Эхо ненависти - Виталий Михайлович Егоров
Михайличенко отрицательно мотнул головой:
– Дело засекречено, не положено. Сейчас Кабалюк попадает в орбиту нашей компетенции, поэтому вы можете быть свободны.
«Слова-то какие придумал – “орбита нашей компетенции”, – с досадой подумал Соколов. – Что ему помешало сразу помочь мне? А теперь хочет незаслуженно пожинать лавры, заработанные другими людьми».
– А биографию этого человека я могу взять у вас? – еле сдерживая себя, чтобы не наговорить грубостей, спросил сыщик. – Нам надо дело по убийству направить в суд.
– Насчет этого не беспокойтесь, – помахал он рукой с раскрытой ладонью. – Мы направим все материалы в Москву, оттуда они попадут к вам в республиканский КГБ.
– Так это сколько времени пройдет? – недовольно протянул Соколов. – А дело не терпит отлагательств…
– Ничего, ничего, мы форсируем события, все материалы в течение десяти дней будут у вас, – заверил его чекист.
«Черт с ним, пусть направляет, – решил сыщик и с теплотой в груди вспомнил о девушке: – Меня ждет Ганна, моя Ганночка!»
Когда сыщик направился к выходу, навстречу ему дверь открыл мужчина в генеральской форме. Увидев его, Михайличенко вытянулся и крикнул:
– Товарищи офицеры!
Встав по стойке «смирно», Соколов не посмел продолжить путь и ждал указаний генерала. Тот, даже не взглянув на опера, обратился к Михайличенко:
– Ну ты, Аркадий, наделал шума со своим Кабалюком! В Москве все как с цепи сорвались – требуют подробную справку для доклада самому Председателю[12].
– Все будет сделано, товарищ генерал! – с подобострастием отрапортовал комитетчик. – Справка будет готова в течение часа!
– Молодец! – похвалил его начальник и удовлетворенно заметил: – Уже есть что докладывать на предстоящей коллегии в Москве.
– Рад стараться! – заорал Михайличенко.
Прежде чем выйти из кабинета, генерал распорядился:
– Аркадий, скажи кадрам, чтобы на тебя готовили представление о присвоении звания полковника досрочно. Подпишу не задумываясь за столь блестящее установление военного преступника!
– Спасибо, товарищ генерал! – гаркнул Михайличенко на прощание.
Соколову было смешно лицезреть эту комичную сцену, сюжет которой словно был соткан из нескольких рассказов Чехова.
«Богдан был прав, – думал оперативник, с насмешкой поглядывая на угодливого комитетчика. – «Благодаря» таким Михайличенко бандеровцы поднимают головы… Постой, не ты ли говорил, что в Бориславе не любят русских? Так вот, олух ты этакий, слушай: меня полюбила самая красивая девушка Борислава! Завидуй!»
Увидев улыбающееся лицо опера, чекист буркнул:
– Можете быть свободны, я вас не задерживаю.
Облегченно вздохнув, сыщик покинул здание КГБ.
Спутники уже ждали в условленном месте. Соколов, заранее обдумав в голове план, спросил Андрея:
– Ты можешь немного задержаться во Львове? У меня поезд в шесть вечера.
– Так это же отлично! – обрадовался оперативник. – Как раз хотел заехать к родичам. А вы тут с Ганной погуляйте, посмотрите город. Ближе к шести буду возле железнодорожного вокзала.
Когда Андрей отъехал, Ганна с грустной улыбкой спросила:
– Куда пойдем, Сергей?
– Ганна, давай посмотрим город.
Соколов обнял ее за плечи, и они прогулочной походкой направились в сторону центра. Девушка рассказывала про город, сыщик, слушая ее волнительный голос, все более и более тревожился от близкой разлуки с человеком, без которого он уже не представлял свою дальнейшую жизнь.
Недалеко от центральной площади им попался магазин автозапчастей, сыщик предложил:
– Ганна, зайдем в магазин, мне надо посмотреть деталь для «Москвича».
Продавец магазина, полный лысоватый мужчина средних лет, услышав русскую речь из уст Соколова, демонстративно отвернулся в сторону.
