Ричард Озборн - Основной инстинкт
— Но почему?
Гас откинулся на побитое крыло своего «кадиллака»…
— А имеет ли это значение? Хейзл, Рокси, эта хорошенькая, богатенькая Кэтрин Трамелл… — Он покачал головой и рассмеялся, — О, Боже, какое трио! Можешь представить себе, о чём они вели беседу, расположившись ночью «округ костра, — И уныло раскачивая головой, Гас заполз за руль своего подбитого «кадиллака» — пожирателя бензина. — Скажи мне, сынок, тебе вообще встречался хоть один её дружок, который не убил бы кого-нибудь? — Он дёрнул дверь, она захлопнулась.
Я думаю, что это всё объясняет. И ты должен признать, что это совсем в ином свете выставляет твои ежедневные разговоры с этой девочкой. — Он ткнул ключом в замок зажигания, разбудив тем самым огромный двигатель. — Ладно, увидимся позже, Ник. — Машина начала отдаляться от Каррана.
— Я теперь уже не уверен в том, что она это сделала, — крикнул Ник, пытаясь перекрыть своим голосом громыхание двигателя «кадиллака»…
Гас насмешливо фыркнул и посмотрел на своего напарника глазами, полными сожаления:
— О которой именно ты говоришь, сынок? Мы знаем, что учинила старая Хейзл; нам известно, что совершила убийство и юная Рокси. Что касается оставшейся, то она приняла на себя вид невинной кошечки, из которой так и брызжет наружу огненная лава, и это, Ник, свернуло тебе мозги. В общем, как я и сказал, увидимся позже, сынок. — Гас Моран переключил передачу и удалился.
Ник последовал за ним, пристроив свой «шевроле» к колесу подбитого «кадиллака». Так они пересекли округ Сонома и въехали в Мэрин. Когда их конвой, состоявший из двух автомашин, подъехал к Сан-Франциско, Гас Моран увеличил скорость и повернул в сторону Сан-Франциско, присоединившись к длинной веренице автомобилей, организовавших очередь из желающих проехать по мосту Голден-Гейт-Бридж и попасть в город.
Ник, совершенно не соображая, что делает, собирался повторить манёвр своего напарника, но в этот момент в поле его зрения попал зелёного цвета дорожный указатель: «Ричмонд, Олбани, Беркли — направо».
Повинуясь непонятному импульсу, он повернул направо, держа свой путь я сторону Беркли, где находился кампус самого престижного университета всей Калифорнии, колледжа, где Катрин Трамелл в своё время корпела над своими студенческими работами. Хотя это и маловероятно, но, может быть, удастся что-либо раскопать в её студенческом прошлом. Предположительно, там могла быть какая-нибудь информация и о Лайзе Оберман, о странной мучительной карьере этой студентки колледжа, которая так истязала Кэтрин Трамелл. когда та была на втором курсе.
Путешествие из Сан-Рафаэля в Беркли открывает взору прекрасные пейзажи; великолепные виды предстают с высоты моста между Ричмондом и Сан-Рафаэлем: слева — Сан-Пабло-бей, а справа — огромное, мерцающее пространство Сан-Франциско-бея. Если оглянуться назад на Сан-Рафаэль, то с высоты этого моста на той стороне канала можно разглядеть дома стоимостью в несколько миллионов долларов, принадлежащие тому самому изысканному сообществу; впрочем, можно увидеть и несовместимое с ними, запретное здание тюрьмы «Сан-Квентин», отделённое от дорогостоящих домов, магазинов и моря с помощью cordon sanitaire[13] пятьсот восьмым междуштатным шоссе. Ник давно уже потерял счёт тем людям, которых он отправил на отдых в «Квентин», но прекрасно помнил, что её женское отделение в течение многих лет служило домом для Хейзл Добкинз.
Он проехал по шевронным быкам длинного моста и попал на другую его сторону. Достопримечательностей, на которые следовало бы взглянуть, здесь уже не было. Ник промчался по «спальным» районам Ричмонда и Олбани, проехал мимо ипподрома, Голден-Гейт-Филдз и свернул на Юниверсити-авеню, главную артерию, связывающую университетский кампус с «остальным миром».
Некоторые районы Беркли, казалось, были заморожены во времени — в очень специфическом времени, конце шестидесятых. По улицам медленно бродили хиппи, разодетые в комбинезоны и тенниски; огромные площади стен были покрыты различными рисунками и испещрены лозунгами, призывавшими к бесплатной медицине, помощи бездомным и проклинавшими внешнюю политику США в отношении стран Центральной Америки, Африки и Среднего Востока. Видимо, самим определением Беркли было предписано оставаться одиноким аванпостом радикализма в Соединённых Штатах, даже несмотря на то, что в его политической позиции можно было выявить некоторые признаки старомодности. Большинству хиппи, похоже, было лет по пятьдесят, и Ник мог себе представить, как эти седеющие ветераны контркультуры собираются где-нибудь, чтобы забить пару косяков и предаться воспоминаниям о счастливых деньках Народного парка, противостоявшего официальному Вашингтону, и о Днях Гнева, и вроде ветеранов в Зале Славы, обменивающихся антивоенными историями.
