Владимир Колычев - Не жди меня, мама, хорошего сына
Биток приподнял руки, приглашая убедиться в истинности своих слов. Кто-то из охранников поднес к нему рамку металлодетектора… И его спутников обыскали. Чисто.
— Ну, присаживайся, раз пришел. — Сафрон небрежно показал на кресло за своим столом.
Биток присел, его спутники остались стоять.
— А ты смелый, — продолжая демонстрировать свою неприязнь, сказал Сафрон. — В клубе только свои, посторонних нет, можешь ведь здесь остаться…
— Не пугай пуганого, — безмятежно усмехнулся Биток.
— Короче, зачем пришел?
— На жену твою посмотреть. Хорошо поет.
— Абсолютный хит, — не удержался от бахвальства Сафрон.
— Кто тебе такое сказал? — Биток небрежно приподнял краешек верхней губы.
— Сам знаю. И специалисты говорят… Чтоб ты знал, эту песню «Европа» в ротацию взяла…
— Я не знаю, кто там что у кого и куда брал. Я знаю, что такое абсолютный хит. Абсолютный хит — это бриллиант, который у меня украли. Сорок шесть карат весом. Я его называю «Олений глаз».
— Да хоть лосиный, я здесь при чем?
— Лоси в тундре не водятся. А ты, возможно, при чем… Балабакин где?
— Кто? — оторопел Сафрон.
Он гадал, в чем может обвинять его Биток, но про Балабакина ни разу не подумал. Неужели из-за этого сопляка сыр-бор?
— Балабакин. Сеня его зовут, — отчеканил Биток.
— Нет его здесь. А что такое?
— А бывает?
— Ну, был…
— А когда будет?
— Не знаю… Давно уже не появляется…
— Где он может быть?
— Ты прямо как следак, — набычился Сафрон.
— За словами следи! — парировал Биток.
— Зачем тебе Балабакин?
— Затем, что ты его крышуешь.
— Крышую? Ну да, крышую… Ты что, бодаться из-за него пришел? Давай бодаться, если тебе жизнь спокойная надоела…
— А что, есть за что бодаться? — пристально всматриваясь в собеседника, спросил Биток.
— Он никому ничего не должен…
Балабакин даже не мелкая сошка, он вообще никто, но если Сафрон сказал за него слово, он со своего не сойдет.
— Должен.
— Он тачку свою отдал. И двести тысяч. Что еще нужно?
— Тачка? Двести тысяч?.. Не о том разговор…
— А о чем?
— Балабакин твой человек. Ты за него подписывался.
— И что?
— А то, что он девять зеленых «лимонов» у меня дернул! — взвился Биток. — И «Олений глаз»!
— Девять зеленых «лимонов»?! — опешил Сафрон. — «Олений глаз»?!
— Ты как будто про это не знаешь.
— Нет… Я его вообще не знаю…
— Кого ты не знаешь?! Балабакина?.. Ты кому вола водишь, пацан?.. Ты за него подписывался, ты за него и отвечаешь, понял?
— Ты меня на понял не бери! — Сафрону было не по себе, но держался он с достоинством важного человека. — Если предъяву бросил, то слушай сюда, пока я добрый. Балабакин — композитор, он песню моей жене продал, за тридцать тысяч евро…
Биток слушал с непроницаемо спокойным выражением лица. Как будто и не слышал ничего.
— Песня супер, не вопрос, но тридцать тысяч — это слишком, — продолжал Сафрон. — Вторую песню я у него брал, тоже за тридцать тысяч, но в рублях. Развел, короче, а чтобы он зуб на меня не держал, к Волынку твоему подошел…
— Легче на Волынка было наехать, чем тридцать тысяч в евро отстегнуть? — зло спросил Биток.
— Да какой там наезд? Так, поговорили…
— А он говорит, что наезд был… Типа Битово — твой город, а я беспредел здесь развожу…
— Не было такого, — не очень уверенно сказал Сафрон.
Он уже и не помнил, что наговорил Волынку.
— А на меня кто плевать хотел?
— Этого точно не было!
— Короче, ты за Балабакиным стоишь, и ты в ответе за него, — озлобленно проговорил Биток. — Делай что хочешь, но девять зеленых «лимонов» мне верни… И «Олений глаз» тоже…
— Ты с кем разговариваешь? — взорвался Сафрон. — Ты кого за лоха держишь?
Он разбушевался не на шутку, но Биток ничуть его не испугался — молча поднялся и направился к выходу. Сафрон мог бы отдать команду «фас», но даже в ярости не решился на это. Во-первых, Биток в авторитете; а во-вторых, не все из охраны клуба проверенные люди…
* * *Степан собирался ехать на обед. Жена уже заказала столик в уютном ресторанчике около Глубокого озера. Жареная форель по-шотландски, бокал холодного белого вина… Майор Кулик не значился в меню ни под каким соусом, поэтому Круча о нем не думал. Но именно Саня попался ему в коридоре, подбросил жареного петуха взамен форели.
