Владимир Колычев - Нет жалости во мне
– Кто такой Немчуров?
– Ну, Юра его зовут... Юрий Антонович. Но ты же не звала его в постели по отчеству, да?
– В какой постели, что ты несешь? – побледнела Катька.
– Ну, из которой ты только что выбралась.
– Я не знаю никакого Немчурова! – обескураженно простонала она.
– Ну, сегодня ночью ты точно его не знала. Сегодня ночью он раны зализывал. После того, как я морду ему начистил...
– За что ты ему морду начистил?
– Только не думай, что из-за тебя. Он меня со своей женой застукал, хотел в глаз дать, а вышло наоборот... С кем ты сегодня была? С Прогаловым? С Немедовым? С Алексеенко?.. Ну, че прижухла, отвечай!.. Может, с Хлевцовым, а? Или с Муратовым?.. Ну, чего ты молчишь? Давай расскажи, как ты по кругу ходишь, то с одним, то с другим. Ты у нас баба нарасхват, да? Мне, наверное, гордиться можно?
Катька поняла, что нет смысла отбрехиваться. Он знал ее любовников наперечет, и под таким натиском глупо было выстраивать линию защиты. Она сокрушенно закрыла лицо ладонями, беспомощно опустилась на краешек кресла.
– Что мне с тобой сделать? Задушить?
Алик присел перед ней на корточки, ударным движением рук развел в стороны ее ладони, мертвой хваткой сжал шею. Катька в ужасе захрипела, засучила ногами; сначала ее глаза просто вылезли из орбит, а затем закатились. Еще бы чуть-чуть, и она отдала бы концы, но Алик все-таки пощадил ее.
Жадно хватанув ртом воздух, она свалилась с кресла на колени, на карачках поползла к дивану, с хрипами в глотке ударила рукой по его подлокотнику, как будто этим могла привести себя в чувство. Надышавшись, она грузно рухнула на бок, обхватила голову руками и затихла.
Алик взял со столика сигарету, закурил, сел на диван и пнул жену ногой.
– Ну, чего разлеглась, корова? Пошла на кухню, я жрать хочу!
Повторять ему не пришлось. Катька живенько вскочила с пола, метнулась на кухню, и скоро оттуда запахло жареной яичницей с колбасой.
Завтрак она подала на журнальный столик, сама налила в хайбол виски, чтобы ему было чем запить. Села на ковер у его ног, покаянно уронив голову на грудь.
– Еще раз, и в глаз. Ножом! Ты меня поняла? – спросил он и вилкой несильно кольнул ее в ухо.
– Я больше не буду, – всхлипнула она.
– Будешь не будешь, а было... Как была шлюхой, так и осталась...
– Я больше не буду! – с надрывом повторила она.
– Твое счастье, что я у тебя в долгу. Все-таки поила, кормила. Давала... Там у тебя джакузи, попробовать хочу.
Катька восприняла его слова как приказ, и вскоре Алик наслаждался теплой пенной водой и гидромассажными струями, на которых качался, как на волнах. Катька попробовала влезть к нему в доверие, но получила пинка под зад – сначала словом, а потом и ногой.
Она взяла отпуск, ходила за ним как за маленьким капризным ребенком, готовила ему разносолы, поила коньяком, угождала ему во всем. И в конце концов он смилостивился над ней и пустил ее к себе в постель. Как будто пресного супчика похлебал, но ей не сказал об этом. Не стал плевать в колодец, из которого пить еще и пить...
Через неделю она вернулась к работе. Но пообещала в августе отправиться с ним на заграничный курорт чуть ли не на целый месяц.
– Сейчас у нас напряженка, – сказала она. – Но к августу все уляжется. И документы тебе к этому времени оформим...
Ему нужно было обменять справку об освобождении на российский паспорт, затем оформить и заграничные документы. Катька избавила его от этих хлопот. Озадачила подчиненного ей юрисконсульта – пусть вертится, искупает свой маленький долг перед человеком, десять лет верой и правдой отмотавшим срок в колонии строгого режима.
Настроение у Алика было отменным. Никаких проблем, сырно-масленая жизнь, деликатесная жратва, фирменная выпивка. И покладистая баба под боком – симпатичная после бутылки коньяка, а после двух так и вовсе красавица.
Но скоро праздная жизнь ему наскучила, и он отправился к Анжеле. От Катьки он уходить не думал, просто прогуляться захотел, освежить, так сказать, ощущения.
Катька обещала ему машину в личное пользование, но у него даже не было прав, чтобы ее водить. И учиться не хотелось. Так что пока приходилось ходить пешком. Деньги на карманные расходы у него имелись, поэтому к дому Анжелы он подъехал на такси.
– Черт, совсем оборзели эти крутые! – выругался водитель, остановив машину перед большим черным джипом, возле которого стоял грозный атлет в черном костюме и при галстуке. – Когда уж их всех перестреляют!
