Владимир Колычев - Постой, паровоз!
Наташа не узнавала саму себя. Поднялась чуть свет, подоила корову, дала сначала ей корма, а потом беспородному гнедому мерину. Дело она знала, не зря же в деревне выросла. Правда, подзабылось многое, но сегодня вспомнилось. И не так уж трудно оказалось за скотиной ухаживать.
Зиновий не скрывал своего удивления.
– Не ожидал, – признался он.
– Сама от себя не ожидала, – улыбнулась Наташа. – Но глаза боятся, а руки делают. Хочешь, я в хлеву приберусь?
– Не надо, я сам.
– А в доме?
– В доме можно. В доме хозяйка нужна…
Третий день она живет здесь, но за все это время Зиновий ни разу не предпринял попытки вплотную сблизиться с ней. Как будто не знал, что она только о том и мечтает. Знал он все. Но так ни разу она и не побывала в одной с ним постели… Возможно, он отвык от женщин до полной деградации мужского интереса. А может быть, дело в том, что в доме отсутствовала постель, куда он мог бы затащить Наташу. Была только одна кровать, и ту занимал Женя. Наташа спала на двух сдвинутых вместе лавках. Он же ночевал на полу, на охапке сена, брошенной возле печи, которую накрыл медвежьей шкурой. Она бы могла заняться любовью и на этом столь экзотическом ложе, но Зиновий этого не хотел. Может, потому что импотент. Но Наташа была близка к мысли, что ему мешал Женя. Поэтому первым делом она бы избавилась от его присутствия. Вымела бы поганой метлой в тайгу, пусть убирается…
Но Женя был еще очень слаб для того, чтобы его вышвырнуть из дома. Он уже пришел в сознание, но даже не пытался встать с кровати: сам понимал, что нет у него для этого сил. Зиновий мазал ему рану каким-то бальзамом собственного приготовления, поил отварами и обещал скорое выздоровление. Наташа и сама чувствовала, что дело идет на поправку, но вряд ли Женя сможет покинуть их в ближайшее время. Даже если он вдруг обретет для этого силы, он все равно не уйдет. Ему нужен этот дом, ему нужна она сама. Жизнь в нем еле теплилась, зато злоба горела ярким и жарким огнем. Он ненавидел Зиновия, он презирал Наташу за то, что она с ним спуталась…
Она убиралась в комнате и чувствовала на своей спине тяжелый, напитанный злобой взгляд. Так на нее мог смотреть только Женя. А больше в доме никого и не было. Зиновий отправился на рыбалку, его еще долго не будет.
– Чего уставился? – не выдержала Наташа.
И резко обернулась к Жене.
– Сука ты, – процедил сквозь зубы тот. – Заигрываешь с этим гоблином, да? Трахнуть его хочешь?
– Сам ты гоблин! Разговорился тут.
Женю можно было не бояться. Сам он встать с постели не мог, оружия при нем не было и быть не могло. Зиновий же не дурак, чтобы пистолет ему оставлять.
– Сама разговорилась! Раздухарилась, фифа дешевая!
– Заткнись, а! А то сама заткну?
Наташа могла бы заткнуть его хоть сейчас. Накрыть морду подушкой, подержать немного, и все – ни он мучаться не будет, ни они с Зиновием. А то ведь рано или поздно встанет вопрос, что делать с этой обузой…
– Заткнешь… Я тебя любил… Из-за тебя с братвой разодрался…
– Ага, из-за меня. Сам напортачил, а на меня сваливаешь. Не по-мужски это, Женя.
– А по-мужски меня предавать?
– Я не мужчина, чтобы по-мужски поступать. Я женщина. И предала я Зиновия. Давно предала. Его к смертной казни из-за меня приговорили. В бегах он. Он меня простил. Понимаешь? Простил…
– Сейчас расплачусь. Да наплевать мне на твоего мужлана!
– Плохой ты, Женя. Раньше еще ничего был, а сейчас плохой…
– Я хорошим буду. Давай завалим его, а? Дом у него справный, заживем вместе.
– Скажи, я тебя за собой звала? Просила тебе с товаром помочь? Нет, ни о чем я тебя не просила. Сам напросился. И под монастырь ты меня подвел. Короче, плевать я на тебя хотела!
– Не плюй в колодец!
– Да какая в тебе водица, мой дорогой? Моча одна, – презрительно ухмыльнулась Наташа и вышла из дома.
Надо было еще во дворе прибраться. Неплохо Зиновий устроился. И скотина у него, и даже небольшой огород. Дом, хозяйство. В погребе – сушеное и соленое мясо, вяленая рыба, в доме – мука, сахар, крупы. Запасы после долгой зимы истощились, но энергии в мужике много, за лето он их возобновит. И она ему помогать будет, потому что скучно здесь без работы. Нет других развлечений. Разве что «дорожку»-другую снюхнуть. Но так одно другому и не мешает… Так бы и жила здесь. Утром и днем работа, вечером в баньку с дубовым веничком, ночью же – под одеяло к Зиновию, под его большую раздачу… Но куда девать Женю? Мешал он им, очень мешал! Наташа вбила себе в голову, что все в их отношениях с Зиновием пойдет на лад, как только они избавятся от опостылевшего киллера…
Зиновий вернулся к обеду. Принес несколько крупных и уже выпотрошенных рыбин. Наташа встретила его во дворе. Приветливой улыбкой встретила. Увидела, что приятно ему. Вернулся мужик-добытчик домой, а его жена ждет, радуется. Может, захочет взять ее в жены? Может, осчастливит ее брачной ночью?
