Кирилл Казанцев - Волчара выходит на след
Потихоньку отошел в сторону. Перешел на какое-то чисто формальное общение с сослуживцами, стараясь все же не спускать с лица привычную маску добродушного проныры. Но близко к себе больше никого не подпускал.
Перевод в Зареченск стал и причиной, и следствием.
Отношения с новыми коллегами принялся строить по старому принципу. Да они с легкой руки его предыдущего начальства (земля, как известно, слухами полнится) были заблаговременно предупреждены, что у их нового важняка тараканцы в башке. Знали уже – кого к ним занесла нелегкая. Потому не слишком липли, в друзья не набивались. Сразу же приняли предложенную им дистанцию. Исключением стал только Сашка Комов, чем-то напоминающий Сазонову себя самого в молодые годы.
Но что-то надломилось в груди. Утратил пыл. Не так, чтобы совсем опустил рукава. Старался все еще работать на совесть. Но не было уже внутри того былого дикого азарта идущего по следу сыскаря. Был да весь вышел. Истаял. Испарился. Теперь бы до пенсии досидеть. Добить, доплести до «безупречной».
Дело Мостового неожиданно всколыхнуло. Нет. Не сразу. А только тогда, когда замаячил впереди потенциальный подозреваемый. Не был! Не был он таким, как все эти остальные бесконечной чередой идущие перед глазами уродливые уголовные хари, испитые тупые типы без всякого царя в голове! Уже почувствовал – интуиция о том кричала в полный голос.
И поначалу формальное расследование этого вне компетенции упорно отторгаемого нутром дела постепенно приобрело для него абсолютно иной оттенок. На вопрос – почему у него вдруг появилось стойкое желание непременно добраться до этого народного мстителя – он еще не был готов ответить. Но уже точно знал, что обязан до него добраться. И уже не для того, чтобы просто тупо упрятать его за решетку…
«Предостеречь?.. Помочь, хоть чем-то?» Он еще не до конца понимал. Не мог еще сказать… «Главное – найти!.. Найти его раньше всех этих гадких скользких сволочей!»
АНДРЕЙ
Двое дюжих пэпээсников выволокли его из столовой, без лишних сантиментов – как мешок с картошкой. Запихнули в обезьянник, отвесив по ходу дела по паре звонких оплеух. По их недовольным сморщенным физиономиям было понятно, что они уже давно изнывают от желания закончить эти детские забавы и начать обработку клиента по полной программе.
Старый, перемятый и порядком изъеденный ржой милицейский «уазик», долго и нудно погудев стартером, вдоволь начихавшись, наконец завелся и тяжело, хрипя от натуги, словно под завязку загруженный неподъемными бетонными плитами, тронулся с места.
Мостовой завозился, пытаясь получше устроиться на неудобной высокой, узкой и горбатой скамейке, покрытой изрезанным в клочья черным дерматином. Пришлось пригнуть голову, чтобы она перестала ежесекундно тыкаться в низкий потолок, и глаза его невольно приросли к неимоверно грязному, сплошь заплеванному и заблеванному полу.
Сложившаяся ситуация была банальна до неприличия, но это нисколько не облегчало его положения. По известным причинам он не мог светить квартиру Славкина, где остался его паспорт. А без паспорта процедура установления личности могла затянуться надолго. Мало того, как только его пробьют по компьютерной базе данных, тут же станет известен адрес, по которому он прописан. И если зареченские менты уже обнаружили труп и это попало в сводку, запросто и у здешних пинкертонов могут возникнуть к нему очень нежелательные каверзные вопросы. Саня же никак не мог за пять минут оттащить его от дома на значительное удаление.
Оставалось только одно – по-быстрому откупиться. Но, подумав об этом, Мостовой невесело усмехнулся – и к бабке не ходи, что уже через пять минут после прибытия в ИВС он не будет иметь в карманах ни одной копейки. Эти ушлые ребятишки в комбезах пэпээсников и без всяких интересных предложений с его стороны моментально избавят его от всего лишнего.
На выезде из жилого городка «уазик» неожиданно затормозил. Послышался скрип открываемой дверцы. Мостовой прислушался и определил, что старший наряда с кем-то разговаривает. Ему даже показалось, что он услышал знакомый голос.
Через минуту распахнулась дверца обезьянника. Мостовой недоуменно воззрился на улыбающегося во всю щеку мента.
– Ну, что сидим? – сказал командир экипажа пэпээсников. – Тяни грабли, счастливчик, – сниму наручники.
– Я что?! Свободен? – все еще не веря в свершившееся избавление от дальнейших неприятностей, растерянно пробормотал Андрей.
– Да, как сопля в полете. У пострадавших нет к тебе никаких претензий. А нам с тобой возиться – лишний головняк. Все. Давай быстрей. Шевели батонами. И пакеты свои не забудь, чтоб потом не пел, как мы тебя разули. Давай-давай. Пошел мухой, пока я не раздумал.
