Пойди туда — не знаю куда - Виктор Григорьевич Максимов
— Меня?!
— Вас, вас, таинственная вы моя. Кто вы, милостивая государыня? А может, вы не случайно выбежали на Поварскую, размахивая мороженым?..
— Ну, знаете!..
— В том-то и дело, что не знаю, а потому теряюсь в догадках. Вот смотрю и думаю: зачем такой милой, не опасной с виду женщине сразу два паспорта?.. Кстати, замечу — фотографию вам переклеили из рук вон плохо, непрофессионально. Первый же лягашок, заглянувший в вашу… гхм… ксиву…
Рассуждения Константина Эрастовича прервал звонок. Где-то в закромах его души мелодично вдруг затуркотало, и господин Бессмертный, сунув руку в карман смокинга, извлек на свет Божий телефонный аппарат.
— Алло! — вытянув антенку, сказал он. — Алло, говорите, я слушаю вас…
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ,
в которой Василиса открывает страшную тайну Кощея
— Алло, я слушаю вас, — повторил Константин Эрастович, и Василиса, разговор для которой принял крайне неприятный оборот, украдкой перевела дух.
Увы, передышка оказалась недолгой.
— Дарагой, это я, Ашот, — неожиданно громко захрипела телефонная трубка.
Василиса чуть не поперхнулась минеральной водой. Удивился и господин Бессмертный.
— Ашот Акопович? Вот уж сюрприз! Какими судьбами?
— Дэло есть. Пагаварыть надо.
— Разговор, как я понимаю, не телефонный? Приезжай, поговорим. Ты в Москве?
У Василисы по спине побежали мурашки. Она так и застыла с бокалом, поднесенным к губам.
— Я в Питере. — Слышно было, как Ашот Акопович кашлянул в кулак. — В Питере я, дарагой. Ты один?.. Нэт, ты нэ один. Слышу музыку. У тэбя гости, Канстантын?
— Скажем так: гостья. Между прочим, в твоем вкусе, Ашот! Высокая, статная…
— Блондынка?
Заметно повеселевший Константин Эрастович покосился на Василису:
— Волосы у нее цвета столь любимой тобой старинной бронзы, голубчик.
— В-вах! Красывая?
— Обижаешь, Ашот! Просто Прекрасная!
— Надэюсь, я увижу ее завтра вэчером?
— Обязательно увидишь, голубчик!.. Ну, как там Питер, как твоя Надюша?
Василиса медленно поставила бокал на стол.
— Как всэгда, дарагой, — прохрипел вечно простуженный Ашот Акопович. — Завтра сам увидишь… Как завут тваю гостью?
Константин Эрастович, сверкнув очками, глянул на Василису с многозначительной усмешкой.
— Вот ведь какое совпадение, — сказал он, — мою очаровательную шалунью тоже зовут Надеждой…
— Харошее имя, обнадеживающее, — засопел в трубку далекий, к счастью для Василисы, собеседник господина Бессмертного. — Паслушай, дарагой, пэрэдай ей паклон от маей Надежды и пацелуй ручку от мэня лычно!
На этой вполне оптимистической ноте телефонный разговор с Санкт-Петербургом закончился. Константин Эрастович, заговорщицки подмигнув Василисе, спрятал волшебный свой аппаратик в боковой карман белого смокинга. Музыканты, после первого же «алло» смолкшие, снова заиграли, на этот раз что-то цыганское, со скрипичными подвывами, такое за душу берущее, что даже маэстро Мефистози зашевелился, застонал, зачмокал во сне губами.
Константин Эрастович встал и, заложив руки за спину, быстро прошелся в конец зала и обратно, молодо пританцовывая.
— Ах, Надежда Захаровна, или как вас там! — остановившись у стола, возбужденно воскликнул он. — Все-таки жизнь чертовски удивительна, странна и совершенно непредсказуема. Знаете, кто сейчас мне звонил?..
«Господи, и он меня еще спрашивает?! — в смятении подумала Василиса. — Издевается, что ли?.. Или… или это действительно игра случая? Ну что, что ему еще известно?..»
Она зачем-то потянулась за салфеткой. Со стола упал нож. Василиса попыталась нагнуться за ним, но официант опередил.
— Вот и примета подтверждает, — торжествующе вскричал Константин Эрастович. — Это ведь к мужику — упавший ножик! Верно я говорю?.. К мужику?
— Не помню, кажется, действительно к мужчине, — не глядя на Кощея, пробормотала покрасневшая до корней волос Василиса.
— Вот он и приедет — Микадо!
— Микадо?! Какой еще Ми…
— Да Ашот же Акопович Акопян! Неужели не слышали?!
Вместо ответа Любовь Ивановна схватила фужер с вином и в три глотка опустошила его.
— Браво! Ценю! — радостно завопил господин Бессмертный. — И Ашот вас, без сомнения, оценит. Он обожает таких вот отчаянных. Сам отчаянный. — Константин Эрастович склонился к Василисе и тихо, ладошкою заслонясь, прошептал: — Он ведь, зверюга, меня убить хотел…
— Убить?!
— И в землю закопать! — хохотнул гостеприимный хозяин. — Потому что он знаете кто?..
— Кто?
И опять губы Константина Эрастовича коснулись уха Василисы:
— Сами завтра поймете… Вы же у нас — Премудрая!
Солирующая скрипочка весело взвизгнула. Задребезжал бубен.
— Йех, чавела! — подхватил Константин Эрастович. — Мир, дружба! Конец войне: Микадо запросил перемирия… Мишаня! Мишаня, ты слышал? Кажется, мы победили!
Тихо просидевший все это время за ширмочкой у камина Мишаня Шкаф, уже не прячась, подал голос:
— Так точно, победа, шеф!
Вино было терпкое, пьяное. Язык у Василисы онемел, ноги налились тяжестью. Все вокруг — и пальмы, под которыми сияли улыбками музыканты, и Мишаня с короткоствольным автоматом на коленях, и прислуга, и огонь в камине, и Кощей, — все, что окружало стол, вдруг, покачнувшись, поехало, закружилось! Василиса ахнула, попыталась привстать на ноги, но, нелепо всплеснув руками, плюхнулась на стул с гнутой спинкой и, едва не опрокинувшись на спину, громко расхохоталась.
— Вальс! Бессмертный вальс! — размахивая салфеткой, закричал ликующий Константин Эрастович.
И понеслось, понеслось!..
Грянула новая музыка: трубы, фанфары, литавры, турецкий барабан! Пытаясь устоять на ногах, вывихнулся всем телом дирижер. Промелькнула бледная, с круглыми от ужаса глазами, Диана Евгеньевна, лежавший в гробу Николай Николаевич, пьяненькая Капитолина, скорбный Кутейников, у которого только что угнали новехонький БМВ, топчущиеся по грядкам солдаты из взвода почетного караула. Грохнул залп! Маэстро Мефистози, суматошно замельтешив, сорвался с замшелого камня на распутье и, соря сыпавшейся из кармана на паркет мелочью, по-вороньи неловко полетел в неизвестном направлении…
— Валс! Паслэдный валс Бэссмэртного! — захрипел весь белый Константин Эрастович голосом неубитого еще Микадо.
Пританцовывая, он подхватил Василису под руку, и они закружились, как
