Владимир Колычев - Невеста мафии
Я спустился, вышел из подъезда, отошел подальше от дома, глянул на него со стороны двора, не сразу, но заметил темневшую на фоне белой стены пожарную лестницу. И еще я видел межэтажный карниз, по которому можно было добраться до ближайшего балкона на втором этаже.
Правда, нижняя перекладина пожарной лестницы находилась метрах в двух с половиной от земли, и дотянуться до нее я мог бы только в отчаянном прыжке. Но прыгать я не мог. Зато у меня была палочка, которая однажды уже стала моей выручалочкой. И сейчас мне представилась возможность проверить ее на прочность.
Я зацепился ею за лестницу, повис на ней. Убедившись, что палочка выдерживает массу моего тела, я с помощью одних только рук оторвался от земли, мало-помалу поднялся на них до нижней перекладины, ухватился за нее, подтянул к ней здоровую ногу, влез на лестницу всем телом. Была мысль бросить палочку, но я вовремя одернул себя и сохранил ее при себе. И она мне пригодилась. Карниз оказался слишком узким, но, зацепившись палочкой за железный прут, я относительно легко дотянулся до самого балкона.
Он был без остекления и ничем не отличался от балконов сверху. Видимо, руководство «Эдельвейса» не желало афишировать, что второй этаж дома стал приобретением клуба. В чем здесь причина – это я и хотел выяснить.
Я перебросил тело через перила и опустился на пыльный и загаженный голубиным пометом пол. Судя по всему, сюда действительно давно никто не выходил. И окно, в которое мне чертовски хотелось заглянуть, изнутри было забрано решеткой и вдобавок наглухо зашторено. На занавеску изнутри падал свет, но то, что происходит за ней, видеть я не мог. Хоть бы тень какая мелькнула. Тень девушки, танцующей перед клиентом или даже под ним. Зато я отдаленно услышал красивую медленную мелодию. Селин Дион исполняла свою знаменитую балладу из «Титаника». Насколько я знал, под такую музыку стриптиз не исполняют. Но под такие ритмы хорошо возлежать в объятиях красивой девушки после бурной встряски.
Я не стал дожидаться, когда откроется одно окно, и, перегнувшись через перила, попробовал заглянуть в следующее. Но и оно было зашторено.
Я уже задал себе вопрос, не пора ли мне обратно, когда заметил скобу, торчащую между двух окон. Я мог бы зацепиться за нее палочкой и протащить свое тело дальше по карнизу. Так я и поступил. Но, видимо, слишком резко перемахнул через балкон, поэтому промахнулся ногой мимо опоры и рухнул бы вниз, если бы изгиб палочки не зацепился за скобу. А так я просто повис, болтая ногой в воздухе.
Именно в это время снизу послышались голоса. Сила тяжести, схватив меня за ноги, упорно тащила вниз, и я боялся шевельнуть головой, чтобы палочка не выскользнула из зацепа. Еще я не хотел привлекать к себе внимание, поэтому замер в позе водосточной трубы, пока шумная компания не прошла мимо. Тогда я попробовал поставить ногу на карниз и едва сделал это, как слева от меня открылось вдруг окно, к которому я как раз и стремился.
– Хоть воздухом подышать, – услышал я монотонно прозвучавший женский голос.
Казалось, его обладательница разговаривает с кем-то, но ответа я не услышал.
– Хорошо, – повторила женщина таким тоном, как будто на самом деле ей было очень плохо.
Я подтянулся на палочке, но из-за порывистого движения она все-таки выскользнула из своего гнезда. К счастью, моя рука была поднята достаточно высоко, чтобы я смог зацепиться за скобу. Правда, палочка полетела вниз и с гулким стуком упала на бетонную отмостку дома.
– Кто там? – голосом, лишенным тревожных эмоций, спросила женщина.
Казалось, ей все равно, что происходит рядом и внизу, просто нужно было как-то отреагировать на шум, поэтому она и подала голос.
Я уже видел, что одна половина окна распахнута настежь, но в зарешеченной комнате за ним свет не горит. Одной рукой я крепко держался за скобу в стене, а другой дотянулся до решетки в окне.
Пока я перемещал тело к окну, мне все казалось, что к руке приложат что-нибудь горячее – раскаленный утюг, например, или паяльник. Но ничего такого не произошло, и я смог наконец заглянуть в комнату и увидеть женщину, стоявшую за решеткой. Вернее, это была девушка, причем потрясающе красивая. Во всяком случае, такой она казалась мне в свете уличных фонарей, который падал на нее со стороны окна. Другого света в расшторенной комнате не было.
– Ты кто такой? – без всякого страха, но и без особого любопытства спросила она.
– Бэтмен, летаю тут от нечего делать.
– А-а, Бэтмен, – с улыбкой недоразвитого ребенка отозвалась девушка. – Где-то я это уже слышала.
