Владимир Колычев - Нет жалости во мне
– А у меня не стоит, такое вот безобразие... Где Катька?
– Катя на работе.
– А-а, ну да...
Алик заглянул Татьяне в глаза и саркастически усмехнулся:
– Что, не нравлюсь?
– Нет.
– Ну, хоть честно, и то хорошо... Значит, картину с меня рисовать не будешь?
Он прошел в огромный зал, плюхнулся на белый кожаный диван, раскидал руки по спинке, глянул на подвесной потолок, усыпанный вдавленными в него лампочками... Да, Катька не врала, квартира у нее супер – Анжела о такой хате пока только мечтает.
– С какой это стати?
– Ну, я могу натурщиком работать.
Алик поднялся так резко, что Татьяна нервно шарахнулась в сторону. Быстро скинул куртку, стянул футболку, обнажив мускулистый торс. Майку забросил на плечо, руки чуть развел в стороны, ладонями обратив их к женщине – дескать, могу распахнуть объятия и пошире, если, конечно, есть желание.
– Ну что, берешь меня натурщиком?
– Э-э, я не знаю, – замялась Татьяна.
Она пыталась, но не могла отвести от него глаз. Как бы она ни относилась к нему на ментальном уровне, но на физическом – точно хотела. От поражения ее спасало только нежелание Алика доводить дело до крайности. Сколько ж можно? С утра – Анжела, вечером – Немчурова. Что, еще и эту на ночь глядя?..
– Что ты не знаешь? – шагнув к ней, спросил он.
Она тоже отступила, но скорее из приличия, нежели от неприязни. Потому что шажок у нее был маленьким.
– Не знаю?! Нет, я хотела сказать, что знаю. Знаю, что в натурщиках я не нуждаюсь.
– А почему?
Он быстро надел футболку и еще ближе подступил к Татьяне. Повел рукой, будто хотел обнять ее за плечи, но лишь легонько коснулся ее спины чуть выше пояса. Она дернулась, будто по ней пропустили электрический ток, и застыла в томительном ожидании. Но Алик решил не распускать руки.
– Почему?! Я художник-дизайнер и с натурщиками не работаю.
– Ну, мое дело предложить, а твое – отказаться.
Он снова погрузился в мягкую и бездушную плоть дивана, забросил ногу на ногу.
– Ты замужем? – как бы невзначай спросил он.
– Это не важно, – поджав губы, мотнула она головой. И, обличительно глянув на него, бросила ему в лицо: – Достаточно того, что Катя за-мужем!
– Значит, ты без мужика, – ухмыльнулся Алик.
– Я же сказала, не важно!
– Что, Катьке завидуешь?
– Кто?! Я?! Лучше вообще всю жизнь в девках просидеть, чем иметь мужа-уголовника!
– Дура ты. Потому всю жизнь в девках и просидишь. А Катька – умная. Знала, за кого замуж выходить. Муж в тюрьме, а она по мужикам – как та жаба по кочкам. Плюх-квак! Плюх-квак! И блядь, и замужем! Красота!
– Что ты такое говоришь? – возмущенно вытянулась в лице Татьяна.
– Что было, то и говорю. Она и сейчас, наверное, с кем-нибудь квакается.
– Да она тебя ждала! Она за тобой поехала, а ты с какой-то бабой от нее удрал! Она тут места себе не находила, а ты где-то шлялся, кобель!
Алик порывисто поднялся с дивана, смягчив движение, приблизился к женщине, носом провел по шее рядом с ее ухом.
– Давай еще про кобеля! Чем больше ты заводишься, тем больше я возбуждаюсь...
– Какой ты мерзкий! – картинно возмутилась она.
Но даже и на шаг не отошла от него.
– Круто! Давай еще!
– Ты Катьке жизнь испортил! Неужели ты этого не понимаешь?! Она могла бы замуж за хорошего человека выйти!
– А чего же не вышла? – Он снова провел носом рядом с ее ухом, на этот раз слегка коснувшись мочки. – Пока я сидел, развестись со мной было проще пареной репы. А не развелась...
– Любит она тебя, дурака!
– А я этого не достоин?
– Нет!
– Глупо, конечно. Нам совсем не обязательно было жениться. Мы бы могли просто жахаться. Перепихнулись и разбежались. Потом снова сошлись, перепихнулись...
– Да как ты можешь? – Ее голос звенел от возмущения.
А шея напряглась – как будто в ожидании по-целуя.
– Как я могу? Да это все могут!.. Или ты это никогда не пробовала? Хочешь, покажу?
Он коснулся губами ее шеи, слегка солоноватой, но вполне приятной на вкус. Естественный запах волос был сдобрен ароматом хорошего парфюма – Алику такое сочетание понравилось. И он готов был к подвигу во имя самого себя.
– Не надо! – прошептала она.
Ей стоило усилий шагнуть вперед. Но Алик легко удержал ее, взявшись рукой за смягченную временем упругость довольно-таки пышного на вид бюста.
– Ты не имеешь права, – обессиленно мотнула она головой, когда он уложил ее животом на кресло.
