Игорь Чубаха - Смотрящий по неволе
Они поднялись по ступенькам, отмаксали несколько шагов по коридору. В зал переть не стали, а остались в коридорном мраке, чуть толкнув дверь, чтоб было видно.
Банкет катился к логическому финалу. Несколько столов было сдвинуто в линию и застелено накрахмаленными скатертями, лишние столы задвинули под стены. На скатертях вываливалась из больших и малых блюд различная жратва. Голубцы, севрюга и полные лохани икры. Маяками в море хавки стояли бутылки. За столами терлась навезенная американцем Смитом кодла обслуги: клерки, секретарши, биржевые аналитики.
Несколько пар изображало танец в стиле интим вдоль подоконников. А худая, как раскладушка, переводчица делала стриптиз прямо на столе. Благо – переводить уже было не надо – вокруг дрыхли фейсами об тейбл в салатах.
Виталий Ефремович устроил этот бардак со спаиванием американской шелупони ради маленькой-маленькой выгоды. Лапчатый, пригласивший в свой загородный дом мистера Смита и не пригласивший Ефремыча может трындеть о чем угодно, но дальше трындежа без продвинутых по юридическим тонкостям замов дело не двинется. Забоятся подвоха друг от дружки неграмотные в русских законодательных крючкотворствах стороны.
Директор брокерской конторы Виталий Ефремович с Гусем Лапчатым, как закаленные, еще относительно держались. О чем-то спорили за столом, размахивая перемазанными икрой пальцами.
Сергей покумекал, и понял, почему банкет справляется почти подпольно. Потому что в «Пальмире» нельзя, там траур. А другого приличного кабака в Виршах нету. Не в привокзальный же шалман мистеров волочить, пусть они и всего лиш заокеанские шавки? Только вот было непонятно Шраму, на кой вообще банкет затевать? Умаслить шавок? Чушь – гораздо умнее и заворотливее основной враг Шрама Виталий Е-хренович.
Внезапно дверь отъехала в сторону ночных гостей. В сумрак из зала ввинтилась рожа другого вертухая; другого, но не менее накачанного. Шрамов собрался бить под дых. Но ввинтившийся, не присмотревшись, спросил:
– Закурить есть?
Шрамов протянул «Кэмэл» без фильтра. Вохровец выудил сигарету на ощупь, ослепил себя огнем зажигалки:
– Во, блин, жируют! – неласково отозвался он о своих работодателях.
– Беспредел, – нейтрально поддакнул Сергей придавленным, чтоб непонятно кто, голосом и потянул готового тут же вступить в диспут профсоюзника за рукав на выход, – Можно было бы конечно с пулеметом вернуться, но это не наш метод, – загадочно высказался Сергей на улице, переступая через еще не оклемавшегося первого стража.
– Нет, ну как у себя дома! – кусал губы профсоюз, от растерянности спотыкаясь об рельсы... Выбираясь из мусорной кучи... Чуть не угодив в канаву.
– А ты знаешь, я кажется кое-что намозговал – еще не как победить их навсегда, но как обломатьих хотя бы на завтра, – сообщил Сергей Андрею, когда они вернулись в родной кабинет и стали укладываться. Шрамов – на составленных в ряд жестких стульях, Андрей – на застеленном копиями документов жестком столе.
– Что!? – взвился профсоюз, чуть не столкнув бюст Ленина на пол, будто кукушонок другого птенца из гнезда.
– Завтра увидишь, – по привычке не стал раскрывать планы Сергей, – Ложись, утро вечера мудренее.
Понятно, что у директора на руках лежал козырный туз – пятьдесят один процент акций, и мнение остальных акционеров роли не играло. Шоу перед остальными акционерами директор устраивал на всякий случай. Чтобы соблюсти приличия. Но было бы нелепо позволить Гусю Лапчатому соблюсти приличия. Не в Шрамовых правилах позволять подонкам соблюдать приличия.
Андрею Юрьевичу ничего не оставалось, как попытаться расслабиться. Бюст Ленина страшно мешал, но тем не менее профсоюзный лидер довольно быстро захрапел. А Шрамов, дождавшись богатырского храпа, тишком сполз со стульев и на носках выбрался в коридор. Ему нужен был такой телефон, который врядли прослушивали бы. То есть годился любой аппарат в любой комнате этого здания, кроме телефона из кабинета профсоюзного председателя.
Утром же, когда Андрей Юрьевич размежил веки, он первым делом увидел окаянный бюстик. Вторым делом – не обнаружил Сергея на стульях. Ополоснув сплющенную физиономию в туалетном рукомойнике, Андрей Юрьевич впопыхах запер родные пенаты и поспешил наружу из здания.
Что-то было снаружи не так. И даже не при чем здесь, что из всех радиоточек над крышами цехов и терминалов неслось запиленное до скрипа иглой клубной вертушки:
...Но что ни говори, жениться по любвиНе может ни один, ни один король!
