Элизабет Джордж - Обман
— Конни.
— Извини, Конни.
— Рейчел, ты думаешь, я ничего не знаю? Между прочим, кто он? Он не обидел тебя? — Она села и, перекинув ленту за спину, начала ритмично натягивать ее, разрабатывая мышцы рук. На том месте, где она лежала, на линолеуме осталось влажное пятно, похожее на перевернутую грушу. — Вот что я скажу тебе, Рейчел: общаясь с мужчинами, не пытайся понять, о чем они думают, и не пытайся управлять ими. Если и ты и он желаете одного, не сдерживайте себя и получайте удовольствие. Но если кто-то из вас хочет чего-то другого, сразу же прекращай все отношения и постарайся забыть о том, что было. Но делай это весело, Рейчел, весело. И всегда помни, что нужно предохраняться, если ты не хочешь получить после любовного свидания небольшой сюрприз на ножках или без них. Опасайся таких сюрпризов. Вот по этим правилам я живу, и, как видишь, они меня не подводят. — Она с торжеством смотрела на Рейчел, словно ожидая, что дочь продолжит задавать вопросы, возникшие вследствие неопытности в женских делах.
— Ты говоришь не о том, — сказала Рейчел. — Я хотела спросить именно о душе и совести.
Победное выражение исчезло с лица Конни. Реплика Рейчел повергла ее в полное недоумение.
— Ты что, ударилась в религию? — собравшись с мыслями, спросила она. — Ведь ты разговаривала на прошлой неделе с кришнаитами? И не смотри на меня такими невинными глазками. Ты отлично знаешь, о чем я говорю. Они водили хороводы на Принцевой косе, колотя в свои бубны. А ты проезжала мимо них на велосипеде. Только не отпирайся. — И она снова принялась за упражнение для рук.
— Я не о религии. Меня интересует, что хорошо и что плохо.
Вот эти слова задели Конни за живое. Она отбросила резиновую ленту и встала. Сделав большой глоток кока-колы, она взяла из пластиковой корзины, стоявшей на середине стола, пачку «Данхилла». Не сводя настороженного взгляда с дочери, она прикурила, глубоко затянулась.
— Что же с тобой происходит, Рейчел Линн? — спросила она, вдруг превратившись в нормальную мать, чем несказанно обрадовала Рейчел. Та сразу же почувствовала себя как в детстве, когда материнский инстинкт Конни иногда все-таки пробивался сквозь безразличие к своему ребенку.
— Да ничего, — ответила Рейчел. — Я хотела спросить не о том, хорошо или плохо то, что происходит сейчас.
— А о чем же?
Рейчел заколебалась. Теперь, когда внимание матери было сосредоточено на ней одной, она вдруг засомневалась, сумеет ли мать ей помочь. Она не смогла бы рассказать ей обо всем — как, впрочем, и никому другому, — ей просто необходимо было с кем-то поговорить, поделиться, а если повезет, даже получить совет.
— Предположим, — осторожно начала Рейчел, — с одним человеком что-то случилось.
— Хорошо. Предположим. — Конни курила, придав своему лицу максимально задумчивое выражение, которое не вполне гармонировало с черными бюстгальтером без бретелек и трусиками с кружевами.
— То, что с ним случилось, достаточно серьезно, а тебе известно кое-что, что могло бы помочь людям понять, почему это с ним случилось.
— Понять что? — переспросила Конни. — И какое кому дело до того, что с ним случилось? Со всеми постоянно случается что-нибудь плохое.
— Но это действительно плохое. Самое худшее, что только может быть.
Конни, не сводя с дочери задумчивого взгляда, снова затянулась.
— Самое худшее? Дом сгорел дотла? По ошибке выбросил лотерейный билет с крупным выигрышем? Жена сбежала с Ринго Старром?
— Мне сейчас не до шуток.
Выражение лица дочери, должно быть, встревожило Конни, потому что она, пододвинув стул, села на него и, положив локти на стол, внимательно посмотрела на Рейчел.
— Ну хорошо, — произнесла она. — Что-то с кем-то произошло. И ты об этом знаешь. Так? Так что же случилось?
— Он умер. Конни охнула.
— Умер, — повторила она. — И что дальше?
— Один человек умер. И я…
— Ты во что-то вляпалась?
— Нет.
— Что же тогда?
— Мам, я же пытаюсь объяснить. Ну как ты не понимаешь, я хочу просить тебя…
— О чем?
— О помощи. Мне нужен совет. Я хочу выяснить: если кому-то известно о смерти человека, должен ли он рассказать об этом всю правду, какой бы она ни была? Я уверена, что нет необходимости делиться сведениями, если не спрашивают. Но если спросят, надо ли рассказывать, даже если не думаешь, что этим можно помочь?
Конни окинула дочь таким взглядом, словно у той за спиной выросли крылья. Затем прищурилась. Когда она заговорила, то стало ясно, что, переварив в голове сбивчивые объяснения дочери, она все-таки сумела сделать кое-какие умозаключения.
— Рейчел, мы говорим о внезапной смерти? Неожиданной?
— В общем, да.