– Зачем мне иметь какое-то право, если я могу иметь тебя?
Он долго ласкал ее шею, грудь и, когда она совсем сдалась ему на милость, сорвал с нее халат, избавил от белья. Она ждала, когда он заполнит ее глубины, давно уже не ведавшие мужского участия, исстрадавшиеся по грубой физической встряске. Но Алик нарочно терзал ее ожиданием – как будто мстил за обидные слова в свой адрес.
Ему некуда было спешить. Он ждал, когда появится Катька, чтобы она своими глазами видела, как он мог и мстил ей за измену.
Татьяна все-таки дождалась его снисхождения. И огласила дом столь громким воплем радости, что ему пришлось закрыть ей рот рукой, чтобы не оглохнуть... Он буйствовал снаружи, но сдерживал себя изнутри. Все ждал, когда появится Катька.
Но время шло, он выбивался из сил, а ее все не было. В конце концов он перестал сдерживаться.
Измученная Татьяна долго приходила в себя. И не торопилась одеваться. Стояла на коленях в кресле, обняв грудью и руками широкую мягкую спинку. И Алик ее не погонял. Пусть балдеет, глядишь, и Катька подоспеет.
Стрелки показывали начало новых суток, но Катьки все не было. Татьяна все-таки оделась, сходила на кухню, принесла две чашечки кофе, как та цирковая обезьяна одну подала своему дрессировщику, закурила на пару с ним.
– Это все неправильно, – сказала она, приложив ко лбу ладонь, чтобы спрятать под ней глаза. – Ты не должен был так поступать.
– Ну, тогда вали отсюда! – незлобно, хотя совсем и не вежливо послал ее Алик.
– Что?! – ошеломленно уставилась на него Татьяна.
– Меня твои морали не парят, поняла? И гнать на меня не надо. Может, я и уголовник, но тогда ты – шлюха.
Он смотрел на нее с беспощадной насмешкой.
– Забраться в постель к мужу своей сестры и еще что-то мне втирать! Я бы на твоем месте застрелился!.. Ну, чего сидишь? Это моя хата! А ты давай – к мамаше своей вали, у нее жить будешь.
– Но Катя сказала!.. – хватая ртом воздух, возмущенно протянула женщина.
– А хочешь, я Кате скажу, что у нас было?.. Не хочешь? Ну, тогда исчезни!
Татьяна заплакала, но ее слезы ничуть не тронули его. За что боролась, на то и напоролась – по самое не могу. Хотела унизить его, а в плевках оказалась сама... Не достоин он Катьки! А сама она кого достойна? Шлюха!
– Будь ты проклят! – сказала она на прощание.
И ушла, громко хлопнув дверью. Алик заглянул в бар, достал оттуда бутылку виски, хлебнул прямо из горла. Лег на диван, сделал еще несколько глотков... Катька, может, и тварь, но дом у нее полная чаша. И он может жить здесь безбедно и ничего не делая. Пусть берет его на полный пансион, если она такая дрянь...
Глава 15
Катька скакала на белом коне по хлебному полю. Распущенные волосы вьются на ветру, обнаженная грудь упруго подрыгивает в такт движению. Россыпи зерна из-под копыт, дождь из васильков с неба. Красиво. Только вот голова у лошади человеческая. Морда Юрия Антоновича, а вместо хвоста – его волосатые ноги в портянках из трусов в горошек. А его задница заменяла седло, болталась на спине у коня булками вниз. Была у этого седла и красноголовая лука, но Алик видеть ее не мог, потому что на ней, как петушок на палочке, торчала Катька.
Она мчалась ему навстречу, весело улыбалась, радостно махала рукой. Но, увидев, что Алик приложился к бутылке с виски, вдруг нахмурилась. Ей не понравилось, что муж выпивает без нее. А то, что на кию галопом – это для нее в порядке вещей.
Катька вырвала у него из рук бутылку, и Алик открыл глаза... Это действительно была она. В лучах утреннего света ее голова, казалось, окружена была ореолом сияния – отнюдь не святого.
– А где твой охреневший кентавр? – поднявшись с дивана, злобно спросил он.
– Какой кентавр? – мягко улыбнулась она.
Казалось, Катька уже и забыла, что он удрал от нее вместе с Анжелой, что пропадал где-то целую неделю. Вернулся, и ладно, а все счастье – впереди... Только не будет никакого счастья. Хорошо, если образуется хотя бы его иллюзия.
– А с мордой Немчурова! – разглядывая жену, криво усмехнулся он.
Деловой, бронзового цвета и отлива костюм шел к ее загорелому лицу, в нем она могла смотреться как одухотворенное изваяние – символ чистоты и непорочности. Но беда в том, что на кармане жакета виднелось свежее пятно – похоже, вино пролилось; была помята и сама она; выглядела как разобранная постель. Прическа разрушена, на ресницах потускневшая тушь, губы торопливо подкрашены – как у проститутки после орала. И еще амбре винного перегара. Видно, что эта ночка выдалась для нее веселой. Впрочем, и сам Алик не скучал. Чем несказанно гордился и утешался.
