Виктор Галданов - Аптечное дело
И, вот я вновь становился вне закона. Любой ответный выпад, который мне придется отражать, я буду отражать в одиночку.
В пять часов я звонил в «ночной клуб», куда меня давеча приглашали на сеанс сексуальной терапии. Была ли там Лариса, я не знал. Она оказалась на месте и подняла трубку после первого гудка, как будто ждала звонка. Свидание с ней могло мне помочь, а могло и оказаться бесполезным. Рассчитывать отныне приходилось лишь на себя. В свою интонацию я вложил все присущее мне обаяние, весь напор, перед которым никто никогда не мог устоять.
— Ларисочка, — проворковал ей я. — Благодарю тебя за все. Ловлю тебя на слове и буду к ужину.
И помчался на вокзал.
23
Роберт Бурциевич был похож на миллиардера не более, чем любой другой миллиардер, всем своим видом опровергая грубые коммунистические карикатуры на капиталистов. Я даже подумал, что, видимо, у всех миллиардеров был какой-то врожденный инстинкт, позволявший им мимикрировать, — иначе вряд ли они бы выжили и преуспели.
В нынешние времена, времена поголовной гонки за деньгами, миллиардерам требовалась определенная защитная окраска, которая позволяла бы им преуспевать в своем непопулярном качестве, спасаясь от зависти окружающих.
Бурциевич был мужчиной высокого роста и хорошего, крепкого сложения. В таких же, как и у его дочери, светлых волосах, проглядывала седина. Его лоб переходил в залысину, а светло-голубые глаза ничего не выражали. Лицо Бурциевича было худощавым, выражение его — спокойным и ненапряженным. Одевался он добротно и дорого, но неброско. Был тонок в талии, что, наверное, приветствовалось в среде миллиардеров. В отличие от большинства людей, занимающихся сидячей работой, миллиардеры могут позволить себе все виды массажа, любых тренеров, теннисные клубы, бассейны и иные средства, чтобы как можно дольше выглядеть не старше пятидесяти лет. Бурциевич был представителем того нового поколения миллиардеров, которое выполняет свою работу так же спокойно, как кто-то выполняет работу каменщика, не имея никаких особых претензий относительно своей роли в развитии цивилизации. Это было точно такое же ремесло — приходилось учитывать различные факторы, предпринимать те или иные шаги, но в иных обстоятельствах, чем большинство людей. У них иные доходы и иной уровень жизни. Но и каменщики живут не так, как пастухи, хотя и не задумываются об этом.
Бурциевич пожал мне руку и сказал:
— Я рад вас видеть, — и лично налил мне мартини из шейкера.
У него оказались приятные манеры и приятный голос, он был сердечен и держался с достоинством, не пытаясь ни снискать расположения собеседника, ни подавить его своим авторитетом. Он внушил доверие — свойство людей которым нет нужды ни у кого просить одолжения или навязывать кому бы то ни было свои услуги. Этот человек располагал к себе. В определенном смысле я тоже проникся к нему расположением — по крайней мере, общаться ним было легко.
Усевшись рядом с Ларисой на софе, я вытянул ноги и заметил:
— А у вас тут классненько.
— Тебе нравится? — Голос девушки звучал так, будто ей очень хотелось, чтобы мне всё-всё здесь понравилось. Уверена, у нас на вилле в Америке тебе понравится ещё больше.
Лариса выглядела просто великолепно. На ней было не особенно броское платье, выгодно подчеркивающее все достоинства ее фигуры. Любуясь ее классическим лицом, мягкими очертаниями рта, я думал о сладостях, выставленных в витрине кондитерского магазина Берковича, которые мы, пацанами, могли созерцать буквально часами. Это было далеко-далеко отсюда, в моем родном городе. Правда, самого Берковича шлёпнули еще в гражданку, но название его магазина пережило Советскую власть, и в прошлый мой приезд гордо красовалось на кондитерской. Моя визави была в тот момент столь же привлекательна и желанна, как эти кремовые розочки и засахаренные цукаты, и столь же далека и недоступна. Было немного странно встретить ее вновь, и именно здесь, в этой повседневной, приятной, но несколько формальной обстановке, после того, как мы расстались. Интересно, о чем она сейчас думала? Однако ее лицо продолжало сохранять выражение бесстрастности. Наедине же мы не оставались ни на секунду. Я не знал, радоваться этому или нет. Время от времени наши взгляды скрещивались, и тогда мы, наверное, со стороны походили на двух кошек, внимательно следящих друг за другом издали.
