Вор крупного калибра - Валерий Георгиевич Шарапов
И вряд ли бы когда-нибудь кто-нибудь это все увидел, если бы не скончался хозяин. И если бы кто-то уже не побывал тут, перевернув все вверх дном. Вещи огромной ценности валялись на полу нетронутыми, так что версия об ограблении провалилась в какую-то логическую дыру в самом начале.
Опрошенные соседи – бездетная солдатская вдова, семейная пара и старуха с внуком – дружно открестились. Никто ничего не видел, не слышал, ни плохого, ни хорошего о соседе сказать не могут.
Акимов, конечно, следователю отрекомендовался и доложил практически все, что знал, умолчав лишь о том, что слышал от Коли, но особого интереса к своей истории не увидел. Старший группы так и сказал:
– Слушайте, товарищ Акимов, если потерпевший и впрямь тот, о ком вы говорите, так и поделом ему. Если самострел – тем лучше…
– Версия удобная? – с подколкой спросил лейтенант.
– Удобная, – спокойно признал опер, – держаться за нее зубами надо. В том числе и для того, чтобы тот, кто, возможно, путевочку ему на тот свет прописал, ничего не заподозрил и на дно не лег.
Позвали понятых, приступили к описи. Акимов, скрывая зевоту, собрался восвояси, как вдруг услышал:
– …портсигар из материала, напоминающего серебро, на крышке – изображение дракона…
– Погодите! – встрял Сергей. – Покажите-ка.
– Да пожалуйста, – рассеянно разрешил опер, ведь столько барахла еще надо было переписать.
Акимов бережно, обернув платком, взял в руки портсигар – в самом деле очень красивый, с удивительным драконом на крышке, его чешуя переливалась, как живая. Открыв крышку, разглядел крохотное овальное клеймо – «84». На обратной стороне портсигара было выбито «Von Familie G. Senf», а внутри крышки… ну да, так и есть, иголкой нацарапано: «Кури на здоровье, Коля».
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, – пробормотал Сергей, возвращая вещицу. – А можно позвонить?
Вызванный на место генерал-лейтенант Сичкин оказался свободен, прибыл очень быстро и немедленно опознал свою вещь, получив самые твердые уверения в том, что, как только будут утрясены формальности – и очень скоро, – он сможет получить свой портсигар.
– С меня благодарственное письмо, – пообещал генерал-лейтенант. – Напишу самолично! Очень вам благодарен, товарищ Акимов, очень.
Сергей почувствовал, что расплывается в довольной улыбке, и с трудом одернул себя. «Что ты, в самом деле, как маленький! Старшие похвалили – и уж потек», – и, распрощавшись, отправился на выход.
– Пойду и я, пожалуй, – степенно сообщил участковый, отправляясь следом.
Пока они со старым участковым месили московскую снежную кашу, Акимов пытался уложить в голове произошедшее и понимал: к радости от того, что получил-таки Череп по заслугам, примешивается стойкое осознание того, что что-то здесь упущено и очень даже важное.
Судя по всему, и участковый был происходящим не особо доволен, хотя в силу опыта и служебного положения помалкивал. Впрочем, когда они уже почти дошли до метро, не выдержала и его душа:
– Нет. Не то тут что-то.
– Что не то, Аким Степаныч?
– А то не то, Серега. Было ограбление. Он, грабитель-то, взял только деньги, наличные… у‐у‐умный.
– Откуда знаете?
– Да знаю уж… – туманно отозвался участковый. – Я ж давеча говорил тебе: пытался Вовка на лапу сунуть, так из тайничка-то и достал. А сейчас, смотрю – пуст тайник-то. А они говорят: не синь-пороху не тронуто.
Акимов маялся. Что-то зудело и не давало покоя. Наверное, то, что вместе упоминались наличные деньги и заведующая сберкассой. Особое чувство свербило, как чирей. Вот почему, собираясь распрощаться с новым знакомым, Сергей все-таки решился спросить:
– Аким Степаныч, а вот насчет Моралевой…
Он задумался, собираясь с мыслями.
– Ну? – обождав, подбодрил участковый.
– Она одинокая?
– Не замужем, – поправил участковый, который любил официальную точность.
– Но мужчины у нее бывают? – спросил Акимов и почувствовал, что краснеет.
Участковый смешно пошевелил усами:
– Ну, это не совсем ко мне. А вот дворника, если хочешь, давай поспрошаем.
Во дворе тети-Любиного дома на Оленьем Валу орудовал молодой татарин в подшитых валенках, зимней шапке-ушанке, с железной бляхой на фартуке, с тщательностью убирая мокрый снег. Увидев участкового и его спутника, аккуратно затушил «козью ногу» и двинулся навстречу. К удивлению Акимова, Аким Степаныч заговорил по-татарски, дворник, расплываясь в улыбке, ответил ему, они обнялись.
– Давай, Сергей Палыч, излагай, – кивнул Аким Степаныч. – Если что, я переведу.
Акимов, сосредоточившись, начал:
– Росту невысокого, лет двадцать – двадцать пять. Пальто, кашне белое. Глаза серые. Кудрявый. Улыбчивый…
– Хохол? Заика? – завершил участковый.
Сергей, поперхнувшись, с уважением протянул:
– Ничего себе.
– Бдительность, – подмигнул участковый и снова заговорил по-татарски, обращаясь к дворнику. Тот, выслушав, кивнул и уверенно ответил.
– Был вчера, под вечер, – доложил участковый. – Равиль говорит: сильно пьяный был.
– Нет-нет, должно быть, не он, – покачал головой Акимов, – этот не пьет…
Дворник, внимательно прислушиваясь, широко улыбнулся и снова заговорил:
– Равиль говорит: он, точно. Но пьяный. Проблевался у подъезда и пошел себе до Лизаветы.
– В пальто? В кашне? С чемоданом желтым?
– Эйе, эйе, – закивал Равиль, указывая на шею, – шарф, чемодан.
С досады уж так хотелось грянуться головой о мостовую, да неловко было мусорить, прибавляя дворнику работы.
Распрощавшись с бдительным Равилем, они отошли в сторонку, и Сергей спросил:
– Аким Степаныч, а вы с Моралевой как, в хороших отношениях?
– Да как тебе сказать, – задумался участковый, – по-разному. Бывает, и вздорим. Находит на нее иной раз. Бывает, и поговорим по-хорошему.
– А можете меня ей отрекомендовать?
Участковый даже в ухе поковырялся, а потом еще и переспросил, правильно ли услышал. И потом спросил прямо, напомнив Сергею одноглазого Сорокина:
– Лейтенант, ты идиот? Ну, допустим, даже если она согласится с тобой за кавалера своего пообщаться. Это хорошо, если просто симпатия да человек нормальный. Посмеется,