Не в этом дело. Во-первых, по территории пролетариат перемещался, но не так, как в обыкновенный рабочий день. Не – кому куда надо, а все в одном направлении. Во-вторых, пролетариат перемещался, шурша не промасленными спецовками. Народ был прилично и даже местами празднично одет. В-третьих... Как же Андрюха сразу не въехал!? В-третьих, комбинат стоял. Не так, как обычно: кто-то простаивает, а кто-то вкалывает. Комбинат стоял до последнего шланга.
И устремившийся за всеми в толпе рабочих Юрьевич вывернул на просторную заасфальтированную площадку. Тут когда-то собирались поставить дополнительные ангары под склады, да так и не поставили. А народу-то! Тьма! Чуть ли не все пять тысяч работников комбината собрались на площадке.
В дальнем конце Андрей увидел наспех сколоченную из неокрашенных занозистых досок трибуну. На ней застеленный кумачом стол и стойку с микрофоном.
В толпе разговоры:
– А ты, Кирюха, че приперся? Ты ж свои акции прогудел!
– Семеныч, ты что Лизавету щупаешь? Пока щупаешь, без тебя комбинат раздербаним!
– А вы, инженера, за кого голосовать будете? По честному, или за доллары?
Вроде бы и заковыристые реплики, с подначкой, но не сквозь зубы, не зло. Кто-то прятал в рукаве чекушку, не без этого. И как-то будто единым себя ощущал народ, будто на первомайской демонстрации.
Рука Сергея дружески легла на плечо Юрьевича:
– Ну как?
– Народу что-то больно много, – только и высказался профсоюз.
– То-то еще будет! – многозначительно пообещал Сергей.
Из людской массы рядом с Сергеем выдвинулся Лешка, посмотрел преданно в глаза и остался рядом. На далекую трибуну забрались Гусь Лапчатый и мистер Смит, и заняли места за столом. По толпе покатилось нетерпеливое:
– Чего ждем? Начинай!
А кто-то настроенный более боевито уже кричал:
– Начинай дурить русский народ!
На трибуне объявился Виталий Ефремович, наклонился к уху директора комбината, что-то жарко зашептал. Директор замахал на Виталия Ефремовича руками, дескать, не мои проблемы. Тогда брокер подступился к микрофону, поцокал ногтем и сказал:
– Раз, раз, раз... – остался доволен звуком Виталий Ефремович и на всю площадку спросил, – Кто видел начальника охраны комбината? – он не получил вразумительного ответа, только был вынужден скушать несколько соленых шуток.
– В лифте застрял, – доложил как бы между прочим Леха Сергею.
– А остальные? – как бы светски поддерживая беседу, спросил Сергей.
– Остальные по душевым и раздевалкам заперты. А ключи потерялись, – типа, вот какая у людей беда, доложил Леха.
Снова на трибуне нарисовалась заминка. Секретарша что-то докладывала Виталию Ефремовичу. Виталий Ефремович топал на нее ногами, секретарша разводила руками... И наконец по-строевому четко развернулась, как умеют разворачиваться смазливые молодые биксы, и гордо ушла.
Подкравшись сбоку, прячущий длинные патлы в воротник джинсухи Антон тут же доложился командиру:
– Я заразил все их компьютеры последним словом вирусологии! Они даже тезисы выступления теперь распечатать не могут! – и исчез в толпе в соответствии с ранее полученной инструкцией – чтоб другие бригадиры Шрамовой армии не запомнили портрет хакера.
– Пора? – таинственно спросил Леха Сергея.
– Нет еще, – был коротким ответ.
На трибуне за кумачовым столом попрепинались еще какое-то время. Но сколько ж можно тянуть? Гендиректор комбината, очень недовольный собой, всеми остальными и вообще всем происходящим, наконец поднялся со стула. Наконец вразвалочку подошел к микрофону. Откашлялся. Вздохнул. Еще откашлялся:
– Я не ждал, что всех так волнует судьба комбината... – совершенно неудачно начал он выступление, а далее микрофон отрубился.
Виталий Ефремович открыто покрутил пальцем у виска, и это видели все. Гендиректор повозился с микрофоном, потряс его «за грудки», но микрофон молчал, как партизан. Виталий Ефремович схватился за голову и исчез с трибуны.
– Пора? – переминаясь, будто невтерпеж по нужде, затеребил Лешка Сергея. А у самого глазки азартом горят, будто марафету нюхнул.
– Нет, не пора. Еще не прибыла полевая кухня, – в своей обычной загадочной манере ответил Сергей.
Виталий Ефремович снова забрался на трибуну и дал отмашку гендиректору, дескать, все путем. Мистер Смит смотрел на происходящее, как ребенок в цирке. Переводчица молчала, потому что не хотела портить мистеру Смиту настроение. И потому, что утро вечера муторнее.