— Степаныч, разведка донесла, Битков у Сафрона был, — выпалил он.
— Когда?
— Только что. Говорят, Битков очень злой. Что-то они не поделили…
— Из-за чего сыр-бор?
— Не знаю. Но что-то нехорошее, как бы война у них не началась…
— Ладно, поехали.
Степан не стал звонить Жанне. Клуб-казино «Реверс» находился по пути, если ничего серьезного, он еще успеет к обеду.
Они с Куликом проигнорировали парадное крыльцо, воспользовались рабочим входом. Там должен был быть пост, но двери нараспашку и ни одного охранника. Зато в небольшом полутемном холле — светопреставление. На полу, закрыв лицо руками, а живот — коленками, лежал парень в белой рубашке. Сафрон с ревом ударил его ногой по почке.
— Уррою, козел!
Удар, еще, еще… Вокруг жертвы еще три охранника, все молчат, как будто в назидание наблюдают за расправой.
— Хватит! — гаркнул Степан.
Сафрон остановился, бешеными глазами глянул на него. Лицо багровое от излишка горячей крови, рот перекошен, на губах пена.
— Ты кто такой? — в исступлении заорал он и попер на Степана.
Сафрон был невменяем, и Круча понимал, что словом его не остановить. Угомонить его можно было только силой… Степан ударил кулаком — правой, точно в подбородок и с таким расчетом, чтобы не отправить Сафрона в глубокий нокаут.
Сафрон остановился, крутнул головой — как подбитый танк башней. Взгляд прояснился, рот выправился, краска схлынула с лица.
— А-а, Степан Степаныч! — с гримасой радости на лице протянул он к нему руки.
Кулик тут же воспользовался этим: набросил браслет наручников на одно запястье, тут же — на другое.
— За что? — возмутился Сафрон.
— Покушение на убийство, — сообразил Степан.
И взглядом показал на поднимающегося с пола охранника.
— Ты чего, начальник? — вытаращился на него Сафрон. — Это у нас тренировка!
— Кого ты лечишь? — возмутился Кулик. — Если б не мы, забил бы парня до смерти…
Степан заметил, как кто-то из охранников легонько толкнул потерпевшего.
— Да тренировка это, — выдавил тот и для большей убедительности кивнул.
— Говорю же, тренировка! — подхватил Сафрон. — Не было злого умысла, начальник!
— Не было, — подтвердил избитый охранник.
Степан глянул на Кулика, разочарованно развел руками. Он был уверен, что пострадавший ни за что на свете не напишет заявление на своего босса. Уголовное дело можно возбудить только по факту избиения, но это дохлый номер: свидетели есть, но показаний никто не даст.
— Ну, на нет и суда нет, — расхоложенно сказал Кулик.
И вяло, без охоты снял с Сафрона наручники.
— Начальник, ну как ты мог? — раздосадованно протянул тот.
— А это тебе предупреждение, — в хитрой улыбке изогнул губы майор.
— За что?
— За то, что обедом не угощаешь…
— Понял, начальник, сейчас все будет…
— А там уже убрали?
— Где там? — не понял Сафрон.
— В кабинете, за Битком.
— Да мы не в кабинете… Эй, начальник, какой Биток?
— Это ты нам сейчас и расскажешь.
Степан позвонил жене, извинился и попросил перенести обед на ужин.
Сафрон распорядился накрыть стол в ресторанном кабинете. Круча обратил внимание, что на пост у входа встало сразу несколько охранников.
— Боишься Биткова? — спросил он. — Или просто опасаешься?
— Было бы кого бояться, — буркнул Сафрон.
— Что у вас там стряслось?
— Биток с катушек съехал, вот что.
— Это не ответ.
— За Балабакина мне предъявил. Типа, он у него девять миллионов скрысил… Как будто это правда.
— Правда, — кивнул Степан. — А если точней, то есть подозрение… Так сколько там скрысили?
— Девять миллионов долларов. И еще какой-то алмаз.
— Про алмаз мы не знаем.
— Так и возвращать вам его не надо… И мне тоже… Пусть Биток только сунется, я его, суку…
— Тихо, тихо, не кипятись. Он что, деньги с тебя взять хочет?
— Выходит, что так.
— А какое ты имеешь отношение к Балабакину?
— Оказывается, имею… Он для моей Ленки песню написал, а на него Волынок битковский наехал, из-за долга, я решил помочь парню… Помог на свою голову. Теперь Биток думает, что я заодно с Балабакиным… А я даже не знаю, как он деньги скрысил. Они что, на дороге валялись?
