Татьяна Полякова - Ее маленькая тайна
— Просто предупреждаю: если мне начнут задавать вопросы, я расскажу все, что знаю. Все. — Я ласково улыбнулась и пошла к своему креслу под зонтом, Резо прогуливался вдоль бассейна, зорко поглядывая в нашу сторону.
На веранде появились Папа со вторым гостем, и Монах заспешил к ним, проронив довольно громко:
— Удобная штука, особенно в такую жару. — Одарил меня на прощание взглядом, и я поняла, что заполучила заклятого врага.
Папа проводил гостей, а Резо перебрался поближе ко мне.
— Сашка Монах, — заявил он через пять минут, глядя в голубое небо.
— Что? — не поняла я.
— Парень, что с тобой разговаривал, Сашка Монах.
— Монах это фамилия? — решила я продемонстрировать интерес.
— Нет. Просто он говорит, что в семинарии учился. Врет.
Я кивнула, не зная, что сказать на это, и ожидая, что еще поведает мне Резо.
— Я бы не стал особенно на него рассчитывать, — заявил он, когда я уже и ждать забыла. — Я имею в виду Монаха. Хотя он в общем-то неплохой парень. И женщинам нравится.
— Ты о чем это? — подняла я брови.
— Ну… — Резо замялся, снял очки, покрутил их в руках и вновь водрузил на нос. — Он с тобой заигрывал и все такое… Я думаю, что должен тебя предупредить.
— А… Спасибо, — сказала я.
— Рад, что ты поняла меня правильно. Иногда люди воспринимают все совсем не так, как ты сам хотел бы. От этого большие проблемы. Ты имеешь в виду одно, а они совсем другое, ну и получается путаница. Ты понимаешь, о чем я?
— Конечно. О путанице.
— Я просто хотел предупредить. Сашка неплохой парень, но для такой девушки, как ты, он не пара. Решать, конечно, будешь ты, но сказать я обязан. Ты как считаешь?
— Так же, — вздохнула я и спросила:
— Резо, у тебя когда-нибудь болит голова?
— Нет, а что? — удивился он.
— Ты так много думаешь… У меня, когда я начинаю много думать, голова болит.
— Мне кажется, это не от мыслей, а от чтения. Ты очень много читаешь. Хорошо, когда девушка умная, но много читать вредно.
— Это кто сказал? — удивилась я.
— Это мое наблюдение. Ты когда долго читаешь, потом сидишь грустная и хмуришься, значит, чтение тебе не на пользу. Лучше плавай в бассейне, у тебя от этого настроение хорошее. И плавание укрепляет здоровье, это кто хочешь скажет.
— Тогда пойду еще поплаваю.
Вечером, когда пришел Док, я сказала:
— С Орловым не встречайся, звони по телефону и только из больницы.
— Почему? — насторожился он.
— Потому что береженого Бог бережет.
— Что-нибудь случилось? «Ну вот, пожалуйста…»
— Ничего не случилось, просто волнуюсь за тебя.
— Орлов интересуется новостями.
— Спит и видит себя генералом, — хмыкнула я, хотя злилась на человека совершенно напрасно: генерала ему в свое время обещала именно я, чего ж теперь недовольство высказывать. — Есть у меня для него кое-какие новости, запоминай и ничего не напутай.
— Может, лучше записать?
— С ума сошел! — поразилась я. — А если обыщут?
— Значит, тебя подозревают? — всерьез испугался он.
— Нет. Пока. И, ради Бога, не нервничай.
Проводив Дока, я опять задумалась. После встречи с Монахом рассчитывать на то, что у меня будет много времени для осуществления моих идей, не приходилось.
Придется поторопиться. Поэтому со следующего дня я занялась сбором информации, выуживала ценные сведения из головы дорогого Папы. Для этого пришлось провести целый шахматный турнир и вертеться у него перед глазами с утра до вечера. Впрочем, он не возражал. Три операции, проведенные милицией в течение ближайших дней, особого впечатления на Папу не произвели и по-настоящему не взволновали. Он знал, что ментам иногда везет, и горевать по этому поводу не собирался. Мое имя в связи с данными событиями ни разу не всплыло в его мозгу. Это меня воодушевило.
В пятницу, в шесть часов вечера, у Папы собралась компания из четырех человек. Раньше никого из них я не видела. Все были много моложе Папы, обращались к нему подчеркнуто уважительно, но мысленно иначе как старым козлом не называли. В общем, компания приятная во всех отношениях, потому что Папа, глядя на них с презрением, думал: «Щенки паршивые, передушить вас — раз плюнуть, только руки пачкать неохота…» Это Папа малость загнул: и придушил бы, и руки бы испачкал, но твердо знал: на смену этим придут другие, так что смысла нет душить, лучше договариваться.