Не осознав до конца всю неприглядность ситуации, сыщик повторил:
– Будьте добры, подайте мне, пожалуйста, шаровую опору для «Москвича».
Продавец повернулся спиной и стал насвистывать какую-то мелодию.
Ганна, видя такую картину, развернула сыщика к себе и громко, чтобы слышал продавец, спросила:
– Как правильно называется запчасть?
Уже догадавшись, почему его не обслуживает продавец, Соколов со слегка задетым достоинством ответил:
– Шаровая опора к «Москвичу».
– Шаровая, шаровая, – проговорила вслух девушка, подбирая самый приемлемый вариант перевода, и толкнула продавца пальцем в спину:
– Будь ласка, подай мени кульову опору для «Москвича»!
Продавец удивленно развернулся и, увидев симпатичную девушку, осуждающе покачал головой: мол, что общего между настоящей украинкой и москалем. Но запчасть подал. Расплатившись, пара вышла из магазина, Ганна виновато вздохнула:
– Мне стыдно за моих земляков. Сергей, прости меня за этого хама. На таких лучше не обижаться, это не украинец, мы самый хлебосольный народ.
– Спасибо, выручила! – рассмеялся сыщик, поцеловав девушку в щеку. – Как я могу на что-то обижаться, когда за меня только что вступилась самая лучшая и самая красивая девушка на свете?! Я не обижаюсь, наоборот, я на седьмом небе от счастья!
Ганна улыбнулась и взяла его за руку:
– Сергей, пройдемся.
Прогулявшись по центральной площади города, Соколов предложил:
– Ганна, время обеда. Пойдем в ресторан?
– С удовольствием! – ответила она. – С утра не успела позавтракать.
Сев за свободный стол, сыщик обнял девушку за талию и шепнул на ушко:
– Заказывай ты, а то я уже боюсь, что нас опять не обслужат.
– Хорошо, – кивнула она, улыбнувшись краешком губ. – Тебе какое блюдо?
– Антрекот с картошкой.
– Тогда и мне антрекот…
Когда подошел официант, девушка, мило улыбаясь, заказала блюда:
– Будьте ласкови! Антрекоти з картоплею…
Заказала она по подсказке Соколова еще и бутылку шампанского, мясное ассорти, салаты. В качестве десерта – шоколадный напиток и мороженое.
Подняв бокал с шампанским, Соколов произнес тост:
– Ганна, я не хочу бросаться красивыми словами только ради услаждения ушей… Ганна, я люблю тебя. Я никогда не чувствовал себя счастливее, чем сейчас.
Девушка, потупив глаза, спросила:
– Ты же из Якутии. Знаешь по-якутски?
– Мой друг Айаал меня постоянно учит якутскому, но я очень плохой ученик, – рассмеялся сыщик. – Но кое-какие слова могу произнести.
– Тогда скажи – как будет по-якутски «люблю»?
Сыщик, вспоминая наставления Айаала, неуверенно произнес:
– Таптыбин[13].
– Топтыгин? – улыбнулась она.
– Не топтыгин, а таптыбин. Я тоже сначала думал про мишку, чтобы не забыть слово.
– А как будет «я тебя люблю»?
– Мин эйигин таптыбин, – медленно произнес сыщик, тщательно чеканя каждое слово.
Ганна, подняв бокал и глядя прямо в глаза Соколова, произнесла:
– Мин эйин топтибин.
Сказав это, она стеснительно опустила взгляд.
Соколов притянул ее к себе, горячо поцеловал в губы и спросил шепотом:
– Как будет по-украински – «Я тебя люблю»?
– Я тебе кохаю, – шепнула она в ответ.
Соколов, наполнив бокалы, встал и громко произнес:
– Ганна моя милая, я тебе кохаю!
Седая пара, сидевшая рядом, обернулась и улыбчиво посмотрела в сторону молодых.
Сыщик вновь поцеловал свою любимую, на этот раз гораздо дольше и более страстно под одобрительные кивки пожилой четы.
После ресторана влюбленные гуляли по городскому парку, долго сидели обнявшись на скамейке вдоль аллеи, уединялись
