Владимир Першанин - Золото прииска «Медвежий»
Мертвый прииск и мертвый лагерь…
Поднявшись с рассветом, я закрепил на металлических штырях весла и принялся дотесывать руль. Вскоре ко мне присоединился Ваганов. Его пошатывало от слабости, но чувствовал он себя лучше, чем вчера.
— Ногу посмотрим? — предложил я.
— Потом, — отмахнулся Ваганов. — Давай топор, у меня не хуже получится.
— Слушай, я дойду до лагеря и назад. Час туда и обратно…
— Давай.
Когда я вернулся, Ваганов уже установил руль и перетаскивал на берег вещи.
— Ну что, навестил… своих?
— Навестил. Лежат как лежали…
— Тогда поплыли?
— Поплыли.
Андрей уселся за кормовое весло, а я с силой оттолкнулся шестом от берега. Пошли! Нас, покачивая, медленно втягивало в речную струю, потом скорость резко увеличилась. Плот закрутило, и мы едва избежали удара о торчавший из воды камень.
Мимо проносились бревенчатые строения заброшенного прииска, всякий железный хлам, оставленный здесь в пятьдесят восьмом году, обломки причала. За поворотом мелькнули и скрылись бараки «Медвежьего». Плот несло вдоль стремнины…
Мы плыли до самой темноты, выгребая в сторону от подводных камней и галечных отмелей, где на мелководье кипели полутораметровые буруны и тучи брызг висели над водой. Нас тащило сузившимся речным потоком между отвесными скалами, зевнуть возле которых означало врезаться в камень. К вечеру, уже в сумерках, чуть так и не случилось. Плот ударило о скалу, развернуло, вода хлынула через дощатый настил. Я с трудом снова поставил плот носом по течению.
В темноте, причалив к отмели, мы забили в песок два больших кола и привязали к ним плот. Спальные мешки и одежда намокли. Мы развели костер и долго сушили вещи. Заснули, смертельно усталые, здесь же, у костра, так и не поставив палатку. Не хватило сил.
Утром Ваганов долго рассматривал прожженный на спине свитер.
— Ерунда, — успокоил я его, — носить можно. Все равно под фуфайкой не видно.
— Конечно ерунда! — засмеялся Андрей. — Глянь на свои носки.
Я повертел обугленные, съежившиеся от жара костра носки и забросил их в траву. Благо имелась запасная пара.
Я открыл банку тушенки и поставил ее на угли. Ваганов придвинул котелок с чаем и пробил рукояткой ножа ледяную корку.
— Вот это да! Градусов пять мороз, не меньше.
— Не горюй, завтра будет холоднее! — «утешил» я его.
В тот день плот дважды с маху садился на мель. От сильного удара лопнула одна из досок, за борт полетел мой рюкзак, и я едва успел его поймать, окунувшись по пояс в воду.
Мы торопились. До Нелькана оставалось не меньше недели пути. Если бы ночи были посветлее, плыли бы и ночью. Проклятый вертолет мог догнать нас в любой день, и сколько дней осталось в запасе, знал один лишь Бог.
Вечером заморосил дождь. Причалив к берегу, мы натянули палатку.
— Зато мороза не будет, — удовлетворенно заметил Ваганов.
Он варил суп из консервов, натянув на голову остроконечный брезентовый капюшон. От костра валил пар.
— Супец наваристый, — хвалил себя Андрей, — макароны и сосисок банка. Может, водки выпьем?
— Всего одна бутылка осталась, — напомнил я.
— А спирт?
— Спирт на прииске допили. После того, как я тебе ногу резал.
— Хе… а я и не помню. Думал, сдохну. Хороший бы из тебя коновал получился… Ну что, прикончим бутылку, чтобы душу не мозолила. Хоть поспим нормально, а то вон дождь какой!
Мелкий дождь барабанил по нейлоновой крыше, нагоняя дремоту.
— Водку всю выпили, а ведь завтра я твою рану смотреть собирался, — запоздало вспомнил я. — Чем промывать будем?
— Она уже почти затянулась. Йод есть… Это ерунда. А вот успеем до Нелькана доплыть или нет?
— Дней пяток дождливых — и доплыли бы. Вертолет в такую погоду не полетит.
— Добраться бы только до Нелькана, — сказал Андрей.
— У меня там двое дружков живут. Помогут! Смоемся первым же вертолетным рейсом или с почтовым самолетом. Там маленькие самолеты тоже садятся. Ищи нас потом по белому свету!
Он замолчал, понимая, что ляпнул не то. У Ваганова действительно сто дорог. А я от семьи куда денусь? Разве что пересидеть где месяц-другой…
Трупы боевиков скорее всего не найдут. Но то, что с бригадой случилось какое-то происшествие, Монгол поймет сразу. Куда исчезли сразу шестеро? Логично будет предположить, что на нас напали и перебили всех из-за золота и денег. Но Монгол, конечно, проработает все варианты и искать будет, пока не найдет концы.
