Сергей Зверев - Прирожденные аферисты
Во время совещания Маслов что-то пытался вспомнить. У него было ощущение, что он упустил нечто важное, не придал ему значения. Такое у него случается нередко. И это очень хорошо, что подсознание не проскальзывает мимо существенных моментов, а заставляет задержаться, вернуться назад.
– Вот же черт, – прошептал Маслов, хлопнув себя ладонью по лбу. И начал лихорадочно листать блокнот.
Верзилин посмотрел на него с неодобрением, но ничего не сказал, а вернулся к обсуждению текущих вопросов.
В сознании Маслова всплыло два разговора. «У Сивухиного пахана мать Анку-пулеметчицу играла», – сказал Саша Форточник. И сидящий в Москве старый жулик Аптекман, ностальгировавший о славном воровском прошлом, тоже вспоминал Анку-пулеметчицу. Как ее звали? Маслов имел привычку записывать все интересное, что узнавал из разговоров. Казалось бы, самая ненужная информация однажды может стать самой необходимой. Даже если не для работы пригодится, то для книги или диссертации, если однажды он решит их написать.
Он нашел нужную запись и прервал коллег:
– Не слышали о такой Перпедюлиной-Савойской?
– Это типа анекдот? – полюбопытствовал Павлюченков.
– Это известная мошенница еще с НЭПа. Зарабатывала тем, что представлялась соратницей Чапаева Анкой-пулеметчицей. А нам человек нашептал, что у «Барина» мамаша Анку-пулеметчицу играла.
– Где играла? – не понял Верзилин.
– Ну не в кино же. Мошенническая постановка тридцатых годов.
– Интересно, – следователь на лету ухватил идею. – А это ход…
Глава 30
Как хорошо быть генералом,Как хорошо быть генералом,Лучшей работы я вам, сеньоры, не назову.Буду я точно генералом,Стану я точно генералом,Если капрала,Если капрала переживу! —
молодой певец Эдуард Хиль исполнял по телевизору популярную песню. В десять вечера начался концерт советской эстрады. Мария Илизаровна смотрела его, расположившись в уютном кресле в столовой на втором этаже.
Советскую эстраду она не любила – всё это забавы низших классов. То ли дело русский романс. Но ей нравилось смотреть на экран. Почти ежедневно в десять вечера начиналось цветное телевещание.
Она никак не могла привыкнуть к тому, что можно сидеть дома в кресле и наслаждаться цветными движущимися картинками. Это создавало какой-то праздник жизни.
В СССР цвет пришел на телевидение два года назад. И сын, считавший, что у него должно быть все самое лучшее из вещей, недавно за бешеные деньги купил первую в стране массовую модель цветного телевизора «Рубин-401».
Мария Илизаровна нередко задумывалась над тем, как быстро меняется мир. Еще недавно тарелка детекторного приемника и громкоговорители на столбах были вершиной технического прогресса. По городам ездили извозчики. Люди не знали, что такое электричество. Немного прошло лет с тех пор, как появились телевизоры с крошечными экранами – их смотрели через глицериновые лупы, иначе ничего не было видно, но и это считалось каким-то колдовством. И вот, пожалуйста, – цветное изображение и чистый звук.
«Приглашаем на сцену несравненную Майю Кристалинскую!» – радостно объявил телеведущий.
И тут Мария Илизаровна услышала посторонние звуки.
Сердце тревожно сжалось. Она осторожно поднялась с кресла. Подошла к окну. На улице было темно. Но можно было различить силуэты двух людей, ловко перемахнувших через забор.
Мария Илизаровна глубоко вздохнула, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Конечно, можно тешить себя надеждами, что это просто воришки забрались в сад и возьмут несколько яблок или лопату. Но у нее возникла абсолютная уверенность – это те, от кого бежал сын. Кто недавно отправил на тот свет Сивуху и вот-вот отправит ее туда же!
Что делать? Добраться до ружья, которое внизу в специальном железном ящике, устроить перестрелку и положить обоих? Это хорошо для кино. Хотя ей пришлось повидать в жизни всякого и, может быть, в молодости так бы и сделала, но сейчас она всего лишь слабая пожилая женщина, привыкшая работать головой, а не руками. Вряд ли у нее хватит духу выдержать бой против двоих головорезов. И никакой эффект внезапности не поможет… Или поможет? Нет, это не для нее – и так уже руки трясутся, как будто в них отбойный молоток. Поднять крик? Позвонить в милицию? Это смешно – только милиции здесь не хватало! Да и бесполезно – спугнет душегубов сегодня, они придут завтра. Бежать, сниматься с места, как сын? Поздно. Да и слишком стара она, чтобы начинать все сначала.
