Слово вора - Владимир Григорьевич Колычев
Паша поздоровался, но здоровяк с пирожком в руке воспринял это как оскорбление. И чуть не поперхнулся от возмущения. Переступил через скамейку, подошел к Паше, хотел что-то сказать, но повременил. Сначала прожевал, затем спросил:
– Ты чо, не видишь, занято у нас все!
Здоровый парень, щекастый, на лбу от переносицы вертикальный шрам, как будто ну очень глубокая морщина.
Паша не торопился отвечать на хамскую предъяву. Типичное мурло перед ним, оборзевшее от чувства безнаказанности. Накачал мышцы, думает, кто слабее, на того можно и наезжать. С одной стороны, в дикой природе все так и есть. Но с другой – Паша совершенно не заслуживал такого тона. И камеру он не выбирал.
К бугаю подошел второй, не такой здоровый, но не менее наглый. Под глазом синяк, резца в верхнем ряду нет, один обломок точит. Очень нехороший признак, можно сказать, вестник беды. Кто-то обидел чувака, и теперь он хочет отыграться хоть на ком-нибудь. И кажется, он уже нашел жертву.
– Как зовут?
– Паша.
– Паша с параши! – гоготнул беззубый.
– На параше будешь жить! И кричать занято! – оскалился меченый бугай.
За столом кто-то засмеялся. Запахло жареным, толпа оживилась.
– Я не могу на параше! – качнул головой Паша.
– Это еще почему?
– Я за вора!
Паша не в законе, вряд ли он имел полное право так говорить, но ведь он сказал. Потому что сама ситуация этого требовала. Ситуация, обостренная до предела. Ситуация, предлагающая бугаю только один вариант. Но меченый ничего не понял. И снова захохотал он.
– За вора он!.. Да мне по барабану!..
Паша разжал руки, сумка упала на пол. Бугай инстинктивно опустил голову и вздрогнул, увидев нож в руке у Паши. Но защититься он уже не успевал.
Паша бил быстро, но уверенно, твердой рукой. Нож вошел точно в нужное место. Меченый шарахнулся от него с выпученными от ужаса глазами. Подался назад и беззубый, он с открытым ртом смотрел на окровавленную заточку в руке Паши. И вместе с тем видел его холодный каменный взгляд. Никого сожаления в глазах, никакого страха. Как такого остановить?
– Ты на кого пасть, падла, открыл? – Паша медленно шагнул на меченого.
Тот снова шарахнулся, но на этот раз упал, сел на задницу. Хотел вскочить, но боль в животе скрутила его, он завалился на бок, заскулил. А люди вокруг стола уже на ногах, смотрят на Пашу потрясенно, никто даже не рыпается.
– Ну что стоим, чего смотрим? Кто еще на вора, подходим, получаем!
– Извини, братан, непонятка вышла! – К Паше медленно, неуверенным шагом приближался коренастый крепыш с лысой и гладкой как шар головой.
Паша кивнул. Это хорошо, что его признали. Плохо, что воспользоваться этим он не сможет. Дверь за спиной открылась, появились вертухаи. Меченого отправили на больничку, а Пашу – в карцер. Ну так для него это далеко не самое страшное наказание.
16
Человек существо хрупкое, плоть режется ножом, пробивается пулей, кости так же легко ломаются. Но в то же время человек не «груша», и, если в нем есть дух, он может дать сдачи. Это сейчас, в данный момент, Паша ничего не мог противопоставить «куму», но рано или поздно ситуация изменится, и мент получит свое. А как Паша спросит с него, своими руками зашибет или «торпеду» зашлет, начальник оперчасти пусть придумывает сам. И спрашивает себя, а готов ли он идти до конца, чтобы навсегда избавиться от несговорчивого зэка? Убить заключенного Страхова прямо сейчас или ударить в спину потом, а может, просто сгноить Пашу в ШИЗО. Но так он уже там почти полгода провел. Из тех восьми месяцев, которые оттоптал в зоне. И еще проведет. Четыре с половиной года ему осталось, и ничего, здоровье до сих пор крепкое, вечная простуда с ног пока не валит. Выдержит он, не сдохнет в ШИЗО, рано или поздно выйдет на свободу. И спросит с «кума», обязательно спросит. Если не сделает этого раньше. Есть у него уже должник, который сможет поставить мента на нож. И «кум» это знает. Он все знает, поэтому смотрит на Пашу с чувством внутреннего отчаяния.