На четвертый день мы не сумели вывести плот из струи, которая тащила нас на скалу. Ударом выбило сразу несколько металлических скоб, плот стал расползаться словно горсть спичек. Треснуло зажатое камнем левое весло, меня выбросило за борт, следом свалился рюкзак. Карабин и топор, булькнув, исчезли между разъехавшимися бревнами.
Ваганов, стоя на коленях, держал оставшиеся вещи. Я плыл рядом с плотом, пытаясь соединить упрямо расползающиеся бревна. За борт свалился котелок и, накренившись, исчез под водой. Спальный мешок, похожий на перевернутую вверх брюхом рыбу, медленно опускался на дно.
Мы кое-как выгребли к берегу и потянули кормой к песку разбитый плот. Лязгая зубами, сбросили с себя мокрую одежду, развели костер. Холодный ветер заставлял нас теснее прижиматься к огню.
— Надо было водку на сегодня оставить, — накрываясь фуфайкой, изрек Андрей.
— Она бы все равно утонула…
— И то верно, — с легким сердцем согласился Ваганов.
— Давай ногу посмотрю, пока без штанов стоишь.
Опухоль спала, рана была покрыта подсыхающей коркой.
— Как на собаке заросло, — похвалился Андрей. — И резали меня и били, а все живой. Тьфу, чтоб не сглазить!
Высушив одежду, мы снова сбили плот, орудуя уцелевшим топором. Мы потеряли карабин, палатку, часть одежды, а из обуви у меня остался один сапог.
Из запасов еды сохранились лишь две банки рыбных консервов и немного соли, которую еще в начале плавания мы предусмотрительно разделили на несколько частей. Из боеприпасов имелось тридцать семь патронов к карабину и штук сорок к "кольту".
— Чего-нибудь подстрелим, — насухо протирая пистолет, заверил меня Ваганов. — Главное: соль есть и нога заживает.
Он засмеялся и подмигнул мне. А у меня беспокойно ворохнулось в груди. Ветер давно разогнал облака, и в голубом сентябрьском небе ярко светило солнце. Вертолет! Вот что тревожило меня больше всего. Я не сомневался, что у нас хватит сил добраться до Нелькана с пустым брюхом, босиком, если… Если нас не догонит вертолет Монгола.
17
Вертолет появился на третий день после аварии с нашим плотом. Было тихое солнечное утро, и мы разговаривали о еде. Наш вчерашний ужин состоял из испеченной на углях белки, которую я подстрелил на месте ночевки. Другой дичи не попадалось, и в путь мы отправились без завтрака.
Ваганов рассуждал, что надо внимательно глядеть в оба. К реке выходят на водопой олени, и подстрелить их очень просто. Главное — не зевать. Вчера мы прозевали сразу двух оленей. Пока чухались, доставали карабин, олени скрылись в лесу.
— Лучше всего мясо запекать в глине, большим куском. Правда, это долго. Пока углей нажжешь, чтобы жар сильный был, пока пропечешь… Но зато вытащишь, нарежешь кусками, а с них жир так и капает. Пробовал?
— Пробовал когда-то на охоте. Мы так кабанятину делали. Только куски в фольге запекали.
— Кабанятина, это не то…, впрочем, я бы и от грибов не отказался. Смешать с молодой картошкой и на подсолнечном масле хорошенько зажарить. Да по стопке, или лучше… по две.
Ваганов закрутил головой и, прикрыв глаза, пустил слюну. И в этот момент я услыхал гул вертолетного двигателя.
Несколько секунд мы напряженно вслушивались, потом дружно погнали плот к пологому левому берегу. От напряжения затрещало весло. Ваганов, приседая и выпрямляясь, отталкивался шестом. Через несколько минут плот уткнулся в галечную отмель, и мы, подхватив рюкзаки, бросились в лес.
Бело-голубой МИ-8 со знакомым бортовым номером «163» летел на высоте трехсот метров. Бежать дальше не имело смысла — нас бы обязательно увидели. Мы стояли, прижавшись спинами к толстой разлапистой ели, и, тяжело дыша, следили за МИ-8.
Вертолет завис над плотом, затем двинулся вниз по течению реки. Примерно через километр, МИ-8 развернулся и пошел снова в нашу сторону, пронесясь на расстоянии двухсот метров от нас. Вихрь мелких песчинок и хвои поднялся с земли. Наши преследователи, несомненно, понимали, что мы скрываемся где-то неподалеку.
Вертолет описывал круг за кругом, захватывая все большее пространство леса на левом берегу, где стоял плот.
Из иллюминатора МИ-8 вылетела желтая сигнальная ракета, за ней — вторая, третья, и сразу же короткими частыми очередями ударил автомат. Ракеты летели вниз одна за другой. Загорелась сухая трава на поляне, дым, растекаясь, пополз к реке. Вертолет снова пронесся над нашими головами. Красная ракета, рассыпавшись гроздью, упала между елями, шагах в сорока от нас. Влажная хвойная подушка дымилась, языки огня, шипя, вырывались наружу.
