорим.

Мы были в просторном кабинете, огромное окно с видом на море неплотно зашторено. Крутилин устроился за столом, и я села напротив.

— Что надумала? — спросил он, закуривая.

— Что вы имеете в виду? — нахмурилась я, а он усмехнулся:

— Не играй с огнем, девочка.

— Если вы рассчитывали меня запугать, то зря старались. На ваш любовный треугольник мне плевать, ваша мадам, должно быть, знала, с кем связалась, хотя такой участи она все-таки не заслуживала. А вам, Иван Андреевич, надо бы к психиатру… Отвечать на ваши дурацкие вопросы я не собираюсь, потому что мне теперь доподлинно ясно: живой мне с этой виллы не выбраться, я свидетель двойного убийства, детективы читаю и потому знаю: вы бы при мне такого творить не стали, если бы планировали отпустить. Выходит, скажу я чего или нет, значения не имеет. Вот и идите к черту.

— Ну, выход всегда есть. Ты не только жива останешься, ты будешь жить припеваючи.

— С вами, что ли? — скривилась я. — На что вы мне сдались? Я психов и садистов даже в кино видеть не могу. Премного вам благодарны, найдите кого-нибудь другого в мешок засовывать.

Он посмотрел на меня и противно засмеялся, а я на всякий случай призвала на помощь всю свою выдержку.

Тут штора за спиной пожилого весельчака слегка колыхнулась, и появился Сережа, а я скромно потупила глазки, чтобы ненароком его не выдать.

Совершенно бесшумно он приблизился, ткнул Жженого пистолетом в затылок, тот вздрогнул, скорее от неожиданности, на мгновение в его глазах мелькнул страх, но мерзавец быстро взял себя в руки. Чуть приподнял голову и спросил:

— Это ты?

— Я, — просто ответил Сережа.

— А это твоя девчонка? — улыбнулся Жженый.

— Моя.

— Хорошая у тебя девчонка, Трофим… — Он вздохнул и насмешливо поинтересовался:

— Неужто в затылок выстрелишь?

— Мне твоя смерть даром не нужна, — ответил Сережа. — Без меня охотники найдутся всадить в тебя пулю. Но фокусничать не вздумай, сразу пристрелю.

— Зачем пришел? Неужели за девчонкой?

— Что это ты взялся вопросы задавать, точно следователь? Скажи лучше, как на виллу тайком попадаешь?

— А-а, — хихикнул Жженый. — Ишь чего захотел. Стреляй, если хочешь, а отвечать не буду.

— Ну и не надо, — вроде бы вовсе не огорчился Сережа. — Придется тебе с нами прогуляться.

— Не дури, Трофим, давай по-хорошему…

— Ты кому это вкручиваешь, Жженый? Если на охрану рассчитываешь, то зря, мальчики сильно заняты.

— Чем? Свои мозги с пола соскребывают?

— Кончай трепаться, и потопали, — вздохнул Сережа. Жженый нехотя поднялся, а он предупредил:

— Аня, держись от этого типа подальше.

Мне бы и в голову не пришло приближаться к нему, не люблю я психов, и все тут.

Через холл мы спустились в гараж, Сережа спросил:

— Где ключи от «мерса»?

— На гвозде висят.

— Аня, садись за руль.

Сережа со Жженым сели сзади, а я открыла ворота и устроилась на водительском сиденье. На вилле царила тишина, никто не появился, тревоги не поднял и нашему отъезду не препятствовал.

Через несколько минут мы уже стремительно миновали поселок, Жженый не выдержал и спросил:

— Куда везешь?

— А ты уже приехал. Аня, останови. — Он кивнул, я притормозила, Сережа распахнул дверь, вытолкнул Жженого на асфальт и приказал мне:

— Гони!

В полуобморочном состоянии я рванула с места, но буквально через пять минут Сережа положил мне руку на плечо и сказал:

— Сейчас свернешь налево.

Я свернула на указанную им дорогу, ведущую к виноградникам, проехав по ней километра два, мы оказались на хуторе: дом, явно заброшенный, два сарая, гараж. Сережа вышел, снял замок с гаража, распахнул ворота и кивнул:

— Загоняй.

— На чем же мы поедем отсюда? — оглядевшись и не обнаружив другой машины, спросила я.

— Сейчас нам лучше остаться здесь, — пояснил Сережа — Вряд ли мы сможем добраться даже до Новороссийска.

— Будем здесь прятаться? — неуверенно поинтересовалась я.

— Нет. Придется прогуляться километров семь. Как ты, не очень устала?

— Я совсем не устала. Спала целый день.

— Отлично. Тогда пошли, — кивнул он и взял меня за руку.

Мы пересекли виноградник и стали подниматься в гору. Не знаю, что видел Сережа, я, если честно, ничего, кроме темноты, и очень опасалась, что мы заплутаемся, как недавно с Гришей. Однако то ли зрение у Сережи было словно у кошки, то ли ориентироваться здесь он мог с закрытыми глазами, но шел уверенно и ни разу даже не остановился, чтобы оглядеться. Мы продолжили подъем, пока вдруг совершенно неожиданно не вышли на открытое место. Слева под деревьями стоял шалаш или нечто похожее на него, брезентовый навес, грубо сколоченный стол, скамейка, а на ней примус. На столе аккуратно расставлена посуда, соль в банке и сахар, все это прикрыто полотенцем. Вид стоянка имела невинный и совершенно безопасный. На горе, Той, что рядом с поселком, я насчитала более тридцати палаток, там было что-то вроде лагеря, но на этой горе туристы останавливались только пешие, на машине сюда не подъедешь, а стоянка в поселке.

— Ну, вот мы и дома, — сказал Сережа.

— Очень хорошо, — заявила я, устраиваясь на скамью.

Всю дорогу я молчала, потому что подъем был тяжелым и на ходу важные разговоры не заводят, зато подготовила дюжину вопросов и сейчас собиралась их задать. Отсюда, должно быть, прекрасный вид на море, и я невольно вздохнула, глядя на восток: близился новый день, небо серело, и последние звезды уже исчезли. Сережа взглянул на часы, достал из шалаша бинокль и махнул рукой, приглашая меня присоединиться. Мы спустились метров на пять, обходя невысокие деревья, и оказались на каменистой площадке. Я посмотрела вниз и едва не вздрогнула: под нами была дорога и чуть ниже вилла.