Татьяна Полякова - Держи меня крепче
– Не ворчи, ты же знаешь, что они за работнички.
– Что конкретно тебя интересует? – вздохнул Артем.
– Возможно, таксист привез к дому Корзухина его старшую дочь, хотя она этот факт отрицает. Свяжись с нашими соседями, пусть перешлют ее фотографию из паспортного стола.
– И ты думаешь, таксист ее по фотке узнает? Да ни в жизнь. Он на пассажирку внимания не обращал, а фотография в паспорте – это вообще особый разговор, я, например, сам себя не узнаю. Совершенно безобразная рожа. Проводить очную ставку нет оснований, потому что нет преступления.
– Доведение до самоубийства, – буркнула я. – Это что, не основание?
– А еще надо доказать, было это самое доведение или нет. У Быстрова что в бумагах написано? Несчастный случай.
– Твоему Быстрову просто лень работать.
– Моему Быстрову каждый день по темечку стучат. У него есть дела поважнее. Допустим, девка была в городе. Вряд ли она на поезде приехала, особенно если замышляла злодейство… Кстати, поезд по расписанию приходит сюда дважды в день.
– Откуда ты знаешь?
– Откуда… теща у меня в той стороне живет, приходилось отправлять родимую восвояси.
– Ладно, друг сердечный, пассажиров я беру на себя, а ты все-таки разберись с таксистом, – еще раз вздохнула я, на том и порешили.
Убедившись, что Деду до меня по-прежнему нет никакого дела, я покинула родные стены, решив изучить списки пассажиров. Времени потратила достаточно, но не преуспела. Не было среди пассажиров утреннего и вечернего поездов женщины с фамилией Корзухина. Она могла купить билет с рук, еще проще – воспользоваться автобусом или маршруткой. Артем прав, таксист вряд ли узнает пассажирку по фотографии. Два – ноль не в мою пользу. Артем опять-таки прав, речь идет о несчастном случае, так что я зря суечусь.
Мысль об этом вызвала невольное раздражение, адресовалось оно, конечно, Деду. Я лелеяла в душе надежду, что он после моего доклада даст отбой, и я забуду про Корзухина в первые пять минут.
Упоминать Корзухина не стоило, потому что он оказался сродни черту: только о нем вспомнила, он тут как тут. Я вернулась к себе, позвонила Ритке, услышала:
– Через полчаса Дед должен освободиться.
И тут дверь кабинета без стука открылась и появился красавец-мужчина Владимир Сергеевич. Брови сурово насуплены, в голосе негодование.
– Кто дал вам право вмешиваться в мою личную жизнь? – гневно спросил он. Не знаю, чего он ждал от меня, но явно не того, чего дождался.
– Вы не могли бы выйти и попробовать зайти еще раз? – мягко предложила я. – А когда будете произносить вашу реплику, постарайтесь понизить голос и придать ей видимость вежливости.
– Это я должен быть вежливым? – чуть сбавив обороты, спросил он.
– Почему бы и нет? Вежливость еще никому не мешала.
– Хорошо, – внезапно успокоившись, кивнул он. Спокойствие это было того же свойства, что и потухший вулкан: вроде никого не тревожит, но лишь до поры до времени. В общем, оставалось гадать, надолго ли хватит его терпения.
Он вышел из кабинета, интеллигентно постучал, потом открыл дверь и спросил со всей возможной серьезностью:
– Вы позволите?
– Прошу, – ответила я без намека на сарказм. Если уж мы интеллигентные люди, сарказм неуместен.
– Корзухин Владимир Сергеевич, – представился он. – Мы с вами незнакомы, но я много о вас слышал, Ольга Сергеевна.
– Хорошего?
– Не всегда.
– Люди редко с пониманием относятся к чужим слабостям.
– Люди вообще малоприятные существа, – кивнул он. – Но я уверен, что такая красивая женщина лишена недостатков.
– Что вас ко мне привело, Владимир Сергеевич? Присаживайтесь, – вспомнив о гостеприимстве.
– Благодарю. Я узнал, что вы близко к сердцу принимаете трагедию, происшедшую в моей семье. Обращаетесь к разным людям с вопросами о моей личной жизни. Уверен, у вас самые благородные намерения, но я бы предпочел, чтобы все интересующие вас вопросы вы задали мне лично. Если вы, конечно, сможете объяснить, с какой стати я вас интересую?
– Есть мнение, что вы будете нашим следующим мэром, – туманно начала я. – Граждане хотят быть уверены: эту должность займет человек во всех смыслах безупречный.
– Несчастный случай с моей супругой лег позорным пятном на мою биографию? – поднял он брови и вообще держался молодцом.
– Вы преувеличиваете, – сказать мне было нечего, и я мысленно пожелала Деду провалиться в ад. – Думаю, есть человек, который лучше меня ответит вам на этот вопрос, – вздохнула я.
