Игорь Гриньков - Криминальная история

Другие мечутся в горячечном сне, орошая смятую подушку липким потом, кошмары и сердечные перебои их донимают. Но не по причине терзания и мук совести, а из-за банального страха перед расплатой: судебной (долгая отсидка в некомфортных местах, не столь отдаленных) или криминальной (пуля в башке, а тело в засыпанном снегом овраге). И приходится им глушить свой ежеминутный страх игрой в казино, девками и водкой пополам с валидолом. Нелегкая у них жизнь, следует признать! Но, как известно, за все надо платить!

Иван-то был совестливым, но нервничать ему тоже приходилось, и виной тому тяжелый характер жены; где были его глаза, когда она затащила его в ЗАГС?»…

А, тем временем, две выброшенные из квартиры бывшие подруги Ивана Ивановича зашли помянуть его в маленькое, уютное кафе. Непостижимым образом к ним присоединились три других, посетивших накануне морг. Женщины не были знакомы между собой, знали друг о друге лишь понаслышке, но длань Судьбы свела их вместе, в одной точке и в одно время. Необъяснимый феномен, с точки зрения вульгарного материализма. Даже тень ревности или недоброжелательности не пробежала между ними, когда они уселись за один столик; ведь их объединяла память о любимом человеке.

Душа Ивана Ивановича, чутко уловив такой поворот событий, быстренько «свинтила» с официальных поминок и помчалась в это кафе, где ее ожидала совсем другая атмосфера, по которой она так истомилась.

Собравшиеся женщины в возрасте от двадцати пяти до пятидесяти лет излучили всем своим видом приязнь и расположение друг к другу, что, согласитесь, редкость в наше время, особенно, учитывая объединяющий их прошлый специфический статус. Даже самая старшая из них несла на своем лице следы былой красоты, об остальных и говорить нечего. В отличие от невоздержанно пьющей и закусывающей публики на официальном поминальном банкете, экс-подруги по пуритански ограничились чашкой кофе и бокалом белого сухого вина, лишь старшая позволила себе рюмку хорошего коньяку.

«Сестры!», — обратилась она к остальным, — «Поскольку каждая из нас играла в жизни Ивана Ивановича заметную роль, мы были любимыми избранницами великого человека, а это — большое счастье, то делить нам нечего! Нам необходимо познакомиться и в дальнейшем поддерживать добрые отношения, чтобы совместно хранить о нем память, собираться в годовщину его смерти. Это наш долг!».

Женщины перезнакомились между собой, вздохнули и молча пригубили из бокалов вино, смешанное со слезой и печалью. Старшая, между тем, продолжала:

«В наших сердцах не должно быть места для глупой ревности. Лучшим некрополем для нашего любимого Ивана Ивановича будет совместная, наша личная память о нем. Как это ни банально звучит, он будет жить до тех пор, пока на свете останется хотя бы одна из нас!».

Ручейковое журчание речи старшей подруги иногда прерывалось порогами пауз, во время которых она аккуратно промокала платочком уголки глаз, чтобы не потекла предательски тушь.

«Дорогие подруги!», — продолжала старшая, — «Сейчас мы даже не представляем, какое счастье выпало нам в жизни, что именно на нас остановил свой выбор Иван Иванович, этот необыкновенный человек, каких сейчас не встретишь!».

Младшая подруга уже почти рыдала, сквозь всхлипы прорывалось:

«Он был такой добрый и внимательный! К каждому празднику дарил что-нибудь ценное и нужное!».

«Не в этом дело, милая Данара, не в дорогих безделушках и одежде», — мягко поправила ее старшая, — «Иван Иванович всегда приходил в трудную минуту и решал серьезные вопросы. Меня, например, он вытащил из «болота». До нашего с ним знакомства я вела, скажем, так, не слишком примерный образ жизни. Это меня тяготило, но я уже не думала ни о чем другом, потому что не видела возможности изменить положение вещей. В первую нашу встречу, Иван как-то особенно посмотрел на меня, а потом поцеловал руку, вдыхая запах кожи трепещущими ноздрями, и этот поцелуй длился гораздо дольше обычного «лобзания ручки». Затем он повернул мою кисть ладонью вверх и припал к ней губами, начав нежно выцеловывать так называемый «пояс Венеры», расположенный между «холмами Юпитера и Сатурна» и безымянным пальцем и мизинцем, нежно касаясь его языком. Мельком он взглянул на него, и, владея тайнами хиромантии, с удовлетворением для себя отметил, что форма и некоторые особенности этого признака на руке свидетельствуют о моей крайней гиперсексуальности, повышенной страстности и чрезвычайной скрытой распущенности.