— И это произошло недавно?
— Да.
— Здесь, у нас?
Рейчел утвердительно кивнула.
— Тогда это… — Конни, зажав сигарету губами, принялась торопливо перебирать газеты, журналы, рекламные буклеты, лежавшие на столе под пластиковой корзиной, в которой она держала сигареты. Откинув в сторону одну, другую, третью газету, она пробежала глазами по первой полосе «Тендринг стандарт». — Это? — Она показала газету Рейчел, тот самый номер с репортажем о трупе, найденном на Незе. — Так ты знаешь что-то об этом, девочка?
— Почему ты так решила?
— Рейчел, я что, по-твоему, слепая? Мне известно, что ты якшаешься с цветными.
— Не говори так.
— А что? Ведь ты никогда не делала секрета из того, что вы с Салли Малик…
— Салах. Не Салли, а Салах. Я не против того, что ты называешь это «якшаться с ними». Я против, чтобы называть их цветными. Это же невежество.
— Да? Ну тогда прошу прощения. — Конни стряхнула пепел, постучав сигаретой о край пепельницы в виде туфельки на шпильке с углублениями на заднике, чтобы класть непотушенные сигареты. Конни никогда ими не пользовалась, считая непрактичным отказываться даже от нескольких затяжек.
— Ты лучше скажи мне прямо, девочка, каким боком все это касается тебя, потому что сегодня у меня нет настроения разгадывать головоломки. Тебе что-то известно о смерти этого парня?
— Ну… Не совсем.
— Ты знаешь кое-что, но не достоверно, так? Ты с ним знакома? — Глаза Конни вдруг округлились, и она так резко ткнула окурком в пепельницу, что туфля опрокинулась. — Так именно с этим парнем ты гуляла среди летних домиков? Господи боже мой, и ты все позволяла этому цветному? О чем ты думала, Рейчел? Ты что, совсем забыла о приличиях? Об уважении к самой себе? Ты что думаешь, трахнуть и не дай бог обрюхатить тебя будет для цветного каким-то особенным событием? Нет, черт возьми, не будет. А если ты подцепишь какую-нибудь их инфекцию? Или вирус? Забыла, как он называется, энола, онкола?
Эбола, мысленно поправила мать Рейчел. Какое отношение имеет этот вирус к траханью с мужчиной — будь он белым, коричневым, черным или розовым — среди летних домиков на Незе?
— Мам, — умоляюще глядя на мать, произнесла Рейчел.
— Конни! Для тебя я Конни, заруби себе это на носу!
— Ну хорошо. Никто не трахал меня, Конни. Неужели ты думаешь, что кто-то — будь он какого угодно цвета — захотел бы со мной переспать?
— А почему нет? — взорвалась Конни. — Что у тебя не так? Да у тебя такое чудное тело, такие милые щечки, такие соблазнительные ножки, что никакой парень не откажется гулять с тобой, Рейчел Линн, хоть все ночи напролет.
Слушая мать, Рейчел видела в ее глазах отчаяние. Она понимала, что бесполезно — даже хуже, это было бы неоправданно жестоко — стараться заставить Конни признать правду. Ведь она была той самой женщиной, которая произвела на свет ребенка с таким уродским лицом. Наверное, смириться с реальностью для Конни не легче, чем ей — жить с таким лицом.
— Ты права, Конни, — сказала Рейчел и вдруг ощутила, как внезапное, тихо подкравшееся отчаяние накрыло ее, словно сетью, в которой до этого запутались все мирские невзгоды. — А с этим парнем… ну, на Незе, у меня ничего не было.
— Но ведь тебе же что-то известно о его смерти?
— Не о смерти. Но кое о чем, что, возможно, связано с ней. И я хочу знать, надо ли мне рассказывать об этом, если меня спросят.
— Кто может спросить?
— Ну, например, полиция или еще кто-то.
— Полиция? — переспросила Конни, с трудом произнося это слово неожиданно одеревеневшими губами. Даже сквозь тональный крем было заметно, как она побледнела. Не глядя на Рейчел, она сказала: — Мы деловые женщины, Рейчел Линн Уинфилд. Это во-первых, да и в последних. Все, что у нас есть — я согласна, это немного, — зависит от того, насколько хорошо относятся к нам туристы, приезжающие сюда летом, и жители нашего города. Тебе понятно?
— Конечно понятно.
— А теперь представь себе, ты приобретаешь репутацию особы, у которой что в голове, то и на языке, а значит, в ушах у Тома, Дика, Гарри — в общем, любого встречного и поперечного. Ведь проиграем от этого только мы: Конни и Рейчел. Люди будут избегать нас. Они перестанут ходить в наш магазин. Они предпочтут съездить в Клактон, где будут чувствовать себя более спокойно и комфортно и где они без опасения смогут сказать: «Мне нужно что-нибудь особенное для подарка одной даме»; говоря это, они могут лукаво подмигнуть, но будут при этом уверены, что ни об их покупках, ни об их подмигиваниях не станет известно их женам. Ты поняла меня, Рейчел? Бизнес прежде всего. И так должно быть всегда.
