Инна Тронина - Непреклонные
— Честно, не понял ничего. — Крупное, блестящее от пота лицо Исмаилова заметно напряглось, потемнело. — Ведь серьёзно решил кончать с ней, и пустил вслед «ноги». Тебе-то всё можно сказать. Я Вовчику верю, как самому себе, а он за тебя поручился. Так вот, для меня не было вопроса, кончать Наташку или нет. Выбирал только время удобное, потому что многие, авторитетные очень, с ней облажались. Мои люди шли за Банщицей всё время, где бы она ни была. И вели съёмку.
Рахим выразительно взглянул на меня. Я заметно вздрогнула и чуть не выронила гранат, из которого выбирала зёрнышки.
— У меня кассеты есть. Хочешь посмотреть?
— А там есть, что смотреть? — как можно более равнодушно бросила я.
— Может, и есть… Раз ты от Вовчика приехала. Я скажу то, чего никому бы не сказал. И пересниму для тебя материал.
— Я должна знать, нужен ли мне этот материал.
Я поморщилась, представив, как завтра придётся идти с Лобачёвым в парк, а после танцевать с ним же в ресторане. Решила, что с огромным удовольствием вообще не просыпалась бы завтрашним утром.
— Мне нужны данные, которые могут пролить свет на причины убийства Кулдошиной. Простая фиксация её передвижений мне ни к чему.
— А там есть след, — просто сказал Рахим и понизил голос. — Я тебе скажу, а ты думай, будешь брать кассеты или нет. Я бесплатно отдам, они мне не нужны теперь. Счёт закрыт. Не мной, но закрыт. И Анна в колонии уже знает, что Банщица своё получила. Но Анна тоже не верит, думает, что я… Так просто ведь и не напишешь ей. Она всегда считала меня настоящим мужчиной. Но я не сумел им стать. Аннету ведь Нечёсов сдал, Наташкин любовник. Это ты знаешь? Менты называли Аннету «мать героина», она на Урал наркоту возила из Таджикистана. И попалась по наводке Нечёсова. Анна с его матерью родственники, им от бабки хороший каменный дом достался в Березниках. Так вот, не поделили они этот дом, и мать Нечёсова решила Анну посадить. Узнала откуда-то о наркотиках. Откуда — я так и не смог выяснить. Анна по пьяному делу могла с родственницей поделиться. Или как-то по-другому. Но мать Нечёсова Вера Пантелеевна вышла на Аннин промысел, и через своего сына Гришку сообщила Банщице. Гришка этот на колокольне звонит и иконы рисует, и других звонарей учит. Такой тихий весь, скромный, говорит только о Боге. Но и он Анну не пожалел. У Банщицы везде свои люди были, и в ментовке тоже. Чем-то Анна с Натальей даже похожи были. Обе с детишками остались, без мужей. И обе потом нашли своё счастье. Банщица должна была Анну понять, да не поняла. И Отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков замёл её на границе. Анна везла пакеты вместе с детской обувью, в целлофане. Я тогда к родным в Гянджу поехал, а когда вернулся, застал мальчишек одних в квартире. Хотел всех забрать, но старшие отказались. Только своего, Радика, увёз. Анна тогда в предварилке сидела. Взяли её с поличным, деваться некуда. А мне шепнули, что постаралась Банщица. Я тогда же дал слово себе и другим, что долго она по земле ходить не будет. Анну на восемь лет осудили в начале этого года. А я всё ждал момента… Не дождался. Банщица настоящую охоту открыла на меня и моих людей. Она знала о том, что я хочу сделать. Пришлось ехать сперва на родину, а потом сюда. Здесь же познакомился с Еленой. С Анной-то не расписанными жили, а с Ленкой сходили в ЗАГС. Но я и Анну не забываю, тоже считаю её своей женой. Грею её на зоне, как могу, и на детишек бабке деньги посылаю.
Рахим уронил на руки большую голову с глянцевыми чёрными волосами. Седые виски казались не настоящими, как будто приклеенными, сделанными из тонкой ваты. Высокий, изрезанный морщинами лоб Рахима покрылся каплями пота, и на верхней губе показалась синеватая щетина. Тень легла и на подбородок с ямочкой.
Мощную шею Рахима охватывала плоская золотая цепь, которую он всё время теребил пальцами. Рядом с Рахимом на валике дивана лежали дорогие чётки слоновой кости — такие я всего один раз видела в Турции у уважаемого старика, которому было больше ста лет.
— Когда вернёмся на Урал, привезём с собой Радика. Будем вместе дожидаться Анну из колонии. И старших её я не брошу. Только помоги узнать всё, чтобы мы спокойно там жили. А я скажу, что видел на плёнке. Всё время глядел в «видак» и не мог понять, что за человек за ней ездит. Долго ездил, целый месяц, наверное. И в тот день, когда убили её, завёл свою машину на парковку у соседнего дома, а сам пошёл к Банщице…
— Рахим, что это за машина?!
