Борис Бабкин - Когда закон бессилен

—    Он прекрасный киллер, — спокойно перебила его молодая женщина. — А самое главное — все, .в том числе и милиция, знают, что он мой человек. На нем до сих пор висит дело об убийстве директора коммерческого банка. Милиция копает. И потому мне нужен смелый, умный человек со стороны. А глав­ное — важно, чтобы его хорошо знала милиция и он не был бы связан ни с кем из нас. Потому что, — по ее тонким губам скользнула едкая улыбка, —необхо­димо, чтобы его начали искать после того, как он сделает дело.

—    Вот оно что, — протянул Степаныч. Одобри­тельно посмотрел на женщину, кивнул. —А ты ум­ная хищница, Валюта. Как говорят в тех кругах, откуда этот самый Граф, —хочешь и рыбку съесть, и на удочку не попасть.

— А он, Граф, — продолжала Валентина, — жи­вет по своим законам. Поэтому и был столько лет неуязвим. Я расспрашивала немало людей, которые его знают, и все говорят одно: Суворов — хищник-одиночка. Утверждают, что он всегда уходил от нака­зания потому, что не оставлял свидетелей. Если за налеты его арестовывали трижды и ничего не могли доказать, то потому, что Граф убирал тех, кто хоть что-то знал о преступлении. Вот поэтому он мне и нужен. Он сделает дело со своими людьми, потом уничтожит их, и-когда милиция начнет его искать, он исчезнет.

—    Ну хорошо., — немного помолчав, согласился отец. — Делай, как считаешь нужным.

—     Но переговорить с ним придется тебе, — улыбнулась Валентина. — Ведь Граф наверняка слы­шал о тебе. Степаныч — личность довольно извест­ная.

В столице сейчас нет более авторитетного чело­века. А когда он согласится работать на тебя, я пред­ложу ему то, о чем говорила.

—    Ладно, — согласился Степаныч. Повернув­шись к двери, крикнул: —Адам!

Угреватый появился мгновенно.

Как только Граф объявите я в Москве, сразу привезешь его ко мне!

Сгорбившись и раскачиваясь из стороны в сторо­ну, Волошин красными от слез глазами смотрел на уставленный пустыми бутылками стол.

—    Сашенька, — хрипло говорил он, — милая,как же я без тебя? Господи, за что их? Кто? — он зарыдал и ткнулся лбом в столешницу.

—    Митрий, — с укоризной сказала ему мать, — я, конечно, понимаю, тяжко тебе. Но ведь ты сутки пьешь, вона сколько выхлебал. Разве ж так можно? Что люди подумают?

—    А мне плевать! — сквозь слезы крикнул он. — Где они были, эти люди, когда Сашеньку с Зинкой убивали! Ты видела, как их! — он тоскливо, со злой безысходностью застонал. — А милиция, суки! Сво­лочи! «Ищем. Ведется следствие». А ведь я их сразу позвал! Сразу!

—     Найдут супостатов, — неуверенно, только ради того, чтобы хоть как-то ободрить сына, сказала женщина. — И расстреляют.

Мне-то что до этого? — обреченно спросил он. — Как же я жить-то теперь буду? И жену, и дочь. Я виноват. Зачем оставил их на ночь! Они же женщи­ны! Сволочь я! — Он неожиданно с силой ударился лбом о край стола. Ахнув, мать бросилась к сыну. А он снова и снова бился рассеченным лбом о край стола.

—Здравствуйте, — послышался от двери тихий мужской голос.

—    Помоги, милок! — пытаясь удержать сына, с натугой выдавила женщина. Молодой парень втис­нулся между столом и Волошиным.

—    Кто ты такой? — прохрипел Дмитрий.

Валерий, — мягко удерживая его за плечи, ответил парень. — Мягков. Мы с вашей дочерью любили друг друга. Мы собирались... — он порыви­сто отвернулся.

—    Ты зачем пришел?! — внезапно с яростью за­орал Волошин. — Гад! — громыхнув упавшим табу­ретом, вскочил и схватил парня за грудки. — Сво­лочь! Зачем приперся?

—     Митрий, — женщина повисла на сыне. — Окстись. Чай не видишь? Переживает он.

—     Переживает, — обмякнув в руках матери, Во­лошин отпустил парня, - Ты знаешь, кто он? — заплакал и махнул рукой.

—    Я потом зайду, — с потемневшими от страда­ния глазами Мягков пошел к двери.

—    Черт его знает, что там произошло, — зло проговорил майор милиции. — Вроде подтверждается первая версия о преследовании «жигулями» «джипа». И оружие в сгоревших «жигулях» то, из которого стреляли по «джипу». А оттуда отстреливались из ав­томата. Но выбоины не те, —выражая свое недоуме­ние, майор вполголоса выматерился. — И опознать тех, кто был в машинах, невозможно.

—    А что по делу об убийстве жены и дочери Волошина? — строго спросил седой человек.

