Элмор Леонард - Бандиты
Этот человек в совершенстве владел своим голосом, регулировал звук, точно в отлаженной стереосистеме, то повышая, то понижая, от глубокого баса переходя к высокому тремоло. Наконец он умолк, взгляд его блуждал по стаканам и бутылкам, оставленным на кофейном столике, по засохшим бутербродам и канапе.
Подойдя ближе, Джерри склонился над подносом, потыкал пальцем в бутерброды, выбрал себе один.
Во дает!
Затем как ни в чем не бывало обернулся к телевизору — частные детективы опять заверещали, что-то не поделив, — и принялся жевать сэндвич, облизывая пальцы и вытирая их о грязное пальто.
Можно подумать, они старые приятели, которые в прошлом месяце шагали бок о бок на параде в день святого Патрика. Джек, конечно, чувствовал кровную связь с предками, с жившим прежде Делани, но этот парень заходит слишком далеко. Джек подошел к телевизору и резко выключил его, избавившись от надоедливых голосов.
Джерри снова склонился над подносом.
— Ты чего там? — спросил он.
— Сядь на диван, — скомандовал Джек. Бойлан закинул в рот половинку фаршированного яйца.
— Если сяду — усну. Уже полдевятого, хозяин может вернуться с минуты на минуту.
Джек подошел вплотную к Бойлану, ткнул пистолетом ему в лицо. Бойлан склонил голову набок, широко раскрыл глаза. Стоя так близко к нему, Джек мог любоваться надкушенным яйцом у него во рту. Джерри перестал жевать и недоуменно вытаращился:
— В чем дело, Джек?
Джек опустил пистолет, прижал его к ноге.
— Ты ведь сидел?
Джерри обошел кофейный столик и аккуратно уселся на обитый ситцем диван.
— Лонг-Кеш, — вздохнул Бойлан. — Нам приходилось гадить прямо на пол, а парни из восьмого блока всколыхнули весь мир, объявив голодовку. «Кровавый лабиринт» — вот как называют это место.
— За что ты отбывал срок?
— За то, что болтал в церкви, — проворчал Бойлан. — Болтал с подонком, который на меня настучал. Они пришли ночью — они всегда приходят ночью, — выломали, к черту, дверь и выбили зубы моей старухе. В куче грязного белья они нашли револьвер, и я спекся. За болтовню в церкви я пять раз прочел «Аве Мария», а они дали мне пять лет тюрьмы. — Бойлан снова наклонился над столом, высматривая еще один бутербродик. — Как это мы всегда узнаем своих, Джек? А ты в чем провинился? Только не говори, что ты простой взломщик. Поведай мне истину, Джек! Да и что бы ты тут украл? Разве что рубашки — их у него до фига.
— Ты тут уже побывал, — догадался Джек.
— Заглядывал пару раз. — Джерри наклонился вперед, распластав руки на коленях. — Знаешь, если ты хочешь поболтать еще, нам лучше спуститься в бар. Полюбуемся на стриптизерш, выпьем по стаканчику. Ты не против?
— Далеко ты заходишь, однако.
— Ты играешь на моих нервах. Так и будешь держать меня на крючке, пока я не скажу, что я затеял? Посмотрим, кто дольше продержится, полковник-то вот-вот придет. Я бы предпочел увидеть твои карты, Джек, прежде чем выложить свои. — Он прищурился и выразительно закивал головой. — Должно быть, мы хотим примерно одного и того же. — В его глазах внезапно вспыхнула безумная надежда. — Может, ты из наших, Джек? Ты был на завтраке в общине Пресвятого Имени?
— К черту подробности. Говори, зачем сюда пришел, — заторопился Джек.
Бойлан тяжко вздохнул:
— Ладно, рискну, выложу все начистоту. Этот человек приехал сюда из Никарагуа, чтобы купить оружие. Ты знаешь это?
Джек кивнул.
— Мне тоже нужно оружие.
— Но он платит деньги, — протянул задумчиво Джек, наблюдая за лукавой улыбкой ирландца.
— Да, мы с тобой друг друга понимаем, не правда ли, Джек? — с облегчением произнес Бойлан.
14
Они сидели на втором этаже в ресторанном зале, у прозрачной стеклянной стены, сквозь которую в рассеянном свете фонарей проступала густая зелень пальмового сада.
— Похоже на Рождество, — сказал Дик Николс, обращаясь к своим гостям — полковнику и его молчаливому спутнику, о котором он знал только, что полковник привез его из Майами.
— Счастливого Рождества, — отвечал Дагоберто Годой скучным голосом, без улыбки. — К Рождеству я хотел бы попасть в Манагуа, только этому вряд ли суждено сбыться.
Дик Николс поглядел на сидевшего напротив Криспина Рейна, лицо которого отчасти загораживали хрустальные бокалы. Интересно, удастся ли ему разговорить этого типа?
— Почему бы и нет? Что, плохи дела?
Парень из Майами только пожал плечами, но ничего не ответил. Мрачноватая гримаса не покидала его лица — то ли он ничего не знает, то ли ему на все наплевать. Николс, не сдаваясь, повернулся к полковнику.
— Так в чем дело, Дагаберта? Я-то думал, вы уже почти выиграли войну.
— В газетах пишут, что у нас семнадцать тысяч бойцов, — сказал полковник. — На самом деле их примерно четырнадцать тысяч, а у коммунистов — шестьдесят и еще больше в резерве — все эти chicosplasticos, безработные мальчики в Манагуа, у них ничего нет, им нечем заняться, их в любой момент можно призвать в армию. У них есть боевые вертолеты «Ми-24» из СССР. Нам нужны ракеты земля-воздух, много ракет, но еще больше нам нужны эти летающие чудища, боевые вертолеты.
— Да, это дорогое удовольствие, — признал Дик Николс. Подняв голову, он чуть было не подмигнул симпатичной женщине за соседним столиком, но тут между ними вклинился официант. — Так, Роберт, — обратился к нему нефтяной магнат, — мы вполне осилим еще по одной. Знаешь что, налей-ка двойные порции, сэкономишь себе одну ходку. Идет?
— Шивас, мистер Николс?
— Разумеется. А теперь вот что: будешь подходить к нам через каждые двенадцать с половиной минут, вдруг нам что-нибудь понадобится. — Он уставился на Роберта, ожидая подобострастной официантской улыбки. — Договорились?
— Конечно, мистер Николс, сэр, с удовольствием. — Но улыбку из себя Роберт выжал с трудом, стараясь не смотреть в сторону никарагуанцев.
Дик Николс пил скотч, который вроде бы пришелся по вкусу этим чужеземцам. Заключая сделку, он всегда пил бурбон или скотч. Он пил пиво с индейцами-проводниками, отправляясь на рыбалку, а в компании бурильщиков из Морган-Сити не брезговал смешивать виски и пиво. Пей, посмеивайся, подначивай — только так и можно что-то выяснить. Дагоберто и его приятелю из Майами (только бы не назвать его «Криспи») Дик принялся разъяснять, что купить вертолет — это еще полбеды, его же потом содержать надо, черт побери. Перегреется мотор и нагреет тебя на сто двадцать пять грандов, а то и больше. Да что там, пуля угодит в систему контроля топлива — это типа карбюратора в машине, — и залетел на сорок пять тысяч, а ведь речь идет всего-навсего о модели с четырьмя посадочными местами. Создать воздушный флот — на это огромные нужны деньги. Так он думает, ему удастся собрать средства для ведения полномасштабной войны?
— Хотите, я расскажу вам, сколько стоит война? — зашумел Дагоберто Годой. — Каждому бойцу мы платим двадцать три доллара в месяц, даже если он ни разу не выстрелит. Один ваш богатый друг, очень богатый, дал мне чек на пять тысяч. Вот я смотрю на него… Знаете, что можно купить на этот чек? Риса на несколько недель и двадцать тысяч патронов к автомату «АК-47». Хотите, чтобы я объяснил вам, во сколько обходится доставка из Израиля, контрабандный рейс в Гондурас, да еще все посредники, которых приходится подмазывать?
— Не стоит, если это так расстраивает вас, Дагаберта, — постарался успокоить его Николс. Та женщина за соседним столиком хоть с лица и ничего, но клюет свой ужин безо всякого аппетита и вообще худосочная какая-то, из тех, кому интереснее провести светский вечер в клубе, чем маленько побаловаться. — Что-то вы сбавили темп, ребята, — подбодрил он своих гостей, и они вновь принялись за выпивку. Парочка мачо, только что спрыгнувших с дерева.
— Один геолог как-то сказал мне: «Если вы найдете на этом участке нефть, я готов выпить ее», — неторопливо заговорил Николс — Этот сукин сын дальше своего носа ничего не видел. — Дик Николс исподтишка наблюдал, как полковник нервно перекладывает вилку и нож. — Но я не таковский, я никогда не заставляю человека пить, если ему неохота. Роберт, ты как раз вовремя, — обратился он к подошедшему официанту. Дав ему время обслужить сидевших за столиком и снова отойти, Николс в упор посмотрел на полковника и выпалил: — Дагаберта, дочушка говорила мне, ты любишь убивать. Это правда?
Полковник оставил в покое свой столовый прибор и постарался прямо и честно поглядеть в глаза своему собеседнику.
— Ваша дочь видит войну глазами гражданского человека. Она ничего не понимает. Задача солдата — убить противника.
— Она говорит, вы убиваете женщин и детей.
— А вы разве нет, когда бомбите города?
— У вас вроде не было бомбардировщиков.
— Я говорю, это одно и то же. Партизанская война: напал — убежал, напал — убежал. Тюрем нет, пленников девать некуда, отпустить тоже нельзя, иначе завтра они попытаются убить тебя.