Я в смятении схватила чужого человека за рукав и принялась трясти его, будто так можно было скорее получить информацию.
— Ты знаешь, кто за ней ездил?..
— Так и не смог дознаться, кто он. Номер «тачки» местный, уральский, а сам мужик чужой. Никто его не знает. Но могли и залётного нанять, такое часто бывает. Пас он Банщицу плотно. Сам, лично, никому не доверял. И куда после девался, ни одна собака не знает. Как в воду канул. Только обвинять-то его пока не в чем, — с сожалением сказал Рахим.
— Точно. — Я взяла из вазы персик. — Да, он за ней ездил. Но что он её убил, никто из твоих людей не видел и не заснял, так?
— Так! — обречённо махнул ракой Рахим и закурил сигару.
— Только ты мне всё равно кассету подаришь, потому что данные могут оказаться интересными. Какая «тачка»-то была? Помнишь?
— «Девятка» цвета «мокрый асфальт». Ты сама её увидишь на плёнке. Номер чётко вышел, так что пробить можно. Я сам-то не успел, мне сюда кассету переслали. Знаю только, что Банщицу вели не мы одни. Если был тот, в «девятке», то мог найтись и другой, верно?
— А можешь ты по памяти описать мужика из «Жигулей»? Я сама всё потом посмотрю, но для начала… А, Рахим?
— Громила, настоящий «шкаф». Славянин, светло-русый, носит усы и короткую бородку. Это к тому, что не те убили её, на кого думает Юра-Бешеный. Но нанять такого могли, чтобы поменьше подозрений… — Рахим посмотрел в мои расширенные глаза и понял, что говорит дело. — Весь в чёрном — и куртка «Босс», и джинсы. Только кроссовки белые. На плече — сумка «Адидас» из больших. Он взял с собой эту сумку, когда вышел из машины в соседнем дворе. Потом ещё поболтался там, где жила Банщица. Подождал, пока подъезд откроют, и зашёл. На «неотложке» врачиха приехала. А Банщица с охранником около семи подрулили. Жамнова она отпустила, а сама в дом вошла. Мои люди на улице остались. Они уже хотели запрашивать, как дальше быть, продолжать наблюдение или уезжать. Банщица прибыла домой, и там достать её очень трудно. На тот день никто ничего и не намечал — так, следили для порядка. И вдруг из парадного выбегает какая-то старуха — испуганная, ненормальная. Мои на неё внимания не обратили, но всё-таки засняли. На кассете она есть. Ноги заплетаются, глаза ничего не видят. А ведь бежит, бежит мамаша, и всё время оглядывается на подъезд Банщицы…
— Рахим! Дальше! Умоляю!
Я была готова его расцеловать. Получить портреты того мужчины с сумкой и старухи я не надеялась. Да что там портреты — каждая минута интересующего меня сентябрьского вечера оказалась запечатлена на плёнке. И вскоре я смогу лично эти кадры увидеть. А после отматывать назад много раз, всматриваться в каждый штрих записи, к сожалению, не содержащей сцены убийства. Я смогу сделать фотографии, найти по ним и мужчину, и старуху. Особенно если мне в этом поможет жена директора заправки Голобокова…
— Куда старуха пропала потом, мои не выяснили. Она просто забежала за угол, — продолжал Рахим, обмакивая лаваш в мёд и вгрызаясь в него превосходными зубами, половину из которых он совершенно зря сточил под коронки. — А минут через пять возник тот парень с сумкой. Ему лет двадцать восемь-тридцать, не больше. Не спеша пересёк двор, вернулся к своей «тачке» и уехал. За ним тоже не следили, потому что объектом была Банщица. Мало ли кто и зачем в дом заскочил…
— Всё понимаю, Рахим. — Я растирала колени, сведённые радостной нервной судорогой. — И что случилось потом?
— А потом пацаны получили отбой. Те, кто отвечал за наблюдение, только через час узнали, что Банщицу замочили. И сразу же решили, что тот парень и старуха могли иметь отношение…
Рахим подмигнул мне залихватски, озорно, будто речь шла не о жестоком убийстве, а о забавном розыгрыше. Но и Рахима нужно понять — по вине Натальи Кулдошиной в колонии оказалась его любимая женщина, мать его сына. Впрочем, оказалась не просто так, а за перевозку наркотиков из Таджикистана в Россию. Чёрт, как хочется спать, как всё надоело!.. Да, но Анна делала это потому, что нечем было кормить детей. Банщица никогда не обратила бы на неё внимание, не попроси Гриша Нечёсов об одолжении…
— Рахим, твои люди не пробовали узнать, что такие эти мужчина и старушка? Разве ваша служба безопасности так вяло работает?
Я допила зелёный чай, положила на блюдце немного халвы с орехами.
— Я им такого приказа не давал. Но если тебе нужно, или Вовчик попросит, узнаю. А, с другой стороны, тебе будет легче пробить…