На этот вопль Алик не обратил внимания. Дело в том, что недалеко от джипа, на тротуаре стояла Анжела, а рядом с ней – коренастый мужчина в таком же, как у атлета, строгом, но гораздо более дорогом костюме с антрацитовым отливом. За его спиной виднелся еще один охранник, еще более внушительный на вид, чем первый. Но Алика это не смутило.
Он расплатился с водителем, вышел из машины. Глядя на Анжелу, подошел к ней. А вид у нее не очень – напряжение в глазах, на бровях тревожная туча, щеки бледные, плечики скукожены. Мужчина улыбался, о чем-то бодро говорил ей, а она стояла перед ним как в воду опущенная. Страшно ей. И Алик догадался почему.
Он подошел к девушке, чуть протолкнув ее вперед, по-хозяйски, рукой задвинул себе за спину. В упор глянул на мужчину, ошалевшего от такой наглости.
– Ты, что ли, Полторанин? – сунув руки в карманы брюк, небрежно спросил он.
– Я не понял! – ошарашенно взвыл коренастый. – Ты кто такой?
– Значит, Полторанин... Ты что, не видишь, Анжела не хочет с тобой разговаривать? Не надо ей надоедать, слышишь!
Алик прекрасно понимал, что фактически нарвался на грубость. Но его это не пугало. Надоело ему киснуть у бабы под юбкой, захотелось хлебнуть адреналинчику вместо бескостного супца.
– Ты кто такой? – заорал на него Полторанин.
Он уже поднял руку, чтобы жестом спустить с цепи своих церберов, но пока еще не решался это сделать. Если Алик вел себя так борзо, значит, он чувствовал за собой силу, с которой, возможно, нужно было считаться. От напряжения и злости его мордастый лик налился краской, а нос уподобился летящему орлу, так широко и энергично раздувались крылья ноздрей.
– Я за Тимоху, понял? Со всем отсюда... э-э... вылетающим!
– Каким таким вылетающим? Ты чо несешь, баран!
– А то и вылетающее, что пуля из ствола. Тимо-ха не смог, а я смогу... А за барана ты ответишь! – хищно сощурился Алик. – И не Тимоха с тебя спросит, а я!
– Ну, ты меня достал!
И все-таки Полторанин дал отмашку. Но прежде чем его церберы сорвались с цепи, Алик успел боднуть его головой в переносицу. А делать это он умел...
Одного телохранителя Алик встретил ударом в пах. Куда метил, туда и попал, да так удачно, что парень едва не родил от боли. Только вот беда, вместо того чтобы схватиться руками за отбитое место, он вцепился Алику в ногу. Потянул на себя, лишив его равновесия. А тем временем подоспела помощь, и Алик пропустил мощный боковой справа.
После первого падения он смог подняться, даже умудрился сбить с ног одного нападающего. Но тут к двум амбалам присоединился вдруг третий, теперь шанс Алика на победу разлетелся на куски, как сознание после сокрушительного удара по шее.
Очнулся он от сильных ударов, сыпавшихся на него со всех сторон. Лицо всмятку, во рту кровавое крошево, в животе ливерный фарш. Боль сумасшедшая, но сознание тухнет, как лампочка под слабеющим напряжением, и наступающая тьма кажется спасительной...
В следующий раз он очнулся уже в машине «Скорой помощи». На лице маска искусственного дыхания, тела нет, вместо него сгусток пульсирующей боли. И душа, казалось, висит на волоске... Смерти Алик не боялся, но и умирать не хотелось: как-никак только жить начал. Но если отбойщики Полторанина превратили его в инвалида, лучше сразу отбросить коньки, не доезжая до больницы. К черту боль и мучения...
Алик снова лишился чувств и не приходил в себя до самой больницы. Оказалось, что ему проломили череп, срочно нужна была операция. Перед тем как врач наложил на него маску наркоза, он успел назвать телефонный номер своей жены.
Сутки он пролежал в реанимации, а потом его перевели в отдельную палату, которую выкупила для него Катька.
– Ну и куда тебя занесла нелегкая? – сокрушенно спросила она.
И нежно провела рукой по многослойной повязке на голове. Ответить Алик не мог. Слабость была такой, что лень было напрячь мышцу языка. Да и зубов у него было мало, чтобы говорить. Еще и проволочная шина во рту, для сращивания сломанной в двух местах челюсти. Да и не стал бы он говорить ей, что собирался поразвлечься с Анжелой. Может, он действительно на всю жизнь останется инвалидом. Кому ж он тогда нужен будет, если не Катьке? Только на нее он и мог сейчас рассчитывать. Так зачем же тогда ее злить?
– А я знаю – куда, – скорбно вздохнула она. – К Анжеле ты ходил... Да, к той самой, с которой от меня уехал...
Алик многозначительно закрыл глаза. С одной стороны, да, он виноват, потому как хотел тряхнуть величиной. Но с другой стороны, нечего было самой по кочкам скакать.