– Придется ответить, – кивнул он.
– Ага, только палку не перегибайте. Себе дороже будет. – Я опять вздохнула, и мы впервые посмотрели в глаза друг другу, в его взгляде было праведное негодование, в моем – печаль.
– Ладно, с первым пунктом разобрались, – кивнул он и улыбнулся. Такая улыбка способна растопить лед в морозном январе, а я вовсе не была айсбергом, напротив, чувствовала себя не в своей тарелке. Парень прав на все сто, нет у меня никакого права копаться в его личной жизни, у Деда, кстати, тоже.
– Мой хороший друг в таких случаях любит повторять: «Наше дело холопье», – пожала я плечами.
– Я понимаю, – вновь кивнул он. – Задавайте свои вопросы.
– А вы на них ответите?
– Искренне, вы имеете в виду? Отвечу. Во-первых, у меня нет повода что-то скрывать, во-вторых, это избавит близких мне людей от общения с вами. Ради их спокойствия я готов подальше запрятать свою гордость. Так что вас интересует?
– В субботу ваша дочь покинула клинику без ведома врачей.
– Да, так и было.
– Она встречалась с матерью?
– Нет. На автобусе она приехала в город и позвонила мне. Вика ждала на вокзале, надеялась, что я за ней приеду. Но я был на рыбалке, ее поступок счел безответственным и приказал немедленно идти домой и вместе с матерью ехать в клинику.
– Так она и поступила?
– Домой она не пошла, взяла такси и отправилась в больницу одна.
– Почему вы отправили ребенка в эту клинику, не в тот день, а раньше?
Корзухин вздохнул, потер переносицу и посмотрел на меня в некотором замешательстве. Когда он заговорил, голос его звучал почти доверительно:
– У них разладились отношения. Я имею в виду мою жену и дочь. Девочка последнее время была взвинчена, а Людмила… Людмила была слишком строга с ней. Я сам не знаю, как это могло произойти… Наверное, жена слишком часто говорила о других детях, ставила их в пример Вике, успехи дочери не замечала, а любой ее промах… Иногда мне казалось, что она несправедлива к ребенку. Мне следовало вмешаться раньше, но я сначала не придавал значения их мелким стычкам, пока вдруг… произошла ужасная сцена и… и я был вынужден согласиться с Людмилой: девочке требуется помощь психиатра. Обратился к Фельцману, своему старому знакомому, он обещал помочь. Я подумал, что Вике помощь не повредит в любом случае… это вовсе не психушка, вы же там были и все видели. Прекрасно понимаю, что просто поддался уговорам жены… в общем, мы отвезли Вику в клинику. В субботу утром мы были у Фельцмана, дочь просила забрать ее оттуда, сказала, что хочет домой, скучает… Я готов был согласиться, но Людмила настаивала, что девочке необходимо пройти курс лечения. Поэтому Вика и не хотела видеть мать.
– Почему она сбежала?
– Она же ребенок, а дети не всегда способны объяснить свои поступки. Сбежала и позвонила мне, не зная, что ей делать.
– Жена в тот вечер вам тоже звонила?
– Да. Ей сообщили о поступке Вики, звонивший не назвался. Думаю, это был кто-то из персонала клиники, хотя Фельцман уверяет, что никто не звонил. Людмила, по обыкновению, придала поступку дочери слишком большое значение. Наговорила много несправедливого в ее адрес. Я не сдержался и ответил ей… грубо ответил. Возможно, это и послужило причиной ее странного поведения в тот вечер.
– Странность – это выпитый коньяк?
– Конечно, она была абсолютно равнодушна к спиртному.
– Соседи видели такси возле вашего дома примерно в восемь вечера.
– Да, я знаю. Но ответить, кто к ней приезжал, не могу. Понятия не имею, жена ничего мне не сказала.
– Отправлять Вику в клинику после похорон матери вы не стали?
– Фельцман не настаивал, да и я хочу быть рядом с дочерью в такое время. Сегодня она пошла в школу.
– Она ведь ваша приемная дочь? – осторожно спросила я.
– Она моя дочь. И то, что ее биологическим отцом является кто-то другой, для меня ровным счетом ничего не значит.
Итак, Корзухин утверждает, что не знает, кто навестил его жену в субботу вечером, но его шофер слышал, как он сказал: «Она приезжала?», следовательно, он все-таки знает, но скрывает по какой-то причине.
– Вашей старшей дочери не было в городе в ту субботу? – помедлив, спросила я.
– Конечно, нет.
– Вы в этом уверены?
Он уставился на меня вроде бы в недоумении.
– Я бы знал об этом.
– Что, если у Инны была причина молчать?
– Какая причина? Я вас не понимаю. Она вам что-то сказала?
