Евгений Сухов - Капкан для медвежатника
– Вронская, конечно, – негромко уточнил Заславский. – О, это настоящая бестия, господа, это огненная лава, это кипение страсти и бездна похоти, это нимфа и блудница одновременно, что как раз и сводит с ума. Меня, по крайней мере, свело. Особенно, когда она...
– Интимные подробности нас не интересуют, – перебил управляющего банком полковник Заварзин. – Говорите по существу.
– Так я по существу и говорю, – Борис Яковлевич буквально захлебывался от желания сотрудничать с властью. – Кити... Екатерина Вронская совершенно лишила меня ума и воли, затмила благоразумие, а когда это произошло, попросила меня об одолжении. Естественно, я готов был на все для нее...
– «Естественно»? – скривился Пал Палыч.
– Ну да, – ответил с готовностью Заслаский. – Мне интересно было бы посмотреть на вас, что бы вы делали на моем месте, – насупился он.
Пал Палыч хотел сказать нечто колкое, но Аристов опередил его, смягчив ситуацию:
– Не будем отвлекаться, господа, давайте по существу.
– Так вот, полностью угодив под ее влияние и лишившись воли, я был готов на все ради этой женщины. Я не отдавал себе отчета, что творю.
– В чем состояло одолжение? – спросил Григорий Васильевич, записывая показания Заславского в памятную книжку.
– Она попросила открыть сейф в секретной комнате, достать оттуда бумаги и передать их ей. Поначалу я нашел в себе силы отказать ей, но она... – Управляющий вдруг густо покраснел и замолчал.
«Боже мой, – подумал Заварзин, – этот человек не потерял способность краснеть. Или это один из приемов, которыми владеют хорошие актеры: краснеть, когда надо, пускать слезу, биться в настоящей истерике?»
Полковник охранки ни в малейшей степени не верил в проявление естественных человеческих эмоций у Заславского. И был, скорее всего, прав. Аристов же, увидев, что дознаваемый краснеет, попросту удивился. Он тоже не верил ему...
– Она опустилась на колени и стала спускать с меня брюки. А потом... Потом она...
– Довольно! Знаете, это попахивает провинциальным театром, – не выдержал актерской игры Заславского Пал Палыч. – Она предложила вам деньги и сказала, что устроит так, что кражу спишут на другого человека с весьма дурной репутацией. На медвежатника. Ни у кого даже сомнений не возникнет в том, что он вскрыл сейф и забрал документы. Я правильно вас понимаю?
Заварзин хмуро посмотрел на управляющего.
– Ведь так? – спросил он.
Заславский молчал.
– Отвечайте, Борис Яковлевич, – негромко протянул Аристов. – Чего же вам терять-то? Вы так только усугубляете.
– Именно так, – тихо ответил управляющий. – Но, поверьте, я не мог устоять перед ее чарами. Она... Эта женщина... Наваждение нашло. Со мной впервые подобное, просто бес какой-то вселился.
– Так говорят все преступники, – констатировал полковник Заварзин. – Это легче и удобнее всего: свалить все на мифического беса. Дескать, это все он, а вот я ни в чем не виноват. Так не бывает, господин Заславский. За свои противозаконные действия вам придется отвечать. Человек всегда сам виноват во всех своих дурных поступках.
Борис Яковлевич всхлипнул:
– А что будет со мной?
– С вами? – брезгливо посмотрел на него Пал Палыч. – Вас отправят на каторгу...
Заславский на какое-то время затих, а потом, закрыв ладонями лицо, зарыдал в голос. От его ухоженного вида, так нравившегося женщинам, и показной самоуверенности не осталось и следа. Теперь перед ними сидел несчастный, уже немолодой мужчина, впавший в глубокое отчаяние; преступник, готовый отдать многое, если не все, чтобы только уйти от ответственности. Его глаза молили: «Ах, если бы можно было поворотить время вспять! Тогда бы на версту не подошел к этой Вронской».
Борис Яковлевич поднял заплаканные глаза и обвел туманным взором обоих полициантов:
– За что, господа? Я же все вам рассказал, без утайки! Я сказал вам всю правду, господа!
– Вас обвинят в хищении особо секретных документов государственной важности с целью передачи их иностранному государству и извлечения материальной выгоды, – медленно и спокойно произнес Пал Палыч. – Это, господин Заславский, государственная измена... Шпионаж.
Последние слова Заварзин постарался сказать как можно равнодушнее (дело-то решенное), чтобы полным безразличием к судьбе управляющего окончательно сломить его волю. Был человек, а теперь от него остался только хлам! Пусть же поймет, что для него все кончено, надежды нет. Есть лишь смягчающие обстоятельства, которые хоть как-то могут облегчить незавидную участь.
