Татьяна Степанова - Прощание с кошмаром
— Ждать нового жмурика, Никита, — вот что нам, кажется, остается, — эхом, словно угадав его печальные мысли, откликнулся Свидерко. — И где он всплывет — у нас ли, у вас ли… Объект посягательств у них одинаков в каждом случае: приезжие с Востока. Причем такие, к которым сторожа, даже если б мы очень хотели, приставить все равно бы не смогли. Приезжие — перекати-поле, кого и не хватится никто. Хрен знает почему, но только азиатов они отчего-то и уважают… Может, обиженные какие? Мстят за какие-то грехи на межнациональной? Только этого нам туг не хватало! А надо и эту версию проверять. Тут, глядишь, и фээсбэшники еще подключатся… Сейчас тело в морг повезут. Не хочешь лично на затылочную рану взглянуть?
12
НАРЦИСС И ЕГО БРАТ
Такими он их еще никогда не видел. Было половина пятого утра, когда они вернулись домой: Белогуров слышал, как стукнула входная дверь. Он поднялся с постели, спустился в холл-прихожую, позаботившись сначала о том, чтобы двери спальни были плотно закрыты — не хватало еще, чтобы Лекс проснулась.
В эту ночь он, честно говоря, почти не сомкнул глаз. Женька и Егор уехали около полуночи, и он ждал их — сидел в гостиной, тупо глядя сначала в телевизор, потом просто на абажур лампы, и пил коньяк. Хмурая Лекс бесцельно слонялась по дому. Ее мучило очередное недомогание, а в эти дни она, по ее словам, чувствовала, «словно ее поезд переехал». Будь она в форме, он бы сразу забрал ее в постель, забылся лучше ею, а не глушил бы как заведенный робот, рюмку за рюмкой, напряженно прислушиваясь — тормозит ли в переулке у их дома машина, не возвращаются ли Дивиторские с очередным…
Спать он поплелся лишь тогда, когда почувствовал, что коньяк переполняет его до краев, плещется внутри, как теплое полноводное озеро. Лекс уже сопела, видела седьмые сны. Раскинулась на кровати, раскрылась. Он не позволял ей спать в ночных рубашках, любил чувствовать у себя под боком это нежное тело, эту пухлую мяконькую плоть, шелковистую кожу. Но сейчас по причине своих девичьих проблем Лекс напялила на себя смешные панталоны. Они придавали ее сонному облику что-то клоунское и непристойное. Он прикрыл девочку простыней, отодвинулся на самый край кровати. Спал тревожно и плохо. А потом очнулся, заслышав шум в прихожей.
Первое, что его насторожило, когда он увидел Дивиторских, — шальные, испуганные глаза Егора. Парень был в той, выездной (как он ее называл) одежде, он Молча и стремительно прошел по коридору и заперся в ванной. Белогуров услышал, как его рвет над раковиной. Так уже бывало: у Егора был слабый желудок. Его тошнило и выворачивало наизнанку от страха с тех самых пор, как с ним произошел тот несчастный случай на арене. Потом за дверью ванной загудела вода. Его брат, это Создание, как звал его Белогуров, напротив, был вял и медлителен. Даже как-то чересчур медлителен. Предварительно постелив на пол прихожей пластиковый чехол (такие чехлы теперь постоянно висели в прихожей в шкафу-купе), он начал неторопливо разоблачаться до плавок. Потом сложил все вещи на полу горкой и закатал в пластик. Выполнения вот такого странного ритуала по возвращении жестко требовал с него сам Белогуров. Хотя Чучельник и работает на месте всегда очень чисто, но были случаи, когда на его выездной одежде оставались следы крови. Однажды он даже замарал ею обивку кресла в гостиной. С тех пор Белогуров не пускал его в таком виде дальше прихожей — пока не разденется и все за собой не уберет.
Сброшенную одежду, а иногда и обувь (если она была не особо запачкана), срочно стирали в машине. Если же отстирать ее было уже невозможно, то ее на следующий же день вместе с прочим мусором и отходами вывозили в пакетах куда-нибудь за Кольцевую и тщательно закапывали. Белогуров лично настоял на таком железном порядке: экономить на барахле не стоило, ибо в случае чего непредвиденного экономия могла дорого им обойтись.
Белогуров смотрел на кучу тряпок у ног Создания. Кроме этого узла, должен быть еще один — пластиковый черный пакет, специальная, непромокаемая тара… Но на полу больше ничего не было.
— Что произошло? — хрипло спросил Белогуров. Он еще плохо соображал — внутри плескалось и перехлестывало через край коньячное озеро. — Почему вы пустые? Снова что-то не так?
Из ванны вышел Егор — уже в махровом халате. Мокрые волосы — в кольцах кудрей, капли воды на коже. А глаза по-прежнему шальные, странные.
