Майкл Коннелли - Блондинка в бетоне
– Ты ее когда-нибудь читал? – спросила она.
– Очень давно. В школе одна учительница английского заставила нас ее прочесть. Она была просто ненормальной.
Она ткнула его локтем в бок:
– Ладно, умник. Я пробую чередовать простое со сложным. Я задала им «Долгий сон».
– Наверно, они решили, что это произведение не зря называется именно так.
– Что-то ты сегодня веселый. Случилось что-нибудь хорошее?
– Честно говоря – нет. Сегодня там, наоборот, все рухнуло. А здесь… здесь все как раз по-другому.
Она встала, и они обнялись. Гарри гладил ее по спине так, как ей всегда нравилось.
– И что же там происходит?
– Все и ничего. Вероятно, меня втопчут в грязь. Сомневаюсь, что после этого я смогу найти работу даже как частный детектив – вроде Марлоу.
Она отстранилась.
– О чем ты говоришь?
– Точно не знаю. Так, есть кое-что. Нужно будет сегодня над этим поработать. Я займу письменный стол, а ты можешь остаться здесь со своей саранчой.
– Сейчас твоя очередь готовить.
– Ну, тогда мне придется нанять полковника.[20]
– Черт!
– Учителю английского языка не пристало употреблять такие выражения. Что ты имеешь против полковника?
– Он все равно уже умер. Ну ладно, что ж поделаешь…
Она улыбнулась. Этот ритуал повторялся довольно часто. Когда наступала его очередь готовить, он обычно приглашал ее куда-нибудь в ресторан. Было видно, что она разочарована тем, что придется есть жареных цыплят, но сегодня произошло столько важных событий, что необходимо было как следует все обдумать.
Взглянув на выражение ее лица, Босху захотелось признаться во всем плохом, что он только совершил, но он знал, что этого не сделает. И она тоже знала.
– Сегодня я унизил одного типа.
– Да? И за что же?
– За то, что он унижает женщин.
– Все мужчины это делают, Гарри. И что ты с ним сделал?
– Сбил его с ног в присутствии его женщины.
– Вероятно, он это заслужил.
– Я не хочу, чтобы ты завтра приезжала в суд. Вероятно, Чандлер вызовет меня давать показания, но я не хочу, чтобы ты там присутствовала. Кажется, дело будет дрянь.
Она немного помолчала.
– Зачем ты так поступаешь, Гарри? Рассказываешь мне об одном и умалчиваешь об остальном. В некоторых отношениях мы так близки, а в других… Ты рассказываешь мне о типе, которого ты сбил с ног, но молчишь о себе. Что я знаю о тебе, о твоем прошлом? Я хочу ясности, Гарри, а иначе скоро мы начнем унижать друг друга. Когда-то у меня именно этим и кончилось.
Кивнув, Босх опустил взгляд. Чересчур занятый другими мыслями, он не знал, что ей ответить.
– Хочешь полной ясности? – наконец спросил он.
– Конечно.
Она вернулась к своим сочинениям, а он отправился готовить ужин.
Когда они кончили ужинать и Сильвия снова устроилась за столом в гостиной, Босх положил на кухонный стол свой портфель и достал оттуда синие книги по убийствам. На столе стояла бутылка вина, но сигарет поблизости не было. Дома он никогда не курил – по крайней мере пока Сильвия не спала.
Раскрыв первую папку, он разложил по столу материалы на каждую из одиннадцати жертв. Затем, держа в руке бутылку, встал, чтобы можно было видеть всё сразу. Каждый раздел начинался фотографией останков жертвы, сделанной на месте убийства. Сейчас перед ним лежали одиннадцать таких фотографий. Немного поразмыслив над этими делами, Босх прошел в спальню и проверил костюм, который надевал вчера. Снимок замурованной блондинки все еще лежал в кармане.
Забрав его на кухню, он положил фотографию на стол рядом с остальными. Снимок номер двенадцать. Это была чудовищная коллекция – изуродованные тела, кричаще яркая косметика и мертвые глаза. Все тела были полностью обнажены, в резком свете вспышки их нагота казалась особенно вызывающей.
Осушив бутылку до дна, Босх все так же задумчиво смотрел на снимки. Читал имена и даты смерти, смотрел на лица – лица падших ангелов в городе тьмы. Подошедшую к нему Сильвию он заметил лишь тогда, когда было уже слишком поздно.
– Боже мой! – увидев фотографии, прошептала она и сделала шаг назад. В одной руке она держала одно из сочинений, другая рука была прижата ко рту.
– Прости, Сильвия, – сказал Босх. – Я должен был тебя предупредить, что сюда не надо входить.
– Это те самые женщины?
Он кивнул.
– А что ты делаешь?
– Сам точно не знаю. Наверно, жду, когда что-нибудь произойдет. Мне казалось, что если я посмотрю на них снова, то, может, наткнусь на какую-нибудь полезную идею, наконец пойму, что же происходит.
