При попытке выйти замуж - Анна Жановна Малышева
— Так не бывает! — орал на подчиненных полковник Зайцев на последнем совещании по «делам пропаж». — Не бывает, поняли?! Если их убили, то должны найтись трупы. Ищите, прочесывайте, копайте. Трупы всегда всплывают, вы это знаете не хуже меня.
И капитан Василий Коновалов, и лейтенант Леонид Зосимов, и следователь Георгий Малкин, которым было поручено «дело о пропажах», не сомневались, что Сергей Иванович прав, но вместе с тем они понимали, что к нынешней ситуации его правдивые сентенции подходят мало. Потому что если не всплыли восемь трупов подряд — это уже симптом. Это значит, что либо пропавшие граждане — не трупы вовсе, либо изменилась общая тенденция, и трупы отныне всплывать не будут.
Старший оперуполномоченный Коновалов был заметной фигурой в МУРе, привлекающей внимание прежде всего своими внушительными размерами (рост — 185 см, вес — 110 кг) и вольным богемным стилем одежды (Василий предпочитал носить широкие свитера домашней вязки и потертые джинсы, зато неизменно хранил верность форменным ботинкам, которые раз в год выдавались бесплатно каждому сотруднику МВД).
Обращала на себя внимание также и прическа капитана Коновалова, которую в МУРе называли «под 0,5». Такую прическу сделать нетрудно: нужно побриться наголо и подождать две недели. То, что вырастет на голове за это непродолжительное время, как раз и окажется «стрижкой в стиле Коновалова». Каждое утро Василий любовался на себя в зеркало и со словами «Что-то я оброс» уверенно шел на работу. Поговаривали, что в нагрудном кармане капитана всегда лежит расческа и что Василий пугает задержанных, то есть подозреваемых в тяжких преступлениях, тем, что на допросах «причесывается» у них на глазах.
— Что ты там причесываешь? — поинтересовался как-то полковник Зайцев.
— Что-что, ноги, конечно, — ответил Василий.
Капитан Коновалов был также известен в широких милицейских кругах своим вызывающим аморальным обликом. Дело в том, что он, несмотря на свой сравнительно молодой возраст (30 лет), был трижды женат и столько же раз разведен. Сотрудников уголовного розыска не смущало количество женщин в жизни коллеги Коновалова, они не страдали ханжеством и справедливо полагали, что чем больше женщин, тем лучше. Удивляло и возмущало служащих МУРа другое, и об этом другом они частенько спрашивали Коновалова: «Зачем жениться-то каждый раз?»
Василий, как правило, от ответа уходил, старался переменить тему, но близким товарищам в минуты откровенности признавался: «Хотелось стираных носков, борщей, сытных завтраков, обильных ужинов — ну, любви то есть».
С бывшими женами — «старшей», то есть первой, Ксюшей, «средней» Аллой Михайловной и «младшей» Еленой — Василий поддерживал исключительно теплые дружеские отношения, регулярно наведывался к ним в гости то на обед, то на ужин. Трапезы, судя по его комплекции, оставались достаточно обильными.
Лейтенант Леонид Зосимов был не менее заметной фигурой в МУРе. До своей героической милицейской работы он целых два курса отучился в театральном вузе, и, говорят, ему прочили неплохое актерское будущее. Когда Леонида спрашивали, почему он бросил актерскую профессию и ушел учиться в Высшую школу милиции, он отвечал: «Шили не то амплуа». По внешним данным Леонид был типичным героем-любовником — высокий, стройный, красивый, яркий, но во время учебы в театральном вузе упорно претендовал на амплуа характерного актера.
Полковник Зайцев — начальник отдела по расследованию убийств МУРа, справедливо полагавший, что внешность оперативника должна быть тусклой и неброской, целый год после появления Леонида Зосимова в отделе бубнил и жаловался окружающим:
— Вот, прислали молодого. «Сыщика, — говорят, — из него сделай, незаметного, неприметного…» Как?! Как, я вас спрашиваю? Из такой оглобли разноцветной… Отдал его Коновалову, пусть шлифует.
С тех пор прошло три года. Коновалов с Зосимовым сработались настолько, что представить одного без другого никто уже не мог. Василий обучал молодого товарища секретам сыскного дела и уговаривал его жениться, неважно на ком, только поскорее. Василий считал, что худоба Леонида напрямую связана с его холостяцким положением.
— Вот, — говорил Коновалов, — причинно-следственная связь налицо. То есть — на тело. Неженатые мужчины — хлипкие и ломкие.
— Зачем же ты опять развелся? — спрашивал Леонид. — Уж не худеть ли собрался?
— Боже сохрани! — пугался Василий. — Просто достиг такого уровня, когда одна жена прокормить меня не может.
Леонид жениться категорически отказывался и толстеть тоже, мотивируя это тем, что его утонченная душа просто умерла бы от страха в таком огромном и запущенном теле, как у Коновалова.
— Она бы металась там между желудком и глоткой и выла, — говорил Леонид Зосимов. — В таких грудах мяса, как у Коновалова, может жить только маленькая, жирненькая и неповоротливая душонка. Упала на дно — и дрыхнет.
Короче, у членов опергруппы были давно сложившиеся прекрасные отношения.
К радости старшего в группе Василия Коновалова, на место кражи выехал следователь прокуратуры Георгий Малкин по прозвищу Песенник МВД СССР. Прозвище это Георгий, а в просторечье — Гоша, получил еще в далекие советские времена за свою страсть к прикладной поэзии. Любое уголовное дело, ставшее предметом Гошиного профессионального интереса, вызывало у него прилив вдохновения, и на свет рождались стишки и песенки. Свой творческий метод Малкин называл «стилизацией», потому что при сочинении стихов в качестве исходника активно использовал как классические стихотворные произведения, так и тексты популярных песен.
Василий не относился к поклонникам Гошиного таланта, и каждый раз, когда Малкин с выражением зачитывал коллегам что-нибудь новенькое, капитан Коновалов выпучивал глаза, шумно дышал и хватался за голову. Леонид, наоборот, буйно веселился и хвалил Гошу за творческий дар, хотя каждое стихотворение следователя вызывало у него множество вопросов, которые он прямо на месте пытался прояснить.
Последний Гошин шедевр, как всегда, вызвал серьезную дискуссию среди сотрудников отдела по расследованию убийств. Звучал он так:
Мой дядя, самых честных правил,
Когда старушку замочил,
Три дня искать себя заставил.
Потом пятнашку получил.
— Фамилия твоего дяди — Раскольников? — спросил Леонид.
— Нет, его фамилия — Кирпичев, — ответил Гоша. — Собственно, он и не дядя мне вовсе, а так, посторонний дядька, но в творчестве такие преувеличения допустимы.
— Врет он, — вмешался Василий. — Кирпичеву дали двенадцать лет, но эта цифра в его идиотский стишок не влезала. И не искали мы его три дня — сразу повязали. Впрочем, в Гошиных частушках никто правды и не ищет.
— Стихи, Василий, пишутся не для правды, а