Она была в спортивном костюме, куртка которого была застегнута под самое горло. Волосы стянуты в хвост на затылке, косметика на лице отсутствовала. И при всем при этом она была чертовски хороша собой.
– От кого? – насмешливо спросил я.
– Не помню, – всерьез ответила она.
– А ты попробуй вспомнить.
Надо сказать, я чувствовал себя достаточно комфортно. Ноги на карнизе, руки крепко держатся за прочные прутья решетки, с боков и с тыла никто не подпирает, спереди не атакует – если не считать пьянящего очарования женской красоты, от которого слегка немели пальцы рук.
– Не хочу вспоминать, – покачала она головой.
– Почему?
– Лень. Да и зачем?.. Ты что здесь делаешь? – почти без интереса спросила она.
– Я же Бэтмен. А Бэтмены обычно спасают людей.
– Ты хочешь спасти меня?
– А надо?
– Не знаю.
На какое-то мгновение она задумалась, соображая, нужна ей помощь извне или нет, но нежелание напрягать извилины очень быстро разгладило ее лоб. Или она по своей природе такая ленивая и глупая, или ее чем-то накачали. Я больше склонялся ко второму.
Я всматривался в темноту за ее спиной, пытаясь уловить посторонние звуки, но, судя по всему, в комнате она была одна. Но в щели между дверью и полом я видел полоску света. Возможно, это помещение выходило в коридор, и вряд ли там не было людей.
– А от кого тебя нужно спасти? – спросил я.
– Не знаю… Мне здесь хорошо, – монотонно-заученно и совсем неубедительно сказала она.
– А где твои родители?
– В Самаре.
– А ты почему здесь?
– Потому что здесь у меня работа.
– Ты сама захотела здесь работать?
– Нет, не хотела… Но сейчас хочу, – будто спохватившись, добавила она.
– Ты сама сюда приехала? – наседал я.
– Нет, меня привезли… Но сейчас я сама хочу сюда приехать, – логически несогласованно сказала девушка.
– Ты уже здесь. Тебя уже сюда привезли…
– Да, и мне здесь нравится, – в ее словах звучала робкая и фальшивая радость, а в глазах я видел натуральную тоску.
– Тебе здесь нравится, потому что тебя научили так говорить.
– Ты кто такой? Ты что здесь делаешь?
В ее взгляде я увидел слабо выраженную, но все же тревогу. Ее нужно было сбить с толку, и для этого, как мне казалось, не стоило выдумывать что-то выдающееся.
– Как тебя зовут? – просто спросил я.
– Эльза.
– А как мама звала?
– Лиза.
– Для мамы ты Лиза. Для мамы, которая любит тебя и ждет. А для кого ты Эльза? Для тех, перед кем танцуешь?..
– Я танцую?.. – на мгновение задумалась девушка. – Да, танцую… Я дарю людям радость…
– Ты даришь им радость, а они зовут тебя Эльза. Ты даришь им радость, а они пользуются тобой. Ты даришь им радость и что за это получаешь?
– Что я за это получаю?.. – в заторможенном каком-то раздумье спросила Лиза. – Я получаю их самих.
– Кого их?
– Мужчин… Это не они, это я пользуюсь ими… Мне нравится пользоваться ими… Хочешь, я покажу тебе, как это мне нравится?
Ее глаза светились какой-то потусторонней страстью. С таким взглядом, как у нее, мифические сирены зазывали к себе моряков, обещая усладу, чтобы затем убить их…
Девушка подошла ко мне, расстегнула молнию на куртке, развела в стороны полы, обнажив совершенной формы и упругости бюст. И трепетно сощурила глаза в предвкушении удовольствия.
– Прикоснись ко мне. Я хочу этого.
– Ты этого не хочешь, – мотнул я головой.
– Почему не хочу? – удивленно распахнула она глаза.
– Потому что мама не велит… Мама не велит, а кто-то заставляет. Кто тебя заставляет? Наркотики? – вспомнив Татьяну Зуйко, спросил я.
– Наркотики?! – едва выраженно возмутилась она. – Кто тебе такое сказал?
– А разве нет?
– Он сказал, что я сама этого хочу… Сказал, что мне нравится здесь… И что я должна быть лучшей… А я лучшая… ты должен знать, что я самая лучшая…
Казалось, она не говорит, а бредит наяву. На поверхности – тонкий слой пластикового сладострастия, под ним пустота, и только в глубине глаз – своя жизнь, в которой я для нее ничего не значил.
– Кто тебе такое сказал?
– Не скажу, – едва заметно качнула она головой.
– Почему?
– Потому что нельзя… Потому что меня накажут, – испуганно всколыхнулась она.
Настоящий страх смыл фальшивую пленку с ее глаз. Лиза судорожно застегнулась под самое горло.