Он оставил машину на Бэнкрофте, а дальнейший свой путь на территорию университета продолжил пешком. Здесь, в кампусе, была совершенно другая обстановка. Несмотря на то, что в Беркли, его университете, до сих пор значительная часть студенчества была радикально настроена, большинство из них были увлечены только собственной учёбой. Пройдя конкурс и получив место в этом известном университете, они перегружали себя учебными занятиями в своём стремлении получить хороший диплом, чтобы затем завоевать право самостоятельного выбора высокооплачиваемой и престижной работы. Хлопчатобумажная ткань комбинезонов и смурное выражение глаз встречались здесь намного реже, чем за воротами колледжа; здешние студенты, наоборот, делали всё возможное, чтобы выглядеть аккуратными и иметь чистый взгляд приготовишек.
На Спраул-Плаца было обычное скопление эксцентриков и попрошаек, но они так же, как и хиппи, выглядели слишком старыми для студентов. Настоящие студенты сначала с любопытством глазели на «Иудеев для Иисуса» и парнишку, во всю мощь своих лёгких голосившего песни Фрэнка Синатры, но затем спешно разбежались по своим классам на занятия по экономике.
Кампус был приятен и тих, на длинные дорожки ниспадали тени от высоких эвкалиптовых деревьев. Нику пришлась по душе размеренная прогулка по территории, во время которой он с явным одобрением во взгляде заглядывался на миловидных студенточек. Он спросил у одной из них дорогу и получил не только информацию, которую хотел, но и ослепительную улыбку в качестве премиальных. Если бы у него было время и предлог, он обязательно бы пригласил эту девчушку на чашечку кофе, но у него была работа и её надо было выполнять.
Главным административным зданием, в котором содержалась регистратура и все студенческие записи, как ему сказали, был Двинэлл-холл. В полуподвальном офисе он предъявил своё полицейское удостоверение, и женщина, сама едва вышедшая из юношеского возраста, — Ник предположил, что она, возможно, подрабатывающая здесь студентка, — села за компьютер и подключила вычислительную машину к сети.
— Я разыскиваю информацию о бывшей студентке, — объяснил Карран. — Некая Лайза Оберман.
— Вы знаете год, когда она училась? Наша программа настроена на ввод даты.
— Предположительно, восемьдесят второй… Возможно, восемьдесят третий.
— Предположительно? — переспросила молодая женщина.
Ник заметил, что около компьютера лежал огромный, толстый том по биологии. Наверное, она была возмущена, что ей приходится отрываться от учёбы и помогать какому-то копу. Её пальцы танцевали по клавиатуре компьютера.
— Здесь полно Оберманов, — сообщила она. — Андреа К., Эндрю У… — Её глаза бегло просматривали колонки имён, выведенные на дисплее. — Дональд М., Марк У. Извините, но Лайзы Оберман здесь нет. Вы уверены, что назвали правильно год?
— Кэтрин Трамелл как-то сказала, что обучалась здесь в восемьдесят третьем. И сообщила, что Лайза Оберман была здесь в то же самое время.
— Как, вы говорите, второе имя?
— Трамелл, — ответил Ник. — Кэтрин Трамелл.
Она впечатала имя и удовлетворённо кивнула, когда-то снова появилось на экране.
— Да, Трамелл здесь есть. Но Лайза Оберман не значится.
Ник был озадачен. Он мог поклясться, что Кэтрин не лгала ему. Её страх, её беспокойство, вызванные восстановлением в памяти образа Лайзы Оберман, были столь сильны, столь непосредственны, что не могли быть наиграны. Был ли смысл ей врать об этом? Зная так много о Кэтрин, можно было ответить, что нет.
— Там должно быть имя Лайзы Оберман, — настаивал Карран. — Могла ли в записях оказаться какая-либо ошибка?
Женщина холодно посмотрела на него.
— Только в том случае, если это вы её внесли, — ответила она.
— Спасибо, — сказал он. — Огромное спасибо.
— Да не за что, — ответила студентка-клерк, вновь возвращаясь к своему учебнику по биологии.
Ник уже подъезжал к дому Кэтрин Трамелл на Дивизадеро, когда заметил её в сопровождении хрупкой, болезненной фигурки Хейзл Добкинз. Ник съехал на обочину и затормозил около ворот её дома.