—     Ничего, — с досадой сказал сидевший напро­тив молодой мужчина в штатском. — Никаких сле­дов. Ясно одно: убивали женщин те, кто умеет рабо­тать ножами. Все удары смертельные. А уж потом,- отрезая уши, нос, язык, просто тешились, сволочи! Никаких отпечатков, и следы перед вагончиком за­терты.

—    А не связано это убийство со сгоревшими ма­шинами? —спросил седой. — Отчего они загоре­лись?

Эксперты утверждают, что от выстрела в бен­зобак, — ответил майор. — А что касается связи, то скорее всего это какие-то, я говорю про убийц жен­щин, насмотревшиеся видео про маньяков наркома­ны. Потому что даже просто преступник, убийца, не сможет проделать такое.

—    Но вы сами говорили, что били ножами про­фессиональные убийцы, — напомнил седой.

—    Это говорил я, — ответил за майора штат­ский. — Но это не мешает убийцам или убийце быть наркоманом или просто придурком, возомнившим себя Джеком-потрошителем.

Вы можете это объяснить Волошину? — сер­дито сказал седой. — Он целыми днями ходит по кабинетам и требует, чтобы милиция нашла преступ­ников! Пишет жалобы. Вот, — он поднял несколько исписанных листов: «Товарищ прокурор, воздействуйте на милицию. Заставьте ее найти убийцы моей жены и дочери», — он кулаком припечатал листки к столу. — Мне стыдно ему в глаза глядеть. Что я ему говорить должен? Ваши предположения излагать? —он огля­дел хмурые лица присутствующих.

— Я любил ее, — опустив голову, Мягков засто­нал.

—     Не надо, милок, — испуганно посмотрев на Дмитрия, попросила женщина. — Слезами мертвых не вернуть.

—    Мама, — с болью проговорил Волошин. — А что мы еще можем? Я вчера и позавчера из милиции и от прокурора не отходил. А они все в один голос: «следствие ведется». Да какое, к черту, следствие?! Там ведь никаких следов не было. Я сам все осмот­рел. Понимаешь? — схватил он за плечи парня. — Как будто они по воздуху прилетели и улетели!

—    Дмитрий Сергеевич, — сказал Валерий. — Но там действительно нет никаких следов. Сам там все, каждый метр, осматривал. И ничего! Я бы этого гада, — заключил он, — своими руками придушил!

—    Там не один был, — наливая в стакан само­гон, выдохнул Волошин. — Не смог бы один обеих убить. Хоть одна, но убежала бы. — Подвинул стакан к парню, криво улыбнулся. — Пей, Валерка. Мне Зинка говорила, что парень ты хороший, — не дого­ворив, прямо из горлышка сделал несколько крупных глотков. — Завтра их похороним, — опустив голову, пробормотал он.

—     Где ты, моя ненаглядная, где, — выходя из аэропорта пробормотал Граф. — В Вологде-где. — Усмехнулся и подошел к такси. — До Нестерова пое­дешь?

— Сто тысяч, — сообщил цену пожилой водитель.

—    Никак я к этим астрономическим суммам не привыкну, — усмехнулся Граф. — Раньше три тыся­чи машина стоила. Сейчас — пачка сигарет.

—    Демократия, — буркнул водитель. Осмотрев рослого стройного мужчину в джинсовом костюме, его загорелое лицо, решил уступить. — Ладно,. за восемьдесят поедешь?

—    У матросов нет вопросов, — засмеялся Суво­ров. — Я и за сто поеду. А восемьдесят ты с меня назад возьмешь. Только не сюда, — кивнул он на здание аэропорта, — а на вокзал. Сколько ты за двадцатиминутное ожидание берешь? — садясь ря­дом, поинтересовался он.

—    Договоримся, — водитель включил зажигание,

—    Граф в Москву не приехал, — ответил на взгляд хозяина Адам. — Пахомов немедленно сооб­щил бы о его появлении. Видимо, задержался где-то.

—    А почему Пахомов думает, что Суворов при­едет в столицу? — усмехнулся Иван Степанович, — ведь, насколько я помню, он детдомовец. Какого чер­та ему здесь делать?

Два месяца назад умерла мать Фомича, — ска­зал Адам. — Она завещала свою квартиру Суворову. К тому же документы из колонии, где он отбывал срок, пришли на Петровку. К Суворову у муровцев повышенное внимание. Они

—    с явным неудовольстви­ем узнали о его досрочном возвращении, да еще в столицу, — посмел улыбнуться Адам.

— Ты знаешь, — Иван Степанович ухмыльнул­ся. — Я уже просто, как говорится, сгораю от жела­ния увидеть такую легендарную личность.

—    Шеф, — в дверях кабинета выросла массивная фигура накаченного силой парня, — тут к вам какой- то узкоглазый рвется.

—    Кто такой?

—    Говорит, Дервиш, — чмокнув жевательной ре­зинкой, сказал телохранитель.

—    Сколько раз тебе говорить, — заорал Иван Степанович, — не чавкай при мне, как корова! А Дервиша проводи сюда. Интересно, — пробормотал он, — что ему понадобилось?