Я в тот вечер выступала в роли хозяйки, то есть подносила угощения и тут же исчезала. Но так как гостеприимство требовало, чтобы я появлялась не раз и не два, кое-какие сведения почерпнуть сумела. Сидящий справа от Папы тип, по имени Алексей, очень меня насторожил. Поглядывал с интересом и вроде ко мне приценивался. Не далее как вчера у них с Монахом состоялся занятный разговор. Неожиданная дружба между ними возникла по двум причинам: один из них Папу очень не любил, другой смертельно боялся. После моей прозрачной угрозы страх усилился. Монах решил, что найдет с Алексеем общий язык, и не ошибся. Теперь, разглядывая меня, тот силился понять, кто я и по какой надобности обхаживаю Папу, то есть надобность была ему ясна, а вот для кого я стараюсь — нет.
«Этот Алексей нам без надобности, — решила я к концу вечера. — Начнет воду мутить, а мне одно беспокойство».
Док приехал около девяти, к этому времени гости с хозяином заперлись в кабинете, Резо и еще трое свирепого вида парней замерли возле двери, вряд ли чье-то любопытство могло укрыться от их пристального взора. Впрочем, мне их секреты были неинтересны, я уже знала все, что хотела, оттого и ждала Дока с большим нетерпением.
— Запоминай, — прошептала я, лишь только мы устроились в моей комнате. Минут десять я говорила без перерыва, а Док таращил глаза и старался ничего не напутать.
— Это опасно, — нервно облизнув губы, сказал он.
— Что опасно? — разозлилась я. — Они при мне слова не сказали, а сейчас сидят в кабинете за дубовыми дверями, обложенные охраной, словно младенец пеленками. Сам подумай, каким боком можно меня пристегнуть к этому делу? Я знать ничего не знаю, да и возможностей узнать у меня нет.
— Хорошо, — поморщился Док. — Мне идти?
Последнее время, находясь в доме Папы, он очень нервничал и начинал ровно дышать, только подходя к калитке.
— Подожди. Попроси Орлова вот о чем: пусть завтра под любым предлогом арестует Алексея Лунина, он знает, кто это. Лучше всего подержать его ночку в ментовке, накануне затеянного ими дельца. Ты понял?
— Зачем тебе это?
— Затем, чтобы у людей был козел отпущения. Если Орлов испортит им малину,
Папа и его друзья будут сильно расстроены. Надо дать им возможность выплеснуть отрицательные эмоции.
— Я не понимаю… — нахмурился Док.
— Орлов поймет, — заверила я.
Орлов действительно все понял. Где-то после обеда Папе позвонили с сообщением, что Алексей задержан правоохранительными органами. На моего хозяина это особого впечатления не произвело, он только покачал головой и связался со своим адвокатом, препоручив ему это дело.
Страсти разгорелись через два дня. В таком бешенстве я Папу еще не видела. В доме все стихли и расползлись по щелям, не желая попадаться на глаза хозяину. После приступа бешенства в доме вновь появились недавние гости. Алексей, кстати, выглядел спокойно и больших неприятностей не ждал, а мог бы сообразить, что события развиваются не в его пользу. Конечно, чистое совпадение, что он накануне прохлаждался в ментовке, кто ж всерьез решит, что он мог проболтаться… Однако люди из-за таких совпадений легко лишаются головы. В Папин дом Алексей вошел уверенно и спокойно, а вышел с потным лбом и трясущимися губами. Больше мне увидеть его не довелось, впрочем, не только мне, но даже близким родственникам. Так как Папу не интересовало, каким путем ушел из жизни бывший соратник, подробностей его кончины я не узнала.
«Хороший день», — удовлетворенно кивнула я, укладываясь спать.
Дождавшись, когда гроза утихнет и Папа успокоится, я решила попросить у благодетеля компьютер. Он пылился в одной из нежилых комнат огромного Папиного дома. Для какой надобности был приобретен, оставалось загадкой.
Я тихонечко постучала в дверь и, услышав «да», осторожно вошла. Папа в красном халате сидел на диване и пытался смотреть телевизор. Увидев меня, улыбнулся и даже напустил в глаза ласковой грусти. Шла она ему необыкновенно. Я замерла возле двери и спросила:
— Извините, я не помешаю? (Хоть Папу я называла папой с маленькой буквы, но обращалась уважительно, на «вы».)
— Конечно, нет. Проходи, Варя, — сказал он. Я прошла и села на краешек дивана.
— Что-нибудь случилось? — голос мой звучал тихо и жалобно.
— Нет. С чего ты взяла?
— Вы не такой, как обычно. Нервничаете.
— Дела, Варя, — помолчав, вздохнул он и погладил меня по голове, машинально, как гладят болонку, когда она устраивается рядом. — Ты на мое настроение внимания не обращай. Тебе я всегда рад. Куда-нибудь собралась? — спросил он, мысли его блуждали далеко, но меня он обижать не хотел, потому старался поддержать разговор.
