Слово вора - Владимир Григорьевич Колычев
Нож он отбил левой рукой, а правой ударил. В левый бок, но не вскользь, а к центру тела. Раз ударил, другой, усатый замер, запрокидывая голову. Нож вывалился из его руки, ноги подкосились. И ус один отклеился.
Паша инстинктивно бросил нож под ноги, повернулся к метро, но скрыться в толпе не смог. Откуда-то появились менты, схватили его. Сначала скрутили, надели наручники, только затем поняли, что из него хлещет кровь.
А из толпы вышли трое, Рудик, а с ним еще два пацана из бригады.
– Эй, начальник, что за дела? – набросился на мента Миша. – На Пашу напали, я своими глазами видел!
Усач лежал на боку, руками зажимая рану, он еще дергал ногой, но уже понятно, что жить ему осталось совсем ничего. Патрульные вызвали по рации не только наряд и скорую помощь, но и фельдшера из медпункта, женщина правильно все поняла, поэтому первым делом стала перевязывать Пашу.
– Снимите с Паши наручники! – требовал Рудик.
Менты его не слушали, он настаивал. Подтянулось подкрепление, Рудика скрутили, увели. Подъехала скорая помощь, Пашу забрали, а его несостоявшийся убийца остался лежать на асфальте. За ним пообещали прислать труповозку.
Рана оказалась не очень серьезной, печень не задели, но зацепили кишечник. Жить, сказали, будет, но без операции не обошлось, Паше дали наркоз, а очнулся он уже в палате. В наручниках. На животе повязка, рука перебинтована, на запястье стальной браслет, на окне решетка, у двери вооруженный мент, сбежать нет никакой возможности. Да и желания тоже. Пашу пытались убить, есть свидетели нападения, он всего лишь защищался, ну дадут пару-тройку лет за превышение пределов необходимой обороны. На одной ноге отстоит.
Тиха уже в курсе, он знал, что делать, адвокат появился раньше, чем следователь. Впрочем, мент не зверствовал, даже не пытался пришить умышленное убийство. Посматривая на адвоката, предложил рассказать, как было дело, тщательно запротоколировал. И наконец спросил, кто мог желать Паше смерти. Записывать ничего не стал. Да и ответа на вопрос не получил.
А на следующий день появилась Зойка. Красивая, сексуальная, но уже чужая. Паша с тоской смотрел на нее. Все, закончилась его райская жизнь, впереди тюрьма и скитания по этапам. Много ему дадут или мало, в любом случае заключения не миновать.
– А я знала, я чувствовала! – взяв его за руку, сказала она.
Паша удивленно повел бровью, с подозрением глядя на нее.
– Ты же не думаешь, что это Лева устроил?
В ответ Паша лишь усмехнулся. На него напали как раз в тот день, когда Лева передал ему деньги.
– Это не он! Я мамой клянусь тебе, это не он!
– Не надо клясться мамой, – поморщился Паша. – Поверь, мы узнаем, чья это была торпеда! Это не трудно, нужно только время.
– Но Леву могут подставить!
– Кто?
– Как это кто? Да тот же Туков! Ты же знаешь, какая он сволочь.
– Разберемся.
– Разбирайся, но знай, что мы с Левой не желаем тебе зла!
– Мы с Левой? – горько усмехнулся он.
– Ну а что ты хочешь? Мне же надо как-то устраивать свою жизнь! – Зойка не просто держала его за руку, она приложила ее к своей груди. – А Лева с женой развелся, свободный человек.
– И богатый!
– Пока не очень! Но будет!
– Шкура ты!
– Я знаю, но ничего не могу с собой поделать!
Она прижалась к Паше, его пальцы коснулись ее соска. Этого ей показалось мало, она стала тереться грудью о его руку.
– Шкура ты, – уже не так жестко повторил он.
– Я буду ждать тебя из тюрьмы! – шепотом заверила она.
Паша удивленно повел бровью.
– Да, я с Левой, с ним хорошо… Но люблю-то я только тебя!
– Я ведь вернусь, – усмехнулся он, легонько сжав пальцами ее грудь. – Кричать будешь дальше, чем видишь!
– Не буду, – игриво улыбнулась она. – Я женщина почти замужняя, нельзя мне кричать под молодым и неженатым!.. Давай попробуем тихо?
Дверь в палату могла открыться в любой момент, но Зойку это ничуть не смущало. Врач мог появиться, мент или даже Чуронов, но на нее нахлынула шальная дурь, Паша точно знал, что в таком состоянии ее не остановить.
Белый халат расстегнут, юбка под ним короткая, а колготки оказались с сюрпризом. Прорезь там на самом интересном месте, а трусиков нет. Резинка на пижамных штанах такая слабая, стопор под ними, правда, окреп до неприличия, но помехой не стал. Скорее, подспорьем. С двумя вживленными лепестками, от которых Зойка приходила в форменное безумие. И которые уже потихоньку сдвинулись под кожей. Впереди маячила тюрьма, пора на перековку. Но сначала Паша до отказа набьет свою память чумными воспоминаниями. И вот Зойка уже села на него сверху…
Она вошла в раж, но крепилась, сдерживала стоны, сжав зубы. Но в самый последний момент все-таки вскрикнула. Да так громко, что в палату влетел мент. Впрочем, Зойка уже сидела на стуле, как будто ничего и не происходило.
– Гражданка Пустовойтова! Вам пора!
Зойка кивнула, поднялась и на прощание сказала:
– Помни меня! Вспоминай!.. Только меня и вспоминай!
Она ушла и больше не появлялась. Но Жанна вообще ни разу не навестила Пашу, хотя Тиха запросто мог устроить ей встречу. Ну так зачем ей это? Она исполнила свою роль, подарила Зойке повод начать новую жизнь. Паша и думать не хотел об этой проститутке.
Обвинение предъявили на третий день заключения, но в следственный изолятор отправили только на второй неделе. И то не в камеру, а в палату медчасти. Угроза для жизни миновала, но для полного выздоровления нужно время, а менты против Паши ничего особо не имели, гнобить, во всяком случае, не собирались.
На больничке он провел девять дней, никаких проблем, посылки засылались исправно, а еще Сава подогнал маляву. Вор в тюрьму заехал, любить не просим, а жаловать – без вариантов. На общак Паша заносил щедро, а потому и грев поступал исправно. В общую камеру Паша заезжал с полным хабаром. И нес он его без особых усилий, потому как рана уже не мешала напрягать мышцы. Как на собаке все заживало. И зубы у него как у пса – и рвать можно, и грызть. Вернее, один зуб, в рукаве. Менты смогли отобрать у него только одну заточку, вторую он смог унести с собой.
Он готов был постоять за себя, но надеялся, что менты определят его в нормальную камеру, где масть держат воры, где по «дорогам» ходят «кони». Сава уже сделал прогон, почта разошлась по правильным хатам, Пашу там должны встретить, как подобает, и место хорошее подберут, и под подозрением ходить не придется, а то мало ли, вдруг чмошник какой-то заехал.
Коридорный толкнул дверь, тяжелое, из железа полотно гулко ударилось о блокиратор.
– Пошел!
Паша переступал порог быстро, но без суеты, и приличия соблюдены, и вертухай в спину толкнуть не успел.
Дверь еще не закрылась, но Паша уже попал. Камера большая, шконки в три яруса, но людей еще больше, свободных мест нет и не предвидится. За «дубком» крепкие на вид парни, в спортивных костюмах, свитерах, накурено жуть. Веревки под потолком от
