Кирилл Казанцев - Волчара выходит на след
Распределение. Приморье – Спасск-Дальний.
И первое дело – как будто вчера.
Зверское преступление. Тогда еще – мороз по коже!
Убит и изнасилован ребенок! Двенадцатилетняя девочка! Квартира, где это произошло, умышленно сожжена дотла. Следов – никаких. Тонкая-тонкая ниточка.
Работали с напарником, таким же зеленым следаком Серегой Агутиным (пришел в прокуратуру на год раньше), круглосуточно. Уже в каком-то сомнамбулическом тупом ожесточении. И размотали! Все-таки нашли подонков. А потом – как обухом по темечку!
Один из адвокатов не явился на судебное заседание к моменту предъявления обвинения. Забыл? Не захотел? А черт его знает! Никаких противоречий в деле не было, однако судья посчитал, что нарушено право на защиту. Было обидно до соплей, ведь уродам этим, естественно, глубоко наплевать было на то, сколько их гнилых защитников присутствует в зале.
Но все обиды вовремя отбросили, пустили побоку. И снова впряглись. И довели до победного. Добились того, что оба подонка все-таки получили по заслугам.
Прошло еще немного времени, и осознал, ощутил себя доподлинно человеком системы. Грозной и сокрушающей, способной запросто, легко перемолоть любого… И это уже было покруче пистолета под мышкой. Намного, на порядки круче!
Трудно, очень трудно удержаться от соблазна расправиться с любым тебе лично не симпатичным типом. Пусть только вздумает по дури вскипишнуть. Копнуть поглубже никогда не поздно. А если нужно, то и с помощью старших коллег легко и просто натравить на неугодного ментов, налоговиков, пожарную инспекцию, СЭС. Да мало ли кого! Любого – из системы.
Очень трудно не играть по-крупному в преферанс[42]!
И как трудно, чертовски трудно при всем этом не забыть, ради чего и ради кого, в конце концов, работаешь! Не превратиться в обыкновенного злобного цепного пса.
Женитьба. Четыре года в браке. Опять четыре, как и в вузе, но только теперь уже – форменный кошмар! Дрязги, дрязги, дрязги. Ссоры – без конца. Потому, что «не хватает». Потому, что «мало берешь». И не только. Уже из-за каждой мелочи, по любому поводу, по пустякам. С непреходящим сталистым привкусом во рту.
Развод – как полное облегчение. Как настоящая награда за долготерпение.
Учился настойчиво и ежедневно. Усиленно и безо всякого апломба перенимал опыт у старших товарищей. Вырабатывал в себе умение нестандартно мыслить, точно сопоставлять разрозненные неоднородные факты, выдвигать неожиданные версии, разрабатывать надежные многоходовые комбинации, с математической точностью предсказывать дальнейшее поведение всех проходящих по делу фигурантов. И много, очень много чего другого, необходимого каждому следаку, как хлеб.
Пять лет на должности – почти без всяких заковырок. И больше ни одного возвращенного дела! Ни одного оправдательного приговора! Один раз даже рекорд своеобразный – умудрился предъявить обвинение сразу по двадцати трем статьям Уголовного кодекса! Со всеми коллегами – ровные, нормальные взаимоотношения. Уже, казалось, в доску свой.
Это дело трещало по швам и сыпалось. Но извернулся, исхитрился его по кускам собрать и сшить… Но одним из заказчиков двойного убийства оказался один из местных воротил с очень обширными и серьезными связями.
Предупредили дурака и изнутри, и извне – не суйся. Не шали. Закрой глаза и шустро выведи человека из категории. Но на этот раз как будто бы шлея под хвост попала! В башке замутило! Закусил, идиот, удила! Вынес постановление об аресте, как и учили, как обычно в этих случаях, основываясь на косвенных уликах. Упек фигуранта в ИВС. Через верхнюю губу, распираемый диким самомнением, разъяснил ему его права и даже, проявив любезность (знай, мол, наших!), позвонил его сыну, передав пожелание отца иметь в адвокатах конкретное лицо. Что тому причиной было? Помутнение в мозгах? Или то обстоятельство, что грозный прокурор в тот момент в отъезде был и за него оставался простой и покладистый важняк Иван Спиридоныч? Да какая разница?!
И ушлый маститый адвокат уже через час пригребся в изолятор. А через пару часиков подал жалобу на имя прокурора, в которой значилось, что наглый и нахрапистый следак Андрей Сазонов «грубо нарушил закон, путем угроз (шприцом «со СПИДом») склоняя подследственного к даче заведомо ложных показаний».