Аристов вскинул глаза на Заварзина. Настоящий профессионал этот Пал Палыч! Допрос ведет так, что его впору заносить в пособия по ведению дознаний с подследственными. Так разложить этого Заславского, не оставив на нем ни единого живого места, вытравив из него все человеческие качества, кроме разве что инстинкта самосохранения. Теперь управляющий будет не просто помогать следствию, он будет из кожи вон лезть, чтобы не отправиться на каторгу. Его единственной целью будет вернуть похищенные документы.
– Неужели ничего нельзя сделать? – Заславский с надеждой посмотрел на Аристова. Ведь именно он по уговору с Пал Палычем исполнял роль доброжелательного полицианта.
– Нельзя, – с сожалением покачал головой Григорий Васильевич.
– Что же делать?! – с неизбывным отчаянием вскричал Заслаский. – Ну так же не бывает! Подскажите!
– По крайней мере, не следует отчаиваться, – примирительно произнес Аристов. – И на каторге люди живут... Поверьте мне, там встречаются весьма приличные люди. Просто, знаете ли, так сложились жизненные обстоятельства. Судьба-то у всех разная.
Пал Палыч едва удержался, чтобы не прыснуть смешком, а Борис Яковлевич завыл в голос белугой.
– Бо-оже мо-ой!
– Теперь только вы сами можете себе помочь, – ласково промолвил Григорий Васильевич, с жалостью заглянув в глаза Заславского. – Только вы сами.
– Но Кити...
– Вронскую забудьте. Теперь она для вас непримиримый враг.
– Подскажите хоть какой-то выход! – прижал сложенные ладони к груди управляющий, всем своим видом показывая, что готов пойти на любую сделку. – Умоляю вас, подскажите! Уверяю вас, я сделаю все для того, чтобы...
– Хорошо, попробую... Вронская объект, который необходимо уничтожить всеми доступными и недоступными вам способами. Только утопив ее, вы сможете спастись сами, другого выхода я не вижу. Вы должны помочь нам найти пропавшие документы, – решительно произнес Заварзин. – Только в этом случае вы можете рассчитывать на снисхождение. Возможно, даже вам удастся избежать каторги.
Борис Яковлевич вздохнул и впал в задумчивость. Коли дается шанс на спасение, пусть и один-единственный, следует воспользоваться им незамедлительно.
Глава 21
ПРОЩАНИЕ
Один шанс – это всегда мало. То есть мало надежды на то, что можно его осуществить. Однако при наличии этого шанса, пусть даже последнего, всегда имеется и упование на то, что можно все исправить. Ну, пусть не все... Но хотя бы что-то главное!
Шанс – это лучше, чем его полное отсутствие.
А на каторгу Борису Яковлевичу идти не хотелось. Вообще, на свете немного отыщется людей, которым хотелось бы отведать каторги. Даже в качестве постороннего наблюдателя. Пусть даже на предельно короткий срок.
Борис Заславский решительно принадлежал к подавляющему числу людей!
С Кити он встретился на съемной квартире. Вронская, по своему обыкновению, стала было раздеваться, что проделывала всегда сама, не дожидаясь партнера, но на этот раз Борис Яковлевич решительно остановил ее, притронувшись к плечу.
– В чем дело, Боря? – обиженным тоном спросила Кити, слегка надув губки. Разочарованно глянув на брюки, спросила: – Ты уже не хочешь меня? Не значит ли это, что твоя любовь ко мне остыла?
– Не в том дело, – ответил Борис Заславский, стараясь собраться с мыслями.
– Что значит «не в этом дело»? – подняла бровки Кити. – Твоя любовь остыла ко мне, но дело не в этом?
– Поверь мне, не остыла, тут другое, – скрывая вспыхнувшее раздражение, произнес Заславский. – Просто у меня неприятности. В смысле – у нас.
Екатерина Вронская быстро привела себя в порядок, догадываясь уже, о чем пойдет разговор, и давно к нему готовая. Это Борис Яковлевич даже не предполагал...
– Что ты имеешь в виду, говоря, что неприятности именноу нас? – присела рядом с ним Кити. – И почему ты так нервничаешь, дорогой?
– Меня вчера допрашивали, – почти истерически выпалил Борис Заславский. – Двое. Большие начальники.
– Ну и что? – спокойно отреагировала Вронская. – Ты и сам большой человек. Статский советник, управляющий императорским банком. И успокойся ты, ради бога...
– Как?! Как я могу успокоиться! – вскричал Заславский. – Если эти двое угрожали мне каторгой? – Он вскочил и стал мерить шагами комнату. Шаги были мелкими, шаркающими. И вообще после разговора с Аристовым и Заварзиным управляющий банком сильно осунулся и как-то сдал. – Черт меня дернул послушаться тебя! – Борис Яковлевич с такой злобой посмотрел на Кити, что Вронскую даже передернуло. – «Ничего не бу-удет, ничего не бу-удет», – передразнил он Вронскую. – Это ты мне говорила? – он с ненавистью вперил свой взор в темнеющие от гнева глаза Кити. – Так вот знай: будет! Еще как будет!