– Жарить будем или варить? – спросил он.
– А как скажешь, так и будет.
– Тогда жарить.
– Хорошо. Но вечером. На обед у меня суп с грибами и каша с солониной.
Наташа не просто улыбалась, она сияла от удовольствия и от чувства гордости за себя. Да, такая она хорошая, такая пригожая! И в доме прибралась, и во дворе, и обед сготовила. И Зиновий засиял от удовольствия. Но их радость омрачил внезапно появившийся Женя.
– А на третье компот из мозгов будет! – громко заявил он.
Он стоял на пороге, шатаясь, словно на ветру. Но ружье в руках держал крепко. Было у Зиновия ружье. Старая, еще довоенного образца берданка, нигде не зарегистрированная. Но убить человека из нее – легче простого. Именно это и собирался сделать Женя.
– Снова ты балуешься, – осуждающе покачал головой Зиновий.
Ружье было направлено прямо на него, но Наташа не видела страха в его глазах. У него был самострел, направленный как раз на то место, где стоял сейчас Женя. Год назад в гости повадился ходить медведь. Тогда и появился самострел, благодаря которому от медведя осталась только одна шкура. Стрелой из этого оружия и был ранен Женя. Однако сейчас Зиновий не мог дернуть за веревку, чтобы привести его в действие. И все же он был спокоен…
– Хобби у меня такое, уродов всяких убивать! – хохотнул Женя.
Сил у него оставалось все меньше, и вряд ли он будет долго тянуть резину. Вот-вот мог раздаться выстрел.
Но первым выстрелил Зиновий.
– А разве Наташиного мужа ты из удовольствия убил?
Словом выстрелил. И Женя дернулся так, как будто это слово с разлета ударило его в лоб. Сам дернулся, и палец на спусковом крючке тоже дернулся – вместе с рукой, которой он поддерживал ружье. Раздался выстрел, но пуля прошла высоко над головой Зиновия. А берданка одноствольная, и патронов у Жени больше не было. Он попробовал было скрыться за дверью, но не удержался на ногах, упал. Попытался подняться, но в бессилье опустился на задницу. В глазах страх – и растерянность. Наташа с презрением смотрела на него. До нее еще не дошел смысл вопроса…
– Зачем ты ее вдовой сделал? – кивком головы показал на нее Зиновий.
Взгляд у него убийственно жесткий. Сильный, парализующий взгляд. Не хотела бы Наташа оказаться на месте спятившего Жени.
– Я… Мне заказали… – пробормотал тот.
– Кто?
– Это, Пузатый… Наташа его знает…
Наконец-то она поняла, о чем идет разговор… Она действительно знала, кто такой Пузатый. Знала, что он был заинтересован в гибели ее мужа. А Пузатый ликвидировал Илью руками снайпера из далекого Загорья. Для этого и приехал Женя во Владивосток. Сделал дело и уехал. А она ему еще и компанию составила, чтобы не скучал…
Женя был уверен в том, что у нее не было мужа. Она ему кольцо обручальное показывала, а он ни в какую – нет у нее мужа, хоть ты тресни, нет. А как он смотрел на нее, когда она входила к нему в купе! И про ее любовь к драгоценностям он знал. Видно, и на нее у него имелось досье. А она еще удивлялась, откуда он все знает. Теперь ясно, откуда. Это Зиновий может знать обо всем, поскольку него дар. А Женя – всего лишь убийца. Беспощадный убийца…
– Ты и меня должен был убить? – свирепея, спросила она.
Эта сволочь лишила ее мужа, места под приморским солнцем. А взамен еще и дала свою любовь, от которой ее давно тошнило.
– Да, – растерянно кивнул Женя. – Но ты такая красивая. Я тебя люблю. Скажи этому кретину, что я тебя люблю…
– Любишь, и что? – хлестко спросил Зиновий.
Он продолжал испепелять его взглядом. Наташе казалось, что Женя сейчас задымится.
– Ты и брата своего любил. Но ты же его и застрелил.
– Я?! Застрелил?! Своего брата?! – возмущенно встрепенулся Женя. И тут же согласился: – Да… Это я… Я его застрелил… Он мою Катьку увел… Я не хотел, так получилось…
– Но ведь получилось. Зовет тебя брат. К себе зовет, – возвестил Зиновий.
– Я его слышу, – на последнем издыхании пробормотал Женя. – Зовет… Я иду к тебе, брат…
Взгляд его тускнел, голос становился все тише. В конце концов он несколько раз конвульсивно дернулся и затих… Он умер, но глаза остались открытыми. Зиновий закрыл их рукой и прошептал над покойником какую-то молитву. И уже после этого повернулся к Наташе.