– Не буду я работать, принципы у меня, делай что хочешь, менять их не собираюсь, – хриплым от простуды голосом проговорил Паша.
Он стоял посреди кабинета как изваяние. Здоровья после кондея хватает, но все равно ноги плохо держат, пошатывает.
– Ты не будешь, – со скрипом соглашаясь, кивнул «кум».
– Давай в кондей, надоело с тобой тут.
– Даже чаю не попьешь? – ухмыльнулся майор Жогин.
Взрослый мужик, под сорок, крупная голова, широкие скулы, нос лепешкой. Черты лица грубые, но не жесткие, и взгляду твердости не хватало. Зато хитрости в нем хоть отбавляй. И ментовская настырность – черта его характера. Раздавить Пашу, по-настоящему опустить его не решался, но штрафным изолятором просто задолбал. Впрочем, отказ от работ – нарушение более чем серьезное. Имел право сгноить Пашу в кондее.
– С тобой?!. – скривился Паша.
– Без меня ты можешь только мороженое в камере жрать. Лед со стен слизывать.
– Лишь бы тебя не видеть!
– Упертый!
– На том и держимся!
– Идейный… Корона по ночам снится?
– И днем тоже.
– А бабы?
– Только по ночам.
– Какие там бабы в Москве?
– Тебе и не снилось, начальник!
– Может, все-таки чайку? – поежился майор и потер ладони, показывая, как холодно в кабинете.
А здесь жара, если сравнивать с дубаком в штрафном изоляторе. Зима в этом году морозная. Да и в прошлом году зверствовала не меньше.
– Мороженого поем.
– Мороженое – лизать! – усмехнулся Жогин.
– Лизать ты у своей жены будешь.
«Кум» вскинулся, повел плечом, как будто хотел врезать Паше, но сдержался. И крепко-крепко сжав кулак, провел по нему пальцами.
– Я слышал, ты в Москве серьезным ворам подлизывал.
Паша промолчал, стиснув зубы. Один раз он уже прошелся по жене «кума». Все, слова закончились. Дальше только бить. Или убивать. Еще одно слово, и пусть мент пеняет на себя.
– Или подмазывал?.. Как у вас там, все на мази?
– Зима, начальник, дни короткие, дел много, а ты порожняки гоняешь.
– Слышал я про Саву, слышал, с кем он дружбу водит… Проблема одна есть, поможешь решить, в больничку тебя отправлю. Вдруг Зинуле понравишься? – гнусновато усмехнулся Жогин.
Зинуля работала в больничке врачом, весьма миловидная женщина, но не молодая, давно уже за сорок. Нормальная баба, на вид черствая, на словах грубая, а в душе добрая. И слабости к заключенным не питала, романы с ними точно не крутила. Может, Жогину не дала или кому-то из начальства, вот и гадят менты.
А в гости к Зинуле он бы заглянул. Руки у нее суховатые, но прикосновения приятные. Даже когда она иглу в вену вводила, все равно в кайф. Тепло там в санчасти, уютно, и чайку горячего попить можно. С пряниками бы. А еще лучше бутерброд с салом.
– Ну, чего молчишь? – спросил Жогин.
Паша усмехнулся, качнув головой. А чего говорить, ясно же, что ментовские проблемы его не касаются. Гусь свинье не товарищ, этим все сказано,
