Дорожный снайпер - Николай Иванович Леонов
– Рад за вас.
– Ленька, конечно, накосячил. Спорить не стану. И оправдывать его тоже. Хотя… При расследовании мы учитывали два крайне важных фактора, и мне хотелось бы, чтобы вы тоже их учли… Во-первых, это первый и единственный серьезный просчет за всю Ленькину карьеру, а во-вторых, когда это случилось, у нас тут был самый настоящий аврал. В прямом смысле этого слова. Ленька буквально зашивался. Без сна и отдыха… Впрочем, как и все хирургическое отделение. Такого лет десять, наверное, не случалось. Если не больше…
– Давайте ближе к делу, – попросил Гуров.
– Мальчика доставили к нам с тяжелейшей формой пиелонефрита. – Кривоногов отвел глаза в сторону и теперь излагал историю, глядя не на сыщика, а за окно своего кабинета. – Требовалось немедленное удаление правой почки. Здесь не могло быть двух мнений, и Штурм принял единственно верное решение. Ошибка заключалась в другом. Перед подобными операциями мы проводим тщательную диагностику, а здесь… Здесь ее провели поверхностно. Частично из-за того, что все необходимо было делать как можно быстрее, а частично… Как я уже и говорил, Ленька работал буквально на разрыв аорты. Накопившаяся усталость, бессонница… В сечении сошлось много факторов… В общем, он недосмотрел. Его вина. Однозначно его… У пациента был врожденный порок сердца, а мы, не зная об этом, переборщили с анестезией. Сердце не выдержало нагрузки. Мальчик умер.
– Сколько ему было лет?
– Полных десять.
– Имя, фамилия, адрес имеются?
– Да, конечно. – Кривоногов опять вздохнул, вспомнил о своем настое шиповника и сделал весьма внушительный глоток из кружки. Затем придвинул к себе ноутбук. – Все здесь, в базе данных. Сейчас найду.
– Кто из родственников подписал разрешение на операцию? – спросил Гуров, извлекая блокнот из нагрудного кармана рубашки.
– Оба родителя.
– Кто говорил с ними после смерти ребенка?
– Ленька и говорил. – Николай Феликсович откашлялся. – Я тоже подошел чуть позже, сказал какие-то слова утешения… Хотя какие тут можно подобрать слова? Нет ничего ужаснее, когда родители теряют ребенка. Мы, врачи, кстати, не такие уж черствые, как о нас думают… Просто такая работа… Хотя вам, наверное, это тоже знакомо.
Пальцы Кривоногова запорхали над клавиатурой. Светящийся экран монитора дополнительно подчеркивал красноту кончика носа. Очки главврача сдвинулись вниз по переносице. На столе снова ожил мобильник, и Кривоногов, занятый поисками нужной информации в компьютере, на этот раз не глядя ответил на звонок:
– Слушаю!.. А, это ты? Да, звонил. Где ты пропадаешь? Почему тебя не было на утреннем обходе?… Костя, вот давай только без этого, ладно? У всех есть проблемы личного характера, но твои как-то… участились, что ли, в последнее время. Если тебе нужен отпуск, так и скажи, а подводить все свое отделение не надо. Ты в курсе, что у тебя сегодня прибавилось пациентов?… Трое. И все с вагинальной инфекцией… Не в курсе? Ну, так теперь в курсе! Где ты сейчас?… Через сколько?… Хорошо. И загляни ко мне ближе к концу смены, Костя. Нам все-таки нужно серьезно поговорить.
Гуров раскрыл было рот, собираясь возобновить прерванный диалог, но главврач не дал ему такой возможности. Сбросив один вызов, он тут же ответил на параллельный:
– Да, дорогая… Слушай, мне сейчас не очень удобно. Давай я перезвоню тебе через часок… Что?… Да, шиповник пью. – В подтверждение своих слов Николай Феликсович убрал руку с клавиатуры и основательно приложился к кружке. Сделал шумный глоток так, чтобы его было слышно жене. – Да, обязательно. Перезвоню тебе. Целую!
Черный плоский айфон последней модели вернулся-таки на столешницу, и Кривоногов возобновил поиски в базе данных.
– Простите, – буркнул он, не поднимая глаз на Гурова.
– Как они отреагировали, Николай Феликсович? – спросил Лев.
– Кто?
– Родители погибшего мальчика. Какая у них была реакция на трагическое известие?
– Хотите знать, не они ли убили Леньку?
– Я хочу узнать только об их реакции, – невозмутимо парировал Гуров.
– Ну… – Кривоногов щелкнул мышкой, открывая какой-то документ, а затем вновь вбил что-то в поисковую строку. – Мать лично я не видел. Как мне потом сказали, с ней случилась истерика. Впрочем, оно и понятно… Ее увели и дали успокоительное. А отец… У него была целая гамма эмоций. Сначала он кинулся на Леньку с кулаками. Кричал, что мы все тут убийцы… Потом разрыдался… Чуть позже грозил судом. Затем опять плакал. В этот момент я как раз и подошел… Мне показалось, что я сумел до него достучаться… Мы предлагали ему тоже вколоть успокоительное, но он отказался. Сам взял себя в руки. Вот! – Главврач наконец нашел то, что искал в своем ноутбуке, и развернул его к Гурову. – Вот тот самый мальчик. Валерий Ромашов. Так его звали… Я увидел и тут же вспомнил… Валерий Сергеевич, если уж быть до конца точным. Здесь же указаны координаты его родителей. Внизу. Видите?
Гуров нашел взглядом нужную ему информацию, но заносить ее в блокнот, как собирался по старинке, не стал. Вместо этого поднес свой телефон к экрану монитора и просто сфотографировал документ. Проверил, насколько качественным получилось изображение. Удовлетворенно кивнул и, сунув мобильник в карман, уточнил:
– Так вы говорите, отец мальчика угрожал Леониду Штурму?
– Нет, – покачал головой Николай Феликсович. – Я говорил, что он угрожал нам всем. Ленька был первым, кто попался ему под руку. Но до драки там и близко не дошло. И потом… На месте Ромашова-старшего я бы, вероятно, поступил точно так же. Да и вы тоже… Любой из нас. Эмоции хлынули через край. Оно и понятно… Как им не хлынуть?
– А после этого? – гнул свою линию Лев. – Отец погибшего мальчика появлялся у вас в больнице? Или мать?
– Я их больше не видел. – Кривоногов допил шиповник, поднялся из-за стола и вместе с кружкой прошел к встроенному стеклянному шкафчику. – И Ленька, думаю, тоже. Иначе он мне сказал бы. Я ведь, кажется, упоминал в нашей прошлой беседе, что мы с ним были не только коллеги, но и давние друзья…