— Нас едва не застали там, — сказал он. — Все было готово, мы почти все сделали, а там.,. Какую-то падаль" вдруг туда поднесло.
— Куда? Куда поднесло? Кого? — Белогуров чувствовал: Вот-вот сорвется на сиплый истерический крик, хотя и сдерживается изо всех сил. Но этот остекленевший страшный взгляд Егора Дивиторского, в котором застыл один лишь животный испуг, выносить было не просто…
— На свалку. Мы его на свалку привезли в Солнцево. Там так тихо, — это произнес Женька Создание. И неожиданно потянулся всем телом, хищно, словно разминая затекшие мускулы, вскинул руки, коснувшись пальцами дверной притолки. На груди его надулись бугры мышц. — Он сюда с Ташкента вроде приехал, а жить негде. Мы его на Казанском возле бильярда встретили, где игровые автоматы: Егор его просто очаровал. — Создание говорил на удивление связно. Белогуров давно заметил, что обычно молчаливый и заторможенный Женька после таких вот ночных возвращений словно бы оживал. На щеках его играл румянец, глаза как-то блаженно туманились, а во всем теле — сытом теле молодого животного, телепрекрасно развитого физически недоумка с ущербными мозгами (словно природа, истратив все свои генетические запасы на эти великолепные плечи и торс, поскупилась на дополнительные извилины) — чувствовалась какая-то сладострастная истома.
— Он выпил. А Егор ему еще купил в кафешке. Потом мы ему и пива взяли, — продолжало повествовать Создание, словно смаковало слова на вкус. Сам же Егор молчал. А именно его объяснения и хотелось сейчас слышать Белогурову; — Он нам подходил. Кожа чистая, ни угрей, ни шрамов, волосы густые… Я его сначала хорошенько рассмотрел. Сказал, что он может переночевать у нас на хате. У нас никого — только мать… А он пьяный был, в машине плакал даже, говорил — живем мы очень хорошо в Москве, весело. Остаться хотел. И я ему пообещал, что останется… — Создание, цепко ухватившись за притолоку, вдруг гибко подтянулось. Далее Женька говорил, чередуя слова с подтягиванием, словно ему необходимо было немедленно израсходовать бьющую через край энергию. Белогуров уставился на эти странные акробатические номера — он по-прежнему мало что понимал. Он не видел, что за его спиной Егор с тревогой не спускает глаз с лестницы, ведущей на второй этаж. О, он-то сразу усек, отчего Женька Чучельник начал так взбрыкивать и играть мускулатурой. Только этого еще сейчас тут не хватало!
— Егор и повез нас. Куда-то далеко-о… — Создание перевело дух. — Я его потом за шиворот вытащил, он легкий. Сказал — дома мы уже. Я все старался сделать; правильно. Очень-очень старался. Волосы у него были густые, я даже потрогал — такие густые, как коса у… Я уже хотел начинать работать дальше, а они вдруг закричали на нас из кустов.
— Кто, закричал? — Белогуров спросил это очень тихо.
— Я не видел. Какие-то люди. Дядьки.
— Ты не видел. А они вас видели?
— Да. — Создание безмятежно улыбнулось.
— И они видели все.., с самого начала?
— Иван, погоди, мы.., мы действительно там огромного дурака сваляли, не проверили сначала, но.., но они далеко от нас были, там ни один фонарь не горел, только луна… Они нас не узнают, Иван, ни при каких условиях. — Егор говорил это твердо, быстро, словно сам себе зубы заговаривал, успокаивая, но по его остекленевшему взгляду, где все еще так явственно читалось «нас застукали, все пропало», было видно: сам себе он не верит.
— Они видели меня. Егор был в машине, — простодушно сообщило Создание. — Мне пришлось все бросить. Но я не испугался. Я вообще никого не боюсь. — Последнюю фразу он выдал как-то особенно вызывающе и строптиво, устремив взгляд через голову Белогурова куда-то на лестницу.
Белогуров оглянулся. Наверху, на самой последней ступеньке, стояла Лекс — Господи, они все-таки разбудили ее. Она накинула на себя его рубашку, но та была ей мала, расходилась на груди, едва прикрывая соски. Именно туда и смотрел сейчас Женька, этот полоумный Чучельник, это Создание, а точнее, ошибка природы.
Белогуров вздрогнул, что-то невыносимо гадливое, подобно нечаянно проглоченному таракану, ощущая в горле, и вдруг неожиданно для самого себя.., со всего размаха ударил Чучельника кулаком в лицо. Секунду он еще ничего не видел перед собой — точно это его так вот звезданули между глаз: лишь плыла, ворочалась, плавилась ярость, пропитанная коньячными испарениями. Ярость, копившаяся в душе так долго, а теперь прорвавшаяся наружу, как гнойный нарыв.
Он слышал сдавленный хрип Женьки, подавившегося кровью из разбитой губы, и сердитый и испуганный окрик Егора:
