Татьяна Гармаш-Роффе - Тайна моего двойника
– Что ж, дорогие дамы, придется вам проехать к нам в комиссариат, дать показания по поводу кражи документов и составить описание этого молодого человека.
Хорошо, пусть я попала мимо с моим «джинсовым». Но зато к моей маме тоже приходил «бывший одноклассник»! И тоже спрашивал про меня! Это-то как понимать? Снова случайное совпадение?
Всю дорогу я думала: сказать про моего «бывшего одноклассника» или нет? Если сказать, тогда надо объяснять про наше загадочное сходство, о котором в полиции до сих пор ничего не знают… Иначе при чем тут я с моими «одноклассниками»? Но тогда надо рассказывать и про странные звонки Игоря…
Я решила подождать. Посмотрим, какой оборот примет дело.
Джонатан парковал машину во дворе больницы, когда мы вышли вместе с полицейскими. Пришлось объяснить ему, что мы должны ехать в комиссариат.
– Ничего страшного, я подожду тебя, – ответил он.
В полиции, управившись с описью и показаниями по поводу кражи, я стала переводить описание одноклассника, интересовавшегося Шерил. «Худой… Высокий… Блондин… Волосы длинные… Ямочка на подбородке…» Чем дальше продвигалась Кати в описании, тем больше меня охватывала паника. Я знала человека, которого она описывала. По крайней мере, он был похож…
Он был похож на Сережу.
Да-да, на Сережу, на влюбленного в меня Сережу, самолюбивого помощника моего Игоря!
– А никаких особых примет не заметили? Дефект какой-нибудь, родинка или что-то в этом роде? – спрашивал комиссар.
А мне хотелось закричать: «У него должны быть огромные ноги! Ну же, Кати, ну, вспомни!»
– Нет. – Кати пожала плечами.
Если я сейчас спрошу про ноги, то комиссар поймет, что я этого человека знаю, и тогда уж он меня не отпустит до тех пор, пока я ему все не выложу! А я до сих пор не решила, надо ли говорить ему про Игоря и все остальное, из этого вытекающее.
– Постарайтесь вспомнить. Вы видели только его лицо? Руку не пожимали? Может, у него на руках что-то особенное? Перстень, татуировка, родимое пятно? Дефект ногтей, кривизна, недостающий палец? – подсказывал комиссар.
– Я не пожимала ему руку. Правда, когда он спросил адрес Шерил, то вытащил ручку и блокнотик и приготовился писать. Помню, я посмотрела на его руки… – Кати задумалась, вспоминая. – Нет, ничего особенного я не заметила. Обычные руки. Разве что большие, но это нормально для мужчины…
Большие руки.
Сережа?
Вернувшись в больницу, я нашла на своем столике свежий букет коралловых роз и коробочку с шоколадными конфетами «Леонидас». Джонатан меня не дождался.
У меня отчего-то навернулись слезы. Снова навалилось пугающее чувство одиночества, куда более сильное, чем то, которое мучило меня первый месяц в Париже. Тогда я оказалась физически разъединена с близкими мне людьми, но они были где-то вдали, эти люди, и мысль об их существовании меня поддерживала и помогала бороться с тоской: в Москве остался Игорь, в Париже предстояла встреча с Шерил… Теперь же Игорь исчез, Шерил скрылась в белом коконе бинтов – и я чувствовала себя совершенно потерянной.
Был, правда, Джонатан… Но что мне было делать с его чувствами? С его любовью, которую я не могла – не имела права – разделить?
И в которой я так нуждалась теперь…
Я погладила душистые головки роз, заботливо поставленных в воду кем-то из персонала. От белой с золотой виньеткой коробочки несся соблазнительный шоколадный дух. Я дернула тонкую золотую ленточку.
…Сказать Джонатану, чтобы пришел? Или не дразнить себя искушением? Сейчас, когда мои нервы на срыве, глаза на мокром месте, душевные силы на исходе, – именно теперь мне нужна была его поддержка. Но именно теперь я могла в него влюбиться!.. Я вполне отдавала себе отчет в том, что как раз в данный момент он мог въехать, как сказочный принц, в мою жизнь на белом коне – помочь мне, утешить, успокоить, окружить меня заботой, взять на свои мужественные плечи мои печали и недоумения…
Мужественные плечи. Широкие, красиво развернутые плечи, достойно венчавшие узкий торс, белая гладкая кожа… Мне отчего-то представлялось, что на груди у Джонатана нет волос, и, хотя я люблю скорее мужчин волосатых, меня это почему-то волновало, будоражило, дразнило прыткое воображение, и оно улетало, подстегнутое тоской и печалью, в сладостные и томные грезы…
Поток моих сумбурных мыслей был прерван приходом Кристин, дежурной медсестры, с ужином на подносе.
– Как дела? – весело спросила она и, бросив взгляд на коробочку конфет, которую я до сих пор держала в руках, начисто забыв о ней, добавила: – Советую вам оставить сладкое на потом. Иначе перебьете аппетит. А вам необходимо кушать хорошо.
– Вы как моя мама, – улыбнулась я ей. – Она у меня медсестра и тоже всю жизнь мне так говорит.
– Вот видите, – улыбнулась Кристин в ответ, – маму надо слушаться.
– Угощайтесь, – протянула я коробочку.
– О, спасибо… Я…
Сейчас начнутся церемонии типа «неприлично принимать от пациентов подарки…».
– Угощайтесь, – требовательно повторила я.
Она взяла смущенно конфетку. Я потянулась к подносу с моим ужином, взяла с него белую салфетку и выложила в нее почти полностью верхний слой конфет.
– Спасибо, вы очень добры, – сказала она. – Но мы с вами будем кушать сладкое после ужина, да?
– Разумеется, – заверила я ее.
Поев, я снова набрала Москву. И снова не получила никакого ответа. Что же он делает, Игорь? Где, с кем проводит время?!
Больше не могу. Пусть Джонатан придет, и пусть будет что будет. Одной мне не справиться – ни с тоской, ни со страхом, ни даже просто с анализом всех этих свалившихся на мою бедную плешивую голову загадок.
Было уже поздно, и приемные часы в больнице закончились, но я все равно решила позвонить ему. Договорюсь хотя бы на завтра, прямо на утро.
Громкий топот бегущих по коридору ног заставил меня положить трубку обратно. Я прислушалась. Кто-то что-то кричал, надрывно и истерично. Спустив ноги с постели, я нашарила тапочки и выглянула в коридор. Два санитара бегом везли каталку к лифту. На каталке лежала одна из медсестер с нашего этажа с закрытыми глазами и синим лицом. Сердечный приступ, должно быть…
Стоять в дверях и глазеть было неловко, и я вернулась к себе. Но не прошло и двух минут, как Кристин ворвалась ко мне в палату.
– Ваши конфеты! – крикнула она, задыхаясь.
– Что мои конфеты?
– Отравлены! Вызовите полицию!
И она исчезла в коридоре.
Отравленные конфеты.
Предназначенные мне.
От Джонатана.
Вот это любовь, ничего не скажешь… А я, идиотка, всего полчаса назад сидела тут и размышляла, имею ли я моральное право принять его чувства и поддержку. Но он не стал ждать, пока я решу этот сложный вопрос, он не стал ждать, пока я разрешу ему участвовать в моей жизни. Он просто взял и без всякого спросу поучаствовал. В моей жизни и смерти…
Только вмешательством ангела-хранителя можно объяснить тот факт, что отравленные конфеты достались не мне…
Бедная медсестра, буду молить Бога, чтобы она выжила.
Я набрала номер комиссара Гренье – уже в который раз за этот день! – и заплакала – уже в который раз за этот день…
Бог мой, но зачем? Зачем ему было это нужно? Для кого он работает?
Я вспомнила, как профессионально разбирался он в прослушивающих устройствах. Кто же он такой, этот англичанин? И англичанин ли он? Что ему за дело до меня? Если он хотел меня отравить, то, значит, вся его любовь была лишь спектаклем?
Видимо, так.
«Я люблю тебя», – сказал он тогда, неделю назад, наклонившись над моей кроватью. И я поверила.
И зря.
Вот только… Это было сказано так, что нельзя было не поверить! Слова будто вырвались из глубины его сознания, помимо его воли, которая сопротивлялась…
Но ведь это он принес конфеты?
– Да, это от Джонатана. Нет, я не спрашивала, от кого, но вместе с ними у меня в палате оказался букет роз, такой же, какой он принес мне на прошлой неделе. Поэтому я решила… – отвечала я на вопросы.
Комиссар посмотрел на часы.
– Дневная смена уже закончилась. Придется побеспокоить персонал на дому.
– Алло, – комиссар звонил из ординаторской, куда я потерянно приплелась вместе с ним. Я не могла сидеть одна в палате и думать о том, что меня все предали – Игорь, Джонатан…
– Комиссар Гренье у телефона. Вы сегодня видели кого-нибудь, кто заходил в палату Ольги Самариной, номер 311?
Видя, что ему разрешили курить, я тоже закурила сигарету. Комиссар покивал трубке:
– Да, я знаю, о ком идет речь, с английским акцентом, да? Угу, – он снова покивал. – Да, с букетом роз. А конфеты у него в руках были? Да, очень важно. Ну, не заметили так не заметили. Может, кто-то другой приносил? Что ж, спасибо. Прошу вас завтра прийти в комиссариат к десяти часам, нам нужны ваши показания в письменном виде. Спокойной ночи.
Следующий звонок повторился почти в точности, потом еще один.