Для полноты картины не хватало еще одного человека. И он появился. Миркин в голубом смокинге с иголочки походил на портового грузчика, одетого в свой выходной костюм. Бурциевич похлопал его по плечу:
— Привет, Володя. Ты ведь знаком с Григорием?
— Конечно. — Миркин пожал мне руку и сердечно улыбнулся. — Тогда я даже не представлял, с кем вступил в драку, иначе поостерегся бы.
— Наоборот, — ответил я в такой же сердечной манере, — вы сделали доброе дело.
— Что вы думаете о нынешнем росте курса доллара? Вы себе не представляете, как я был возмущен, когда от меня потребовали выплачивать налоги в долларовом эквиваленте. Знаете что? сказал я им, вы нас обманываете в рублях, вот в рублях и получайте, — возмущенно поделился со мною горем Бурциевич.
Что ж, я готов, чтобы сюжет развиваются по предложенному сценарию. Меня это даже устраивало. Слишком малой информацией я располагал, но зато имел убеждения, пусть и не устраивающие кого-то еще. Оставалось лишь ждать взрыва. Иначе и не могла завершиться встреча двух носителей противоположных зарядов. Взрыв был так же неизбежен, как неизбежна молния при столкновении грозовых облаков. Но сначала мне предстояло померяться силами со своим противником.
Я закурил сигарету и расслабился, понимая, что встреча с Бурциевичем имеет большой смысл, даже если она и завершится столкновением.
Мы выпили. Потом поужинали. Ужин был не обильным, но состоял из самых изысканных блюд, которые подавал вышколенный официант. Стол сервирован без излишков серебра и хрусталя. Все отражало стиль человека, для кого роскошь столь же повседневна, как утренний душ.
— Вам наверняка понравится Пайнхерст, если Лариса отвезет вас туда, — сказал Бурциевич. — Я получил недавно из Аргентины пару пони для поло. Но, представьте, даже еще не видел их. Можете попробовать. Вы играете в поло?
— Относительно, — ответил я, смутно представляя, как это можно плавать в бассейне на лошадях.
— Не ждать же мне, пока я сам смогу туда поехать, — улыбнулся Бурциевич. — Ваши чиновники не прекращают плести против меня интриги, я не могу надолго отлучаться из России. Представляете, меня обвинили в том, что я выплачиваю рабочим слишком маленькую зарплату. Хорошо, говорю я, я буду платить им по пятьсот долларов, но уволю пять тысяч человек. В конце концов, мои предприятия — во многих областях единственные, где люди вообще хоть что-то получают.
— Наверное, всему причиной политическая нестабильность.
Бурциевич кивнул:
— Россия находится в кратере вулкана, готового ежесекундно взорваться. В такой обстановке вкладывать сюда деньги — безумный риск. Однако, если вулкан не взорвется и время вложения денег упущено, то можно навеки потерять русский рынок. Дилемма сродни той, что обуревает игрока в казино. А кроме того, в нашей отрасли в Россш превалирует государственный фактор. На девяносто пять процентов мы загружены правительственными заказам Однако если выдержать современный период, у нас будет преимущество по сравнению с другими отраслями — и в оборудовании, и в технологии.
— И все это за счет правительства, то есть нашего народа? — заметил я.
— Да, — с обезоруживающей прямотой согласился Бур циевич. — Мы не ожидаем особых доходов сейчас, да и ваша варварская налоговая система не допустит этого. Но потом мы будем в выигрыше. Главным образом за счет улучшенной технологии и возросших основных капиталов Все это превратится в чистую прибыль благодаря хорошо поставленному менеджменту.
Я складывал какую-то мозаику, двигая вилкой кусочки еды на тарелке, размышляя, и наконец произнес:
— Как я понимаю, вы нашли наиболее успешный способ разгосударствления — передача всего государственного имущества в руки одной корпорации. Вам не кажется что это тоже своего рода социализм, от которого мы с таким трудом избавились.
— Социализм — это государственная монополия на сред ства производства, — заявил Миркин. — Как вы можете подозревать нас в чем-то подобном?
— Однако именно этой монополии вы и достигли.
— Напрасно вы нас обвиняете нас в этом. Для капиталиста жажда контроля над рынком столь же естественна, как для рыбы желание иметь побольше чистой воды. Чем больше водоем, тем больше в нем рыбы.
— Тем больше рыбины друг друга едят… — вставил я.
— И тем не менее таков закон моря!
Бурциевич откинулся назад с ощущением полной уверенности в своих словах, достал сигару из коробки, поданной ненавязчивым официантом, и со вкусом раскурил ее, сделав затяжку:
