Дмитрий Черкасов - Записки Джека-Потрошителя
В час тридцать пять трое джентльменов видят женщину, позднее опознанную как Кэтрин Эддоуз, беседующей с мужчиной на углу Черч-пассаж и Дюк-стрит. Эти трое — члены клуба «Империал», что расположен на Дюк-стрит, — торговый агент по продаже сигарет, мясник и торговец мебелью. Агент, которого зовут Джозеф Лоуэнд, оказывается более внимательным, чем его спутники. Он замечает, что на мужчине были надеты пиджак свободного покроя цвета «перец с солью» и серое кепи. Он также замечает красный платок, повязанный вокруг его шеи, и усы среднего размера. Если бы он был внимательнее, то рассмотрел бы и черный саквояж, стоящий у ног этого человека.
— Какой-нибудь моряк, — замечает его приятель, мясник Джозеф Леви. — Подцепил подружку на ночь! Но вид у них какой-то прямо заговорщицкий, не хотелось бы мне оказаться ночью одному рядом с этой парочкой!
Трое джентльменов шествуют дальше по Дюк-стрит, а мужчина и женщина уходят на Черч-пассаж — широкую освещенную улицу, ведущую к Митр-сквер.
На самой площади горит один-единственный фонарь, еще несколько — на стенах домов. В результате людная днем Митр-сквер в этот поздний час представляет собой весьма мрачное место. Тем более что здесь почти нет жилых домов. Основные здания, стоящие на площади, — это школа сэра Джона Кэсса, синагога, два склада фирмы «Кирли и Тондж», а также три пустующих коттеджа.
— Я никогда не была здесь ночью, — говорит Кэтрин Эддоуз спутнику и боязливо оглядывается. — Здесь постоянно ходят полицейские…
Ей очень не хочется возвращаться в участок. Власти Сити неоднократно заявляли, что проституткам не место на Митр-сквер, поэтому полиция останавливает для проверки все подозрительные парочки, но на практике этим парочкам совсем нетрудно вовремя раствориться в темноте. Здесь много закоулков, а звуки шагов констебля в ночной тишине можно расслышать издалека.
Это шаги и раздаются на Митр-сквер в час сорок четыре пополуночи, когда на площади появляется констебль Уоткинс. Обход участка занимал у Уоткинса около пятнадцати минут, и когда он был здесь в половину второго, то не заметил ничего подозрительного. Еще один констебль, Джеймс Харви, проходил мимо в час сорок и тоже ничего не видел.
Уоткинс обходит площадь, и, оказавшись возле трех пустующих коттеджей, зажигает свой фонарь, чтобы не споткнуться в кромешной темноте. Слабый луч света выхватывает из темноты тело, распростертое на мостовой. Женщина лежит на спине с раскинутыми руками, одежда высоко задрана, на животе зияет чудовищная рана, тянущаяся от паха до груди. Внутренности вытащены и брошены возле ее правого плеча. В воздухе стоит тяжелый кровяной запах, напоминающей о бойне. Уоткинс справляется с приступом тошноты и, оглянувшись по сторонам, подбегает к складу «Кирли и Тондж». Он колотит в дверь, пока не слышит, как с другой стороны начинает отодвигаться засов. На пороге появляется перепуганный сторож по фамилии Моррис, в его руке небольшая увесистая дубинка, которую он готов немедленно пустить в ход.
— Боже мой, приятель, помогите мне! — говорит Уоткинс— Здесь убита женщина!
Моррис выносит фонарь. У сторожа оказывается луженый желудок, он только морщится, разглядывая тело, потом достает свисток и быстрым шагом направляется на соседнюю улицу. Он не перестает свистеть, пока не натыкается на двух констеблей, которым сообщает об убийстве на Митр-сквер.
Вскоре на площадь прибывает сам главный комиссар полиции Сити — Генри Смит, которого вызвали звонком с участка на Клоак-Лейн. [17]
Смит приезжает в двухколесном экипаже, рассчитанном на двух пассажиров. Помимо комиссара в нем разместились суперинтендант Фредерик Фостер, а также трое детективов, поэтому неудивительно, что перегруженный экипаж едва не перевернулся по пути к месту преступления. По прибытии суперинтендант Фостер, в прошлом — архитектор, немедленно распоряжается зарисовать расположение тела на площади. В то же время здесь появляется полицейский хирург Фредерик Гордон Браун из больницы Святого Варфоломея, что в Сити. По отсутствию трупного окоченения и тому, что тело еще хранит тепло, он предполагает, что убийство произошло всего около получаса тому назад, то есть сразу же после того, как совершавший обход Уоткинс покинул Митр-сквер. За те пятнадцать минут, что были в распоряжении Потрошителя, он успел сделать многое. Практически вся одежда изрезана в лохмотья, и в целом впечатление таково, что убийца находился в яростном исступлении. Он вспорол Кэтрин Эддоуз живот и грудную клетку, удалил внутренности, часть которых так и не была найдена, разрезал влагалище и рассек бедра, как если бы собирался отделить ее ноги от тела. Лицо женщины искалечено несколькими глубокими ранами. Правая щека рассечена до кости, веки надрезаны и изуродованы, также не хватает части правого уха. Когда тело поднимают, чтобы положить на носилки, этот кусочек выпадает из складок платья.
Рядом с телом доктор Браун обнаруживает некоторые предметы, принадлежавшие покойной, — три пуговицы, медный наперсток и оловянную баночку для горчицы, в которой лежат свернутые закладные.
Три часа ночи. Констебль Альфред Лонг обходит Галстон-стрит. Это не его обычный маршрут, но из-за убийства на Бернер-стрит Лонга поставили сюда на дежурство. Он уже побывал на этой улице сорок минут назад и не заметил ровным счетом ничего подозрительного. Однако в три часа здесь появляется кое-что новое — кусок ткани, явно оставленный таким образом, чтобы патрульный полицейский непременно на него наткнулся. Констебль рассматривает его при свете своего фонаря. Ткань оказывается… окровавленным передником.
На черной кирпичной стене прямо над страшной находкой красуется выведенная мелом надпись.
«Ивреив не зря обвиняют во всем»
Альфред Лонг не успевает записать ее в блокнот, как его внимание привлекает какой-то шорох в узком переулке между домами. Лонг жалеет, что не прихватил на это дежурство револьвер. Но долг есть долг, он удобнее перехватывает дубинку и углубляется во двор, готовясь к худшему.
Что-то бросается ему под ноги.
Это всего лишь кошка — худая серая бродячая кошка. Лонг посылает ей вдогонку проклятие и, бегло осмотрев ничем не примечательный двор, возвращается на Галстон-стрит. В доме, возле которого найден передник, всего семь лестничных клеток, Лонг старательно обследует каждую из них, затем снова подходит к надписи, копирует ее в свой блокнот и быстрым шагом направляется в участок на Коммершл-стрит.
— Вы думаете, что это написал Потрошитель?
Сэр Уоррен, разбуженный посреди ночи, прибывает на Галстон-стрит, чтобы лично осмотреть надпись. Его сопровождают инспектор Эбберлайн и несколько констеблей. К счастью, зевак поблизости нет — рассвет еще не наступил, так что о надписи не знает никто, кроме полиции.
— Констебль Лонг утверждает, что, когда он проходил в первый раз, надписи не было, но он не уверен. Я, тем не менее, думаю, что если бы она была написана раньше, то ее непременно бы стерли. Здешние жители — в основном евреи, они не оставили бы без внимания такую фразу.
— Но абсолютной уверенности у нас нет, Эбберлайн. В любом случае — ее необходимо стереть!
— Но, сэр, мы должны сфотографировать ее. Это может помочь нам в расследовании.
К сожалению, фотограф Джозеф Мартин все еще не прибыл, а сэр Уоррен не собирается ждать.
— Потрошитель шлет письма десятками, но это ничем вам до сих пор не помогло! Вы хотите, чтобы это увидели газетчики?! Завтра здесь начнутся погромы, только потому, что этому выродку, если это, действительно, он, захотелось пошутить. Я не желаю нести за это ответственность. Полагаю, что и вы тоже!
— Тогда давайте сотрем только слово «евреи», — предлагает компромисс инспектор, но сэр Уоррен не желает ничего слышать об этом.
— Я хочу, чтобы от надписи и следа не осталось, вам ясно? Никто не должен знать, что здесь было написано, иначе пресса начнет строить догадки…
Эбберлайн молчит, он понимает, что Уоррен прав, однако поспешность, с которой уничтожаются улики, не может его не возмутить.
— В конце концов, — замечает он, — такая надпись выглядит нарочито провокационной!
— Вы же знаете, что большинство людей из низов не задумываются над такими вещами, — парирует Уоррен, и он, разумеется, прав. — Многие поддадутся на эту провокацию, можете быть уверены.
Констебль с губкой и небольшим ведерком воды начинает старательно стирать буквы. Через минуту от злосчастной надписи не остается ничего, кроме копии, снятой Лонгом.
— Что вы думаете об ошибках? Две ошибки в одном слове — не много ли?! — спрашивает шеф полиции.
— Я полагаю — убийца намеренно пытается ввести нас в заблуждение. Он притворяется человеком из низов, чтобы сбить нас со следа.