Последствия не замедлили сказаться. Тут же принялись с подачи Ивана Спиридоныча, вдруг растерявшего всю свою отеческую снисходительность, дотошно вычитывать и выписывать.
А через день вернувшийся прокурор с порога дал указание срочно передать дело другому следователю – тому же Сереге Агутину, с которым когда-то пять лет назад в диком азарте проводили свое первое серьезное расследование. И тот, с легкой начальственной руки, еще не успев даже формально принять дело к производству, понесся освобождать «уважаемого человека», принадлежность которого к касте сделала его неприкасаемым. И уже к обеду следующего дня дело было закрыто и благополучно сдано в архив.
Пожалели несмышленыша. Простили. Не стали ломать хребет через колено. Адвокат, по просьбе истца, жалобу отозвал.
И все вроде бы пошло по-прежнему. Опять встало на свои места. Но это только внешне. На самом деле отношение к нему коллег резко переменилось. Стали коситься на него, как на зачумленного.
Теперь уже в его руки не попадало никаких резонансных, да и вообще никаких мало-мальски серьезных дел, за которыми, хоть на какой-то отдаленной перспективе, просматривались уши неприкасаемых. Оказанное ему доверие он совсем не оправдал…
Да и черт с ним! Да и не нужно! Да так даже лучше. Неизмеримо легче! Не надо уже так тщательно смотреть себе под ноги, боясь наступить на чью-то жирную мозоль, идти напопятную, рискуя при неудачном раскладе угодить за решетку за пособничество. Теперь можно спокойно впиваться, вгрызаться в новые дела, не боясь сломать на этом зубы. Надо же кому-то и честно «палки рубить».
Никаким тупым правдолюбцем, конечно, не был. Сам не мараюсь – и ладно. Что до других – закрыть глаза не сложно. Это в конце концов – здоровый умный компромисс. Существуют непреложные правила игры. Они незыблемы. И только законченный идиот стучит башкой в глухую стенку. Главное – убедить сослуживцев в своей полной и осмысленной лояльности.
И удалось. Убедил по прошествии времени. И даже не слишком долгого. Всех – сверху и донизу. Нет, мужики, не сумлевайтесь, не беспокойтесь за ради бога: я вам мешать совершенно не буду. Не буду лезть куда ни попадя, что-то там по углам высматривать и вынюхивать, не буду собирать на вас никакого убойного компромата, чтобы по случаю припереть к стенке или доказать кому-то там, какой я чистый и пушистый. Тащите спокойно все, что под руку подвернется, гребите откупного, сколько можете. Уничтожайте улики и нудную писанину еще встречающихся в природе честных оперов, расследуйте делишки узко и узенько, грешите подлогами и прочими бяками, отказывайте, не углядывая никакого криминала, ошалевшим от горя истцам в возбуждении «по отсутствию признаков состава преступления». В общем… и в частном – кто во что горазд.
А еще через пять лет стал действительно неплохо котироваться. Стала за ним постепенно закрепляться прочная слава мастера красивых расследований, умеющего быстро и качественно разгадывать самые запутанные головоломки, домысливать картину произошедшего преступления ярко и зримо, а оформлять документально – убедительно и просто. Он научился, задавая подследственному простые, кажущиеся совсем нелогичными вопросы, вынуждать его к даче исчерпывающих признательных показаний. Научился путем несложной внешней мимикрии располагать к себе любого сидящего перед ним человека. И должность помощника прокурора была его заслуженной следующей ступенькой.
Когда же подошла к концу следующая ударная пятилетка его безупречного служения на поприще, начальство разглядело в нем и неплохие задатки толкового руководителя. А это уже была совсем другая песня. Совсем другой коленкор… Так и вышел в свет важняк Андрей Степанович.
Но тут нахлынули лихие годы. Страна рухнула, как подкошенная. И тут же, в одночасье, начали меняться правила игры. Они становились все жестче и жестче. А потом… Потом пришел момент, когда никаких правил и вовсе не стало. Да и игры как таковой – одно сплошное повсеместное кидалово. Но ведь на это не подписывался?!
И скоро уже совсем невмоготу стало смотреть телевизор. «Что Он там несет?! Опять это «детско-советское»: «Если кто-то кое-где у нас порой»?! Какое, к черту, «кое-кто» и «кое-где»?! Да уже везде и поголовно!!! Нет больше ни суда, ни прокуратуры, ни нормальных ментов, нет больше ни одного кристально чистого чиновника! Все до единого – в густом дерьме по уши!»
И люди кругом начали на глазах меняться. И коллеги – естественно. С ними больше не о чем было говорить. Одни только деньги, деньги, деньги.