«Уазик» скакнул с места, как бодливый бычок, и, оставляя позади клубы едкого черного дыма, исчез за намертво приросшей к направляющим полуоткрытой створкой ворот КПП. Мостовой поднял глаза и схлестнулся взглядом со старым знакомцем – кривоногим крепышом, недавно пославшим его в нокдаун.
– Ну что, паря? Давай кони наводить[43]? – жизнерадостно брякнул ханыга и протянул Андрею смуглую с набухшими венами квадратную ладонь. – Меня Семой кличут.
Никаких коней, безусловно, и прочих верблюдов с ослами, Мостовой с ним наводить не собирался. Потому его протянутую руку легко проигнорировал. Надо было поспешить домой, где давно заждался его Семеныч.
– А вот зря ты так со мной, – урезонил потенциальный корешок. – Не я – так в большую б жопу угодил.
– По вашей милости, между прочим.
– По нашей – не по нашей, а очко б тебе менты порвали. До горляки бы прочистили. Не будешь спорить? То-то же. Так что финти – не финти, а движок[44] ты мой. Факт… Ты чё думаешь? Они тебя так просто отпустили? Да хрен там. Придется мне ему еще на жало капнуть[45]. Не без того.
– Ну, ты даешь, блин! Нахальство – второе счастье? – изумился Мостовой. – Кончай мне это гнусное вымогалово. Держи вот штуку и отвалил в сторону.
– Отвалить-то можно, – обиженно ответил корешок, не обращая внимания на жидкий откуп. – Только и ты не забудь, что я на тебя заяву в любой момент могу ментам подкинуть. Как-никак, а в месилово ты первый влез. И свидетель тому реальный есть.
– Да что тебе нужно, в конце концов?
– Ничего особого. Хочу по-человечьи чтоб. Пошли ко мне. Посидим, обкашляем. А вдруг какая тема общая найдется? А нет – так нет.
– Какая, к черту, тема? – машинально спросил Мостовой, усиленно соображая: «А может, действительно, потратить на этого козла еще полчаса, чтобы окончательно отвязался? И что он вообще задумал? Решили совсем карманы вывернуть? А может, они с ментами в доле? Это ж, конечно, гораздо безопаснее – раздевать лохов на какой-нибудь малине, а не в ИВС? Понятное дело!»
– Да ты не дрейфь, – мигом просек его мысли Сема. – Не собираюсь я тебя до дна трясти. Зуб даю. Сказал же – посидим, помекаем. Кирять не хочешь – пивка соснем и разбежимся. Ну, так как? Лады? – И снова протянул Андрею свою квадратную клешню.
– Полчаса, – отрезал Мостовой.
– Вот это разговор! – засветился от прухи Сема. – Вот теперь гони свою штуку, паря, за пивком сгоняю. Я мигом. Постой, подожди.
Глядя в сильную покатую спину поспешающего в столовую Семы, Мостовой продолжал напрягать мозги: «Так что же все-таки им от меня-то нужно? Решили добить подлянку или действительно тему ищут? Соваться к ним в берлогу – дурь, конечно, полная, но как по-другому снять возникшую проблему без последствий? Придется, видимо, идти».
Получив короткую передышку, Андрей снова вернулся к размышлениям по поводу своего странного, до крайности неправильного задержания. Картинка складывалась до предела мутной. Уж очень все это было похоже на хорошо отрепетированный спектакль. И поражающая оперативностью реакция ментов на мелкое, незначительное происшествие. Обычно – не дозвонишься. И какая-то совершенно необъяснимая лояльность по отношению к участникам драки. Зачем чудить-то? Забрали бы всех скопом, как обычно, и все тут! И странная неопытность старшего наряда – даже не попытался выяснить личность зачинщика драки. А это чаще всего делается сразу же после того, как на руках задержанного защелкнутся наручники. Да и зачем вообще отпускать, если этот кривоногий ханорик дал ему недвусмысленно понять, что у меня явно есть чем поживиться?
Вопросов у Мостового было много. Очень много. Но только некому было пока их задавать…
– Да ты проходи, не парься, – приветливо пробасил Сема. – И пакеты сбрось. Никто их не укусит[46]. Проходи в комнату.
Мостовой шагнул за порог и брови его от удивления полезли вверх. Вместо замызганного бичевского притона он увидел не слишком дорого обставленную, но сияющую идеальной чистотой квартиру. Аккуратные коврики на полу. На них – ни ошметка грязи, ни пылинки. Нигде ничего не валяется. Все на своих местах. Одежда – на длинной вешалке в открытой нише. Обувь – рядком внизу. Два добротных новых пуфика – по краям. Недешевый матовый светильник на тонкой ножке.