Я приняла его посыл, понятный только посвященным и искушенным, посмотрела сначала удивленно, но явно поощрительно, затем выражение моего лица стало сдержанно сладострастным. Кончиками пальцев я ласково пощекотала под его подбородком. Говоря языком древнегреческой мифологии, нимфа и сатир нашли друг друга. Он сказал мне тогда:

«Детка, тебе здесь не место!», — и увел из притона.

С пиявкой-сутенером, потребовавшим отступного, Иван поговорил таким задушевным голосом, что больше этого человека я не видела. Мы были великолепными любовниками, тонко чувствующими партнера, и в сексе для нас не существовало ограничений. Иван снял мне квартиру, нашел интересную, хорошо оплачиваемую работу, а когда пришла расставаться, подыскал мне мужа, заурядного, но порядочного, надежного человека».

Вторая по старшинству подруга взяла слово:

«Иван был человеком долга, поэтому и не бросал своих детей, несмотря на явную антипатию к жене, этой алчной провинциальной самодурке, изрядно попортившей ему жизнь. Но отношение к детям — тот оселок, на котором проверяется характер настоящего мужчины. Принести себя им в жертву — на это в наше время способен не каждый! И мы должны ценить это редчайшее качество нашего общего любимого!

Во время нашего знакомства и интимных отношений у меня возникли финансовые трудности с публикацией первых двух книг. Иван каким-то образом, но только не от меня, узнал об этом, сам добровольно пошел в издательство, сполна оплатил счет-фактуру, и дальше в большем объеме, чем планировалось вначале. Книги были задуманы скромными по оформлению, в мягких переплетах, но, Иван, натура великодушная, нашел художника, который сделал твердую обложку, а тираж увеличил на тысячу экземпляров для каждой книги. С тех пор, благодаря нему, доброму гению, мои литературные дела пошли в гору!

Только при помощи этого благородного, возвышенного человека состоялся мой поэтический дебют. Он долго открещивался от своего участия в издании книг, пока я не установила абсолютно достоверно от своих соглядатаев в издательстве, что это был именно он. Такое не забывается! В одном из последующих сборников я посвятила Ивану стихотворение, в котором попыталась выразить переполнявшие меня чувства к нему.

Незадолго до разлуки, я зачала от Ивана сына, хотела видеть в нем продолжение боготворимого мною человека. Когда сын появился на свет, Иван каким-то шестым чувством догадался, что это его ребенок. Ни о чем, не спрашивая у меня, он ежемесячно присылал деньги на содержание малыша, определил его потом в элитную гимназию, оплатил обучение в московском литературном институте. Теперь появился писатель, по имени тоже Иван, в жилах которого течет кровь нашего незабвенного Ивана Ивановича! Он по праву наш общий сын, сестры, я вас обязательно с ним познакомлю. Ом мани падме хум!».

На некоторое время воцарилось молчание, после которого заговорила третья женщина:

«Я хочу рассказать вам, дорогие сестры, как Иван спас меня. Мы встречались уже года два, когда я внезапно заболела. Среди полного здоровья у меня стали отказывать руки и ноги, суставы перестали гнуться, будто в них гвозди ржавые заколотили. Каждое движение сопровождалось такими болями, что словами описать невозможно. Одним словом, живой труп. Любой другой тот час же бросил обездвиженную подругу, обременительную и бесполезную, но не таков был наш Иван Иванович! Сначала он возил меня по разным клиникам и диагностическим центрам, но столичным профессорам, медицинским светилам, не удалось поставить меня на ноги, внешне цветущую женщину. После всех этих неудачных попыток Иван сказал, что вылечит меня сам, и я ему сразу поверила.

Небеса даровали ему невиданные способности и силы, и я даже иной раз задумываюсь над тем, а не принадлежал ли он к другому Миру? И чем больше я над этим думаю, тем тверже мое убеждение в его сверхъестественном начале.

Больше недели он делал мне массаж, но не простой массаж, который вы можете получить в любом салоне или в так называемых оздоровительных комплексах. Натерев мою кожу каким-то неизвестным душистым маслом, он начинал священнодействие; под его чуткими, ласковыми пальцами бедные суставы и позвоночник как бы расчленялись на составляющие их косточки, я переставала чувствовать плоть и как бы бестелесно парила в эфире, а мысли мои становились прозрачными, легкими и чистыми. Во время манипуляций Иван шептал на ухо всяческие нежные слова, а по окончании каждого сеанса полагалось… ну, вы сами понимаете, что именно, подруги!? Вам ведь не шестнадцать лет?