Она очень убедительно заверяла сына, что справится с любыми проблемами. И когда проблемы пришли, уверенность куда-то ушла. Мария Илизаровна почувствовала себя одинокой, беспомощной, жалкой. Ее начала охватывать паника.
Но замешательство длилось лишь несколько секунд. Она усмехнулась – не пристало ей стелиться перед плебеями. У нее все-таки есть голова, а они родились и умрут безмозглыми. Человек стал царем природы благодаря разуму, а не зубам и когтям.
Схлынули страх и неуверенность. Она, будто парусник в штиль, поймала неожиданно подувший попутный ветер. И, как всегда в критических ситуациях, у нее появился веселый бесовской задор. И она устремилась вперед, навстречу свой судьбе, которую в очередной раз решила принять такой, как она есть, не сдаваясь и борясь до конца.
Она вышла в коридорчик. Схватила со стула оставленную еще вчера старую дырявую вязаную кофту, в которой обычно лазила на чердак и в подвал. Надела ее поверх халата. На ходу застегивая пуговицы, спустилась по узкой лестнице вниз.
Там гости уже тыкались в закрытую дверь, пробуя ее на прочность – аккуратненько, чтобы не поднимать шума.
– Да открываю я, открываю, – растягивая слова, произнесла Мария Илизаровна. – Чего ломишься, как медведь-шатун? Здеся я.
Отодвинув щеколду, она распахнула дверь и увидела двух верзил. В темноте рассмотрела, что один массивный, от него исходила животная сила и пробивная мощь, как от танка. Второй – потоньше, постройнее и поизящнее. Она не знала, что их зовут Баграм и Давид. Но отлично понимала, что ничего хорошего от них ждать не приходится.
– А ну тихо, женщина. – Баграм схватил ее за руку и зажал рот.
Ее потащили в зал на первом этаже. Усадили на диван.
Зажглась под потолком люстра из богемского стекла, и Мария Илизаровна смогла рассмотреть повнимательнее нежданных визитеров. Оба были кавказцами. Она лихорадочно пыталась вспомнить, где сын перешел Кавказу дорогу… Ну да, конечно, это весточка из Ярославля, с комбината «Красный Перекоп»!
Давид продемонстрировал хозяйке дома тесак, который ему доверили перед штурмом. А Баграм пообещал:
– Будешь шуметь – получишь ножом в живот. Станешь мучиться и сдохнешь. Понятно?
Мария Илизаровна согласно промычала. И Баграм убрал руку с ее рта.
– Ой, хоссподи, что делается-то? – не слишком громко, как и приказано, заскулила она. – Чего же вы, люди добрые, меня, старую, мучаете?!
– Где сын? – спросил Баграм.
Они предварительно провели разведку и были уверены, что хозяйка дома одна. Можно было, конечно, заглянуть сюда в другой раз, когда мошенник возвратится. Но так можно ездить до бесконечности. Вообще не факт, что он вернется сюда после того, как его подельника убили. Поэтому Баграм принял решение – проникнуть в дом и заставить говорить его мать. Ну а дальше по обстановке…
Теперь все зависело от того, сумеют ли они ее разговорить и знает ли она что-то важное. А наблюдая ее тупой испуг, слушая простецкий говорок, с каждой секундой Баграм сомневался в ее осведомленности все больше и больше.
– Сын-то? Ой, уехал, люди добрые. Уже три дня как уехал.
– Куда?
– Он мне докладывает? Я ему кто – так, прислуга. Да и не живет он здесь, бывает наездами, когда что-то непотребное устроит. Не сын, а одно недоразумение.
– Почему? – заинтересовался Баграм.
– Да с детства всех обманывает. А потом ко мне люди приходят. А он годами прячется, не показывается. И хоть бы копеечку матери дал…
Баграм с сомнением обвел взглядом хоромы:
– Это ты что, женщина, плохо живешь?
– Что, вот это все? Ой, милые мои, да это разве мое? Да я разве такие деньги когда видела?
– Сын построил?
– Он построил? Хи-хи, – кашляюще засмеялась Мария Илизаровна, сгорбившись еще больше. – Дом брата моего троюродного. А я тут как домработница. Мое тут только вот душегреечка. – Она оттянула кофту. – Да две тарелки алюминиевые. Брат сам-то все на северах чего-то строит, добывает. А меня как сторожиху сюда. Значит, чтобы его богатства кто не украл. Чтобы соседи не подожгли. Тут глаз да глаз нужен. Народ, он ведь злой бывает, когда чужое богатство видит.
– А сын?
– Да вот сколько живу, копейки от него не видела, оглоеда! Сам только с меня тянет. Пенсию, бывало, заберет. Говорит, нужно, иначе смертушка. А я что, мать же все-таки. Сердечко-то не железное.
– Вот же подлец, – покачал головой впечатлившийся трагическим рассказом Давид, подбросив нож в руке.