– Но как ты можешь на это смотреть? Ты же просто стоял и смотрел.
– Потому что так надо.
Она взглянула на листок бумаги, который держала в руке.
– Что это? – спросил он.
– Так, ничего. Тут одна из моих школьниц кое-что написала, и я хотела тебе это прочитать.
– Давай.
Подойдя к стене, она выключила верхний свет. Босх и его фотографии сразу погрузились в темноту, не считая того скудного света, который проникал в кухню из гостиной.
– Ну давай же!
– Эта девочка вот что пишет, – сказала она, поднеся листок к глазам. – «Уэст предвещает конец безмятежного существования Лос-Анджелеса. Он видит, как город ангелов превращается в город отчаяния, в место, где надежды рушатся под ногами взбесившейся толпы. Это роман-предупреждение».
Она оторвала взгляд от текста.
– Она написала еще о многом, но я хотела прочитать именно эту часть. Она учится лишь в десятом классе, но, кажется, способна улавливать очень серьезные мысли.
Босх всегда восхищался ее отсутствием цинизма. Сам он сразу же подумал о том, что ребенок занимается плагиатом – иначе откуда взялись слова вроде «безмятежный»? Но Сильвия этого не замечала – она умела видеть красоту. А вот он видит одну лишь тьму.
– Здорово, – сказал он.
– Она афроамериканка, ездит в школу на автобусе. Она одна из самых способных учениц, какие только у меня были, и меня беспокоит, что она ездит на автобусе. По ее словам, поездка занимает семьдесят пять минут в один конец, и в это время она как раз читает мои задания. Но я все равно беспокоюсь. Она такая чувствительная и ранимая! Даже слишком.
– Пройдет время, и ее сердце загрубеет. Так происходит со всеми.
– Нет, не со всеми, Гарри. Вот почему я о ней беспокоюсь.
Она долго смотрела на него в темноте.
– Прости, что помешала.
– Ты никогда мне не мешаешь, Сильвия. Наоборот, ты прости, что я принес это домой. Если хочешь, я могу унести это к себе.
– Нет, Гарри, я хочу, что ты остался здесь. Сделать тебе кофе?
– Нет, пока не надо.
Когда она вернулась в гостиную, он снова включил свет и опять осмотрел свою коллекцию. Хотя из-за нанесенной убийцей косметики все эти женщины казались одинаковыми, на самом деле они сильно различались расой, ростом, цветом волос и так далее.
По словам Локке, это означало, что убийца был хищником-приспособленцем. Его интересовала не внешность жертвы, а возможность включить ее в свою эротическую программу. Не важно, черная она или белая, главное – схватить ее как можно скорее. Он паразитировал на самом дне общества. Женщины, с которыми он сталкивался, становились жертвами задолго до него: они уже давно привыкли отдавать свое тело в бесчувственные руки незнакомцев. Они давно его дожидались. Как теперь понимал Босх, вопрос заключается в том, где сейчас Кукольник.
Присев, он вытащил из бокового кармашка папки карту западного Лос-Анджелеса. В некоторых местах она протерлась на сгибах и лопнула, но черные кружочки, обозначавшие точки, где были найдены тела, все еще оставались на месте. Рядом с каждым кружком было записано имя жертвы и дата нахождения тела. Такое географическое расположение обрело смысл лишь после ликвидации Черча. Тела жертв находили в промежутке от Сильверлейка до Малибу – можно сказать, что Кукольник орудовал по всему Вест-Сайду. Тем не менее в основном трупы находили в Сильверлейке и Голливуде, и один был найден в Малибу и еще один – в Западном Голливуде.
Замурованная блондинка была найдена еще дальше на юг – в Голливуде. Ее также похоронили – единственную из всех. По словам Локке, подобное местонахождение тел убитых, вероятно, объяснялось тем, что преступнику так было удобнее. После смерти Черча это казалось правдой. Четыре тела были брошены в пределах одной мили от его квартиры в Сильверлейке, другие четыре – в Восточном Голливуде, куда также недалеко ехать.
Даты совершения преступлений ничего не дали следствию. Никакой системы. Сначала интервалы между датами обнаружения тел становились все короче, но потом они начали широко варьировать. Кукольник мог нанести следующий удар через пять недель, потом через две, затем через три. Ничего полезного извлечь из этого было нельзя, и детективы из спецгруппы просто перестали обращать внимание на даты.
Перейдя к следующей стадии своей сегодняшней работы, Босх начал читать материалы, собранные на каждую из жертв. В основном они были достаточно скудными – две или три странички, повествующие о печальной жизни той или иной женщины. Одна из них, работавшая по ночам на бульваре Голливуд, днем училась на косметолога. Другая посылала деньги в Мексику, в Чихуахуа, и ее родители верили, что их дочь занята приличной работой – трудится гидом в знаменитом Диснейленде. В судьбах некоторых жертв отмечались любопытные совпадения, но в целом между ними было не так уж много общего